В колонне нестройно затянули песню. Впереди на самой малой скорости ехал зеленый «шевроле» Дейкина. Позади остался лагерь, стихли прощальные возгласы женщин.

Едва они тронулись, как сбоку к ним пристроились, растянувшись вдоль всей колонны, десять полицейских на мотоциклах. Прошли с полмили, их обогнала большая открытая машина, битком набитая людьми. Она резко затормозила посреди дороги. У сидевших в ней были в руках ружья, у каждого красовался знак — «помощник шерифа». Водитель взобрался на сиденье и обратился к колонне.

— Смотрите, чтоб порядка не нарушать! Шагайте сколько вашей душеньке угодно, только движению не мешайте! — прокричал он. — Драк не затевать! Ясно? — он снова уселся за руль, обогнал зеленый грузовик и возглавил шествие.

Джим с Маком шли метрах в пятидесяти позади. Мак усмехнулся.

— Видишь, какую встречу нам устроили? Все честь по чести.

Кое-кто вокруг заулыбался, а Мак продолжал:

— Право бастовать у нас вроде бы есть, а вот пикеты выставлять запрещено, хотя яснее ясного, что забастовка без пикетов бессмысленна.

Настроение у слушающих переменилось, поднялась воркотня, правда, пока довольно беззлобная. Мак тревожно взглянул на Джима.

— Не нравятся мне они! — тихо бросил он. — Какие то вареные. Молю бога, чтоб они встряхнулись, чтоб злоба проснулась. Если нам случай не поможет, считай, все впустую.

Нестройными рядами вступили забастовщики в городок, держась тротуаров. Враз притихли, многие стыдливо потупились. Из окон домов их провожали долгими взглядами, детишки на лужайках завороженно смотрели на них, родители хватали их за руку и уводили домой, крепко накрепко заперев за собой дверь. Прохожих можно было сосчитать по пальцам. Мотоциклы ехали так медленно, что ездокам-полицейским приходилось то и дело выставлять ногу и отталкиваться от земли, чтобы сохранить равновесие. Так, ведомые шерифской машиной, шеренги бастующих окраинными улицами добрались до станции. Остановиться пришлось чуть поодаль от путей, так как их сторожило человек двадцать с ружьями и гранатами со слезоточивым газом.

Дейкин поставил грузовичок на обочине. Шеренги рабочих смешались, они стеной надвинулись на полицейских. Дейкин и Лондон прошли перед ними, на ходу давая указания: по возможности стычек с полицией не затевать. А с приезжими сперва нужно поговорить, и не больше.

На дальних путях стояли два состава с вагонами-холодильниками.

Джим повернулся к Маку и, чтобы не услышали Другие, сказал:

— А что, если наших «подменщиков» до станции не довезут, а высадят поблизости? Тогда наша затея — насмарку.

Мак лишь покрутил головой.

— Сейчас они так не поступят. Им важно показать, сколь они сильны, запугать хотят. Только бы поезд пришел! Пока ребята ждут, изведутся. Появится неуверенность, страх.

Кое-кто из забастовщиков присел у насыпи. Разговаривали все тихо, сбившись тесной кучей: с одной стороны станционная охрана, с другой шерифские приспешники. Неуютно и неспокойно людям в таком соседстве. Сидевшие в машинах не выпускали из рук ружей, прижимая их к груди.

— Похоже, легавым тоже не по себе, — заметил Мак.

А Лондон тем временем успокаивал кого-то из своих.

— Не будут они стрелять, ни за что не будут. Не посмеют.

Его прервал возглас:

— Едет!

Далеко впереди поднялось крыло семафора. Над кронами яблонь заклубился дым, донесся перестук вагонных колес. Все повскакали на ноги и напряженно, вытянув шеи, стали всматриваться: не появится ли поезд.

— Ребят близко не подпускать! — крикнул Лондон.

Медленно вполз на станцию состав: черный локомотив, за ним цепочка товарных вагонов, в открытых дверях сидели, свесив ноги, люди. С лязганьем и шипеньем, обдав всех паром из-под колес, локомотив затормозил. Вагоны дернуло, в составе заскрежетало, запыхтело, и он остановился.

За шлагбаумом на пристанционной улочке на первых этажах домов размещались лавки и рестораны, на верхних — меблированные комнаты. Мак бросил взгляд через плечо: из окон выглядывало множество любопытных.

