— Ах, романтичность? — закричал принц Боло, обнажая свою шпагу. — Мерзкий Джинн! Тебя проткнуть? Да как ты осмелился предположить, что моя Батчет отправилась туда… чтобы завести роман?

— О нет, нет! — в панике воскликнул Еслий. — Тысяча извинений. Я не это имел в виду, я вовсе не хотел вас обидеть.

— На этот счет не стоит волноваться, — быстро заверил принца Боло Рашид, и Принц медленно вложил свою шпагу в ножны. — Она была там только со своими фрейлинами и ни с кем больше. Они, хихикая, говорили о Стене Балаболия, мол, не подойти ли поближе и не потрогать ли ее. «Я хочу понять, что представляет собой эта знаменитая невидимая штука, — слышал я ее голос. — Если глазами ее не увидеть, то, может быть, можно пальцами потрогать или языком попробовать». И тут наблюдавшие за Принцессой из кустов терновника чупвала легко проникли через дыру в Стене, схватили всех леди и потащили их, визжащих и брыкающихся, к своим палаткам.

— Что же вы за человек, — презрительно фыркнул принц Боло. — Сидели себе в укрытии и ничего не предприняли, чтобы спасти их?

Услышав последнее замечание, Морж, Спикер и Генерал смутились, а Гарун густо покраснел.

— Этот Принц — да как он смеет, — шепнул он Еслию. — Если бы не его шпага, я бы…

— Согласен, — шепотом ответил Еслий. — Принцы, они такие. Но ты не волнуйся. На самом деле мы ему не позволяем решать ничего важного.

— А что бы вы предпочли? — с достоинством ответил Принцу Рашид. — Чтобы я, безоружный, в ночной сорочке, полумертвый от холода, выскочил из укрытия, как какой-нибудь идиот-романтик, и позволил схватить себя или даже убить? А кто бы тогда рассказал вам обо всем этом — кто бы тогда показал вам дорогу в лагерь чупвала? Хотите быть героем, принц Боло, — будьте; но некоторые предпочитают героизму здравый смысл.

— Боло, вам следует извиниться, — пробормотал Спикер. Нахмурившись и немного поважничав, принц Боло все же повиновался.

— Я был чересчур резок, — сказал он. — Мы благодарны вам за эти известия.

— Есть еще кое-что, — произнес Рашид. — Когда солдаты тащили Принцессу, они говорили страшные вещи.

— Какие вещи? — закричал Боло. — Если они ее оскорбили…

— «Скоро Великий Праздник Безабана, — сказал один из них. — Так почему бы нам тогда не принести в жертву нашему Идолу эту принцессу гуппи? Зашьем ей губы и дадим новое имя: Немая Принцесса — Принцесса Хамош. — И они рассмеялись.

В Тронном зале воцарилась тишина. Первым, конечно, очнулся Боло:

— Нельзя терять ни секунды! Всеобщая мобилизация — все Страницы, все Главы, все Тома! — К оружию! К оружию! За Батчет, за мою единственную!

— За Батчет и за Океан! — напомнил ему Морж.

— Конечно, конечно, — раздраженно сказал Боло. — И за Океан тоже. Естественно, разумеется, очень хорошо.

— Хотите, — предложил сказочник Рашид, — я провожу вас к лагерю чупвала?

— Молодец! — воскликнул Боло, снова хлопнув Рашида по спине. — По отношению к вам я был неправ!

— Если ты туда пойдешь, — сказал Гарун отцу, — то не думай, что тебе удастся от меня отделаться.

Хотя Бесконечный Дневной Свет вызывал у Гаруна странное ощущение, будто время в Стране Гуп стоит на месте, в какой-то момент он почувствовал, что изрядно устал. Веки у него все время смыкались, и он не мог ничего поделать. А потом его сотряс такой зевок, что это заметили все присутствовавшие в Тронном зале.

Рашид Халиф попросил, чтобы Гаруна уложили спать, и несмотря на протесты последнего («Я не хочу спать — ни капельки»), Странице Трясогубке велено было проводить его в его комнату.

Вслед за Трясогубкой Гарун шел коридорами, вверх по лестницам, вниз по лестницам, через двери, за угол, во двор, по балконам и снова коридорами. С первой же минуты Страница (которая, казалось, не могла больше сдерживаться) разразилась тирадой, направленной против Батчет.

— Какая дура! — возмущалась Трясогубка. — Будь я принцем, и моя невеста позволила бы себя украсть, потому что была такой идиоткой, что отправилась к Полосе Сумерек, только чтобы полюбоваться звездами в небе или — того хуже! — потрогать эту дурацкую стену, мне бы в голову не пришло начинать войну, чтобы ее вернуть! По мне, так и слава богу — избавились! Особенно если вспомнить ее нос, эти зубы… Впрочем, не будем об этом. А уж о том, как она поет, и подумать страшно, ты просто не поверишь, какой жуткий у нее голос! И теперь мы все должны идти на ее поиски, может быть, погибнуть, потому что мы не видим в темноте…

— Скоро мы придем к моей спальне? — поинтересовался Гарун. — Я не знаю, сколько я еще выдержу.

— А униформа? Ты же хотел узнать про униформу, — продолжала Трясогубка, не обращая внимания на его слова и бодро маршируя по залам, винтовым лестницам и переходам. — Ты думаешь, чья это идея? Конечно, ее, Батчет. Она решила «приложить свою руку к гардеробу Страниц Королевского Двора». Правда, сначала она хотела превратить нас в ходячие любовные письма. Пришлось целую вечность носить на себе «целую-пупсик», «обнимаю-зайчик» и прочие тошнотворные тексты в том же духе. Но потом она передумала и велела переписать самые великие истории мира так, как если бы героем в них был Боло. И теперь вместо Аладдина, Али-Бабы и Синдбада — один Боло, Боло, Боло.

Нет, ты представляешь, жители Гуп-Сити смеются нам в лицо. А уж о том, что происходит за нашими спинами, и говорить нечего…

Трясогубка с торжественным видом остановилась у внушительной на вид двери и объявила:

— Твоя спальня!

Вдруг дверь распахнулась, и гвардейцы, схватив их обоих за уши, велели убираться прочь, пригрозив бросить в самое глубокое подземелье дворца, потому что они, как оказалось, заявились к опочивальне самого короля Балаболил.

— Мы что, заблудились? — спросил Гарун.

— Это такой сложный дворец, что мы действительно немного заблудились, — призналась Трясогубка. Но зато неплохо поболтали, да?

Замечание это привело Гаруна в такое отчаяние, что он неловко взмахнул рукой и случайно сбил с головы Трясогубки, совершенно этого не ожидавшей, каштановую бархатную шапочку… Когда шапочка слетела, на плечи Трясогубки каскадом хлынули блестящие черные волосы.

— Зачем ты это сделал? — взвыла Страница. — Ты же все испортил!

— Значит, ты девчонка, — сказал Гарун, хотя это было очевидно.

— Т-сс, — прошипела Трясогубка, запихивая волосы под шапочку. — Ты что, хочешь, чтобы меня уволили? Затащив Гаруна в небольшую нишу, она задернула штору, скрывшую их от посторонних глаз. — Думаешь, легко девчонке получить такую работу? Разве ты не знаешь, что девчонкам нужно дурачить людей каждый божий день, чтобы хоть куда-то пробиться? Твою жизнь тебе, может, и поднесли на блюдечке, ты, может, и родился в рубашке, но кое-кому приходится бороться.

— Ты хочешь сказать, что тебе не позволили бы стать Страницей только потому, что ты девчонка? — спросил Гарун сонно.

— Я хочу сказать, что ты всегда делаешь то, что тебе велят, — с жаром продолжала Трясогубка, — я хочу сказать, что ты всегда съедаешь всю еду со своей тарелки, даже цветную капусту. Я хочу сказать, что ты…

— Что я, по крайней мере, могу сделать что-нибудь совсем простое, например, проводить до спальни, — перебил Гарун. Трясогубка вдруг широко и ехидно ухмыльнулась.

— Конечно, ты же из тех, кто идет спать, как только ему велят, — заявила она. — И тебе совсем не интересно подняться на крышу дворца через тайный ход, который находится здесь.

Тут Трясогубка нажала кнопку, спрятанную в резной деревянной панели на изогнутой стене ниши. За отъехавшей в сторону панелью оказалась лестница, и вот Гарун уже сидел на плоской крыше дворца и смотрел на залитую ослепительным солнцем панораму страны Гуп, на Сад Удовольствий, где полным ходом шли приготовления к военным действиям, на Лагуну, где строилась великая флотилия механических птиц, и на Океан Историй, над которым нависла угроза. Внезапно он понял, что никогда прежде не чувствовал себя таким полнокровно живым — даже несмотря на то, что усталость валила его с ног. И в этот самый миг Трясогубка молча вытащила из кармана три мягких шарика из золотого шелка, подбросила их в воздух, так что они засияли на солнце, — и начала жонглировать.