Дело дрянь! Надо решаться!

Но то, что Сашка задумал, почему-то нельзя было сделать дома. Нельзя, и все. Сашка сам даже не знал почему.

И вот его словно каким-то ветром занесло в темный подъезд Катькиного дома. Это был, наверно, самый старый дом в их городе. Только церквушка на том берегу реки, напротив стадиона, была, наверно, еще старинней.

Сашка попробовал пристроиться к высокому пыльному окну, где в паутине брыкалась и уныло жужжала муха.

Но по старой Катькиной лестнице все время без толку ходили какие-то люди. Одни вверх, другие вниз. И уже две какие-то старушки подозрительно оглядели Сашку. Потом они с понимающим видом переглянулись и обе покачали головами.

Нет, здесь было неподходящее место. Сашка боялся: только он откроет портфель, тут же из-за его плеча вылезет нибудь длинный нос: «А ты чем тут занимаешься, мальчик, а-а?»

Сашка стал подниматься вверх по лестнице. Но всюду за дверьми были люди.

Они смеялись, разговаривали, что-то заколачивали.

Невольно став на цыпочки, Сашка осторожно прошел мимо двери, на которой висела табличка.

По спине пробежал неприятный холодок.

Из-за двери, обитой толстой черной клеенкой, до Сашки донесся гнусный скрежет бормашины и чей-то стон.

— И нисколечки не больно, — проскрипела доктор Петрова.

Никакая клеенка не могла заглушить ее голос.

Сашка поднялся на самый верх.

Здесь была только одна дверь, забитая грубыми, шершавыми досками. Сашка отодрал доску, державшуюся на ржавом гвозде, и боком пролез на чердак.

На чердаке царила темнота. Свет еле-еле проходил через полукруглое окно, похожее на кошачий глаз.

Из темноты отовсюду вылезал какой-то хлам. От пыли и паутины все казалось косматым и лохматым.

Велосипед с одним колесом обнял рулем сломанный стул. Сбоку к нему пристроилось потухшее зеркало.

В глубине под досками что-то слабо блестело. Что-то круглое металлическое. Сашка изо всех сил вытянул шею. Не разберешь: не то самовар, не то рыцарский шлем.

Сашка осторожно протянул в темноту руки и тронул пыльные доски. Неслышно рвалась под пальцами паутина. Кто-то маленький, у кого было очень много ног, побежал по Сашкиной руке прямо в рукав. Сашка яростно затряс рукавом.

Да… Этот чердак не простой! А чего удивляться? В Катькином доме и чердак должен быть не такой, как у других.

Порыться бы тут неплохо. Но только не сейчас. Сейчас не до этого.

Сашка сел на ящик у окна. Вернее, это был не ящик, а какой-то старый, хлипкий сундучишко. Он пронзительно скрипнул, да весь так и заходил под Сашкой, как живой, когда тот на него уселся.

Со вздохом, похожим на стон, Сашка вытащил из портфеля дневник и раскрыл его.

Сердце тоскливо сжалось.

Вот она, проклятая. Двойка. Стоит себе, как миленькая. Такая закорючка, а всю жизнь человеку портит.

А ведь до этого все было просто прекрасно. До Сашкиного дня рождения оставались всего пятница и суббота. Надо было только их как-нибудь прожить, протерпеть, и все. Ну, спать, что ли, побольше, чтобы время поскорей прошло.

А в воскресенье папа обещал покатать весь Сашкин пятый «А» на своем катере «Степан Разин». Папа был там капитаном.

И Сашка миллион раз представлял себе, как он стоит на носу катера рядом с Катей. Лед сошел совсем недавно. Еще вполне может пойти дождь, а то и снег.

Он дождется, когда Катя как следует промерзнет, задрожит, как овечий хвост, и ее знаменитая челка намокнет.

Тогда он снимет с себя и отдаст ей все: и шарф, и пальто, и шапку. И Катя поглядит на него своими светлыми взрослыми глазами.

А может быть, и спасти ее удастся. Вдруг повезет, и она свалится за борт. В крайнем случае дать ей как-нибудь пинка незаметно. Борька начнет кричать, придумывать что-нибудь умное. А Сашка нет, он думать не будет. Он раз за борт — и спасет. А когда уж он ее спасет, всем будет наплевать, как она там очутилась.

Но теперь все лопнуло. Потому что папа был просто какой-то ненормальный с этой математикой.

Нет, это не зря говорят, что понедельник — самый несчастный день. Контрольная была как раз в понедельник. И вот пожалуйста — двойка.

Сашка проглотил колючую слюну. Он решительно вытащил из пенала ластик, потер грязный уголок о штанину задержав дыхание в груди, осторожно стал стирать двойку.

Стирать ее надо было ой как осторожно. Бумага так и сходила пленками.

Сашка поерзал на сундуке, чтобы усесться поудобней Но вдруг под ним что-то хрюкнуло, хрустнуло, подломилось, и Сашка ухнул вниз, прямо в сундучок, так что коленки оказались выше головы. Острая щепка уперлась в бок. А слева был еще гвоздь. Он прошел через штаны и немного уже вошел в Сашку.

Сашка глянул на дневник и с шипением втянул в себя воздух. На месте двойки чернела дыра.

Он яростно и бестолково забарахтался, стараясь вылезти из сундучка.

Сам все испортил! Такой дневник и вовсе папе не покажешь. По этой дырке кто хочешь сразу обо всем догадается.

Наконец Сашка с трудом встал на ноги. Не выдержав, со злостью изо всех сил ударил сундучок ногой. Сухие звонкие доски развалились, разлетