Тот вечер прошел как обычно — за домашними хлопотами, к которым я подключился с удвоенной энергией (так как теперь понимал, что следует готовиться не к месячному отдыху здесь, а к пожизненному заключению) и разговорами, в которым мы оба старательно обходили тему моего утреннего припадка. Да, где-то в моей душе осталась тоска, но она уходила все дальше и дальше, намереваясь исчезнуть совсем. И да, в Сашином взгляде все еще читалась боязнь за меня и настороженность, но и она, как мне показалось, уходила…

То-то и оно, что только показалось! И все могло бы быть хорошо и замечательно, если бы не Саша…

Когда я уснул она тихо, стараясь не шуметь, встала с постели и зажгла керосиновую лампу. Как она потом говорила мне, сначала у нее не было даже мысли о том, чтобы пытаться понять, что же произошло со мной — просто она не могла уснуть, и хотела немного посидеть при свете керосинки, почитать на ночь — благо, что во время последнего рейда в город мы под завязку забили джип книгами. Но потом идея пришла к ней как будто с потолка. Просто ни с того ни с сего Саша, вдруг, решила узнать, в чем причина моего утрешнего срыва.

К сожалению, она была далеко не глупой девушкой, и потому тут сложила два и два. Первое «два» — что-то вызвало мою истерику, и второе «два» — я, как безумный, бил зеркало до тех пор, пока не превратил его в горстку острых осколков, впивавшихся мне в руку при каждом ударе. Что у нас в итоге? «Зеркалофобия»…

Саша достала зеркало из своей косметички, также укомплектованной во время последнего рейда за продуктами и запчастями, и долго рассматривала его в тусклом свете керосинки. А потом, к сожалению, догадалась направить его на меня, и посмотреть на отражение…

Удивляет меня только то, что она не разбудила меня тут-же… Она никогда не сознается, но мне кажется, что Саша не сделала этого только потому, что боялась. И меня, и за меня… Боялась, что если она разбудит меня среди ночи вопросом: «Почему ты не отражаешься в зеркале?», то я вновь сорвусь, и не исключено, что вместе зеркала примусь крошить на мелкие кусочки ее саму.

И я ее понимаю… Всегда страшно видеть, как человек сходит с ума, как он теряет связь с реальностью, рвет ее, будто тоненькие нити, и в конце концов полностью перестает отдавать себе отчет в своих действиях. Страшнее этого только когда этот человек находится рядом с тобой…

Саша не разбудила меня — она просто улеглась рядом и попыталась заснуть. Не то рассчитывая, что «Утро вечера мудренее», не то, что утром все вновь станет на свои места, и мое отражение вернется туда, куда ему и положено. Уснула она только под утро… А до того — так и лежала рядом со мной на кровати, боясь лишний раз ворохнуться с боку на бок, чтобы не разбудить меня…

Утром я, естественно, проснулся первым, но стоило мне попытаться слезть с кровати, как проснулась и Саша. Я улыбнулся ей, сказал традиционное «доброе утро» и попытался поцеловать, но встретившись с ней взглядом понял, что что-то произошло.

— Что-то случилось? — спросил я.

Вместо ответа Саша молча встала с постели, как была, в ночной рубашке, и, взяв со стола зеркало, протянула его мне. Я инстинктивно отпрянул, и Саша замерла напротив меня, не зная, чего ожидать.

— Убери… — попросил я.

— Я хочу взглянуть на твое отражение… — осторожно начала Саша, — Я хотела сделать это вчера вечером, когда ты уже спал, но…

— …Но его не было, — продолжил я, представив себе, как смотрелась пустая, даже не примятая постель в том месте, где должен был находиться я. А затем решительно взял из Сашиных рук зеркало и развернул его к себе. Если вчера вечером я еще тешил себя надеждами, что мой двойник просто ушел куда-то погулять, то сейчас эти надежды не просто испарились — они вспыхнули, взорвались и рассыпались прахом. В зеркале отражалась расправленная кровать, окно, стена… Но никого, даже отдаленно похожего на меня я там не заметил.

— Меня там нет и сейчас, — сказал я Саше, протягивая ей зеркало, и уже предчувствуя, что придется объясняться с ней. Рассказывать ей что-то, или, может быть, даже ВСЕ! — Можешь взглянуть сама.

Но вместо того, чтобы забрать у меня зеркало, Саша протянула мне книгу, которую читала вчера вечером — какой-то по счету том сочинений Стейнбека.

— Возьми книгу, — умоляюще попросила она, — И посмотрись в зеркало с ней.

Против своей воли я улыбнулся. Да, это было смешно — мы с Сашей оказались удивительно похожими. Как когда-то я экспериментировал со своим отражением в зеркале, обнаружив, что оно перестало быть зеркальным (то есть больше не путало лево и право), так и сейчас Саша, даже напуганная и растерянная, предлагала мне поэкспериментировать с этим новым феноменом.

Уже догадываясь, что я увижу, я взял зеркальце в одну руку, а книгу в другую. Естественно, в отражении не было ни меня, ни книги… Ведь я не просто не отражался в зеркале — в нем, в этом окне в иной мир, не было моего двойника, который мог бы взять книгу в руки.

Я продемонстрировал это Саше, повернувшись так, чтобы она могла видеть мое отражение, и она испуганно ойкнула, переводя взгляд с меня на зеркальце, и обратно.

— Ты… Ты не вампир? — спросила она, и эти ее слова, наверное, предопределили весь дальнейший ход событий. Это вопрос не просто разрядил обстановку — он заставил меня расхохотаться, зайтись гомерическим хохотом на глазах у испуганной и ничего не понимающей Саши.

Еще продолжая смеяться я подскочил к ней, обнял и повали на кровать рядом с собой, уткнулся ей в плечо и, продолжая смеяться, бормотал себе под нос: «Вампир… Вампир!»

— Когда ночью я увидела, что ты не отражаешься в зеркале, — говорила она мне потом, когда я, просмеявшись, заявил ей, что все гораздо проще и, в то же время, сложнее, — Это было моей первой мыслью! Но потом я поняла еще кое что…Что одеяло лежит на постели так, как будто под ним никого нет, что постель даже не смята, а подушка не вдавлена. Как будто ты не просто не отражаешься в зеркале, как будто тебя просто нет!

— В некотором роде это действительно так, — ответил я, — ТАМ меня действительно нет…

И тут Саша задала мне самый неожиданный вопрос в моей жизни, да и в ее, наверное, тоже. Нет, действительно я не зря влюбился в эту девушку. Будь она хоть трижды порождением моего воображения, считанным с него Зазеркальем — она все равно была самым очаровательным и, при этом, еще и умным созданием во всех бесчисленных мирах.

Спустя несколько дней она сказала мне, что в тот миг спросила это чисто интуитивно. И если это так — благословенна будь эта великая сила, женская интуиция.

— Ты что-то знаешь о «Безмолвном Армагеддоне», да? — спросила меня Саша.

И я рассказал ей все! Все, что знал сам, все что пережил и прочувствовал. Саша слушала меня внимательно, и с ее лица не сходило выражение благоговейного трепета… Не передо мной, нет. Она восхищалась теми силами, что по каким-то причинам на время стали подчиняться мне.

Но вот во что она решительно отказывалась поверить, так это в то, что весь этот мир, все, что связано с «Безмолвным Армагеддоном» — лишь порождение моего сознания. И я прекрасно понимаю ее… Я бы тоже отказался верить в то, что я был придуман кем-то, хотя не исключено, что примерно так дела и обстоят.

Однажды мы в КОСе затронули похожую тему. Что если весь мир — своеобразная «Матрица»? Что, если каждый наш шаг продуман заранее кем-то, кто придумал нас всех? Что, если мы герои какого-то гигантского романа? Одна из тех, кто принимал участие в этой беседе, милая девушка по имени Настя, прозванная Шашоттером за фамилию Шашова, круглые очки и любовь к романам Джоан Роулинг, заявила тогда:

— Ну смотри, Тема, вот мы сейчас сидим здесь, хотя могли бы быть где-то в другом месте… Мы пришли сюда потому, что захотели этого! Нас никто не заставлял, никто не давал подсознательную наводку: «Шашоттер, сегодня ты идешь в КОС!!!»

— Ага, — поддакнул я, — А писатель, который сейчас пишет роман «Смерть в Медянском КОСе» думает совсем по-другому.