Впрочем, и само слово «догма» Рерихами воспринято: «Истинное Солнце и истинная Луна так же невидимы как и истинный человек, - гласит оккультная догма»{292}.
И по сути в теософии действительно есть свой догматизм: «Каждая наука в начале времен была открыта Божественным Наставником и тем самым сделалась священной и могла передаваться только в ходе посвящения. Поэтому ни один посвященный философ не имел права раскрывать ее. Один раз примите этот факт без доказательств - и предполагаемое «невежество» древних мудрецов объяснится»{293}.
Очень удачный прием. «Один раз», лишь один - поверьте без доказательств. Но – во что? - В то, что «каждая наука» (на самом деле – каждая из отраслей теософско-каббалистической магии: хиромантия, некромантия, астрология[115] и т.п.) имеет Божественное происхождение. И в то, что во всех религиях все мистерии говорили лишь об одном[116]. То есть перед нами замечательно экономное предложение: лишь один раз поверьте нам «без доказательств». Но поверьте лишь в то, что мы и только мы всегда и во всем правы. Поверьте всего лишь в догмат нашей всегдашней непогрешимости.
В деятельности современных рериховцев этот рекомендуемый догматизм проявляет себя в таком, например, тексте, написанном в защиту руководящей роли Международного Центра Рерихов: «Вы принялись судить действия этого Фокуса, совершенно забыв, что.. в полной мере понять действия Фокуса, т.е. надсистемы, система, т.е. мы с вами, в принципе не можем. Мы можем лишь приблизиться духоразумением к целостному пониманию действий Фокуса, но эту целостность понимания всегда отличает конструктивизм, которого в ваших действиях не наблюдается. Фокус, на то и Фокус, что он не плохой и не хороший. Он целесообразен в большей степени, чем нижележащие звенья, т.е. мы с вами»{294}.
Но, несмотря на то, что в теософии есть свои догматы, все же ясно сформулированные и осознанные догматы не есть признак религии. Когда Скородумов создавал свою дефиницию, он имел перед глазами вполне определенный образец религии. Православное христианство. И он создал свое определение так, чтобы православие было в нем легко узнаваемо. Сложность же ситуации в том, что мир религии многообразнее. Наличие «жестко установленных догматов» - это черта, присущая лишь христианству. Была ли религия у древних греков? А кто-нибудь когда-нибудь формулировал ее догматы? Были ли религия у древних славян? Была. Но ее черты были столь неопределенны, что князь Владимир мог своим властным указом переместить Перуна из второго ряда божков на первую роль… Вообще догматы в строгом смысле этого слова – это фиксация определенных суждений о Боге. Большинство религий этого никогда не делало, ограничиваясь простым указанием на непостижимость Божеcтва… Переставали ли они от этого быть религиями?
Но текст ярославского рериховца содержит в себе еще и некую долю новизны. Он пишет: «Философская система не включает в себя приведённых понятий. Вместе с тем философия вполне может рассматривать проблемы взаимоотношений духа и материи, а также многие другие религиозные вопросы. Сама она от этого религией не становится, а продолжает оставаться философией» {295}.
Конечно, философия «может рассматривать проблемы взаимоотношений духа и материи» и при этом «оставаться философией». Религиовед, изучающий христианскую трактовку «проблемы взаимоотношений духа и материи», сам может не быть и не стать христианином, а остаться сторонним исследователем. Но рериховцы-то поглощены на «рассмотрением», а проповедью вполне определенной модели разрешения этих «взаимоотношений». Тем не менее нельзя не отметить определенную трезвость г. Скородумова – он все же согласился с тем, что те вопросы, которые «рассматривает» теософия, являются «религиозными» (другие рериховцы будут настаивать, что и вопросы о соотношении духа и материи, о бессмертии души и т.п. являются чисто светскими и культурными, но никак не религиозными).
По предмету своего главного интереса теософия несомненно является религиозным учением. Она исходит из первичности Духа, из того, что существует надчеловеческий духовный мир, который влияет на жизнь людей[117]. Вот первое изложение начал теософии Блаватской в ее теософском катехизисе: “Эклектическая Теософия состояла из трех частей: 1. Вера в одно абсолютное, непостижимое и Высшее Божество или Бесконечную Сущность, которая является источником всей Природы, всего, что существует, видимого и невидимого. 2. Вера в вечную бессмертную природу человека, потому что, являясь излучением Всеобщей Души, он имеет ту же сущность, что и она. 3. Теургия, или "божественная работа", или выполнение работы Богов"{296}.
Итак, по своим базовым утверждениям Агни Йога может быть названа религиозным учением. В конце концов, теософия сама выдает себя за синтез всех религиозных традиций человечества — как же при этом она сама может не быть религиозной? Если дом построен из бревен — очевидно, его следует назвать деревянным. Если некое учение является синтезом религий, — очевидно, оно является религиозной доктриной, а не теорией сопромата.
“Синтез всех религий” может быть чем-то нерелигиозным — но только в том случае, если он вобрал в себя случайные, нехарактерные черты каждой из религий. Можно составить “синтез всех религий”, если из каждой священной книги взять, например, описания растений (“Когда ветви смоковницы становятся уже мягки и пускают листья, то знаете, что близко лето” — Мф. 24,32). В таком случае появится энциклопедия древней ботаники, но никак не “тайная доктрина”. Напротив, теософия полагает, что она нашла не ботанический, а именно мистический ключ к самым древним мистериям, культам, откровениям. Как заявляла Анна Безант, “Теософия есть утверждение мистицизма в недрах всякой живой религии”{297}.
Вообще религии в беспримесном виде на земле не существует. Любая религия воплощена в людях и в их культуре. Поэтому она вбирает в себя и культурные, философские, этические, научные и натурфилософские компоненты. Вопрос только в их пропорциях. Человеческий организм содержит в себе железо. Но было бы глупо на этом основании уверять, что человек и рудник – одно и то же.
Рериховцы иногда готовы признать, что в их воззрениях есть религиозный элемент. Но – это всего лишь элемент, он не характеристичен и незначителен, - уверяют они.
Что ж, мы еще увидим, что такое религиозная составляющая теософии: вкусовая добавка или основное блюдо.
При этом сразу скажу: обнажение религиозного характера теософии я не рассматриваю как попытку ее унизить. При этом сразу скажу: обнажение религиозного характера теософии я не рассматриваю как попытку ее унизить. Как ни странно, свой анализ теософии я хочу начать с утверждения тезиса о родстве теософии с христианством. И вы, и мы – религиозны. Между теософией и православием нет отличий - в этом отношении. Странно, что теософия, которая при случае готова говорить о том, что она ищет единства со всеми, именно в этом вопросе почему-то начинает отмежевываться от признания нашей единоприродности. Да нет, дорогие мои оппоненты, именно в этом вопросе мы с вами – ягодки с одного поля: религиозного.