— Не нравятся мне эти рыла, — пробормотал он.

— С чего это? — спросил Джим.

— Не знаю. Обрати внимание: только мужчины. Ни одной женщины не видно.

«Подменщики», сидевшие в дверях вагонов и стоявшие у них за спинами, не торопились вылезать, тревожно поглядывая на собравшихся.

Вперед вышел Лондон. Он подошел почти вплотную к охраннику, тому пришлось даже попятиться, уперев в живот Лондону ружейное дуло. Локомотив, словно огромный, загнанный зверь, тяжело пыхтел, стараясь отдышаться.

Лондон сложил ладони рупором и пророкотал:

— Вот что, ребята! Вам с нами воевать не след! И легавым незачем помогать! — Машинист выпустил пар, заглушая его голос, сбоку из локомотива вырвалось белое облако, свистом и шипеньем своим поглотив все остальные звуки.

Толпу забастовщиков вспучило, повлекло прямо на охрану. Дула ружей нацелились на рабочих со всех сторон. Лица у охранников напряженно застыли, но угроза по действовала: толпа остановилась. А пар не унимался: клубами разлетался по сторонам, заглушал все и вся.

Вот у двери одного из вагонов поднялась возня- слов но муравейник разорили. Вперед протолкался плюгавый человечек и спрыгнул наземь.

— Ты только посмотри! Это же Джой! — прокричал Мак прямо в ухо Джиму.

Маленький нелепый человечек обратился лицом к сидевшим в дверях, судорожно взмахнул руками. За неистовым свистом и шипеньем не понять, говорил он или нет. Сидевшие в дверях попрыгали на землю, окружили Джоя тот все отчаянно жестикулировал. Изуродованное шрамами лицо еще больше исказилось. Он собрал пять-шесть человек и повел к толпе забастовщиков. Охранники беспокойно озирались, трудно уследить за теми и за другими.

И вдруг, перекрывая шум, ударили три резких хлопка. Мак обернулся — в окнах домов враз исчезли ружейные стволы и лица, тут же опустились шторы.

Джой стоял как вкопанный, глаза у него выпучились. Рот широко открылся, по подбородку побежала струйка крови. Бессмысленным взглядом обвел он толпу и рухнул лицом вниз, рукой заскреб по земле. Охранники уставились на бьющееся в судорогах тело — они не верили своим глазам. Шум и свист стихли, теперь на людей так же страшно давила тишина. Забастовщики стояли не шелохнувшись, оцепенело уставясь на умирающего. Вот Джой приподнялся на руках — точно огромная ящерица — и снова рухнул на землю. По щебеночной насыпи расползлась лужица крови.

Толпа тяжко заколыхалась. Лондон, как в полусне, выступил вперед, и толпа двинулась следом; застывшие лица, оцепенелый взор. Охранники вскинули ружья, но забастовщики все надвигались, надвигались. Охранникам пришлось спешно расступиться: с другой стороны из дверей вагонов потоком хлынули люди. Шеренга забастовщиков изогнулась по краям, сомкнулась с набежавшими из вагонов, и вокруг убитого образовался круг, — так собирается паства вокруг пастыря.

Джим, не в силах унять дрожь, крепко вцепился Маку в рукав. Мак повернулся к нему.

— Бедняга Джой! Все ж и ему выпало кое-какую пользу принести. Знай он об этом, обрадовался бы. Ты, Джим, полюбуйся-ка на легавых! Да отпусти, наконец, рукав! Посмотри-ка, сдрейфили блюстители порядка!

И верно: шерифова свита растерялась. Подавить мятеж, разнять драку — дела привычные. А здесь на них движется стеной множество людей, и глаза у них невидящие, как у лунатиков, — есть чего испугаться. Но позиции сдали не сразу, хотя шериф уже завел машину, да и полицейские мало-помалу отступали к своим мотоциклам.

А те, кого привезли сюда, чтобы сломить забастовку, уже выбрались из вагонов. Коекто тишком пробрался под вагонами на другую сторону, большинство же стояло, скучившись, подле Джоя.

Мак заметил у края толпы Дейкина, маленькие блеклые глазки на этот раз не бегали, смотрел он прямо, не мигая. Мак подошел к нему.

— Надо б убитого к вам на грузовичок — и в лагерь.

Дейкин медленно повернулся.

— Нам его трогать нельзя. Его увезет полиция.

Мак не выдержал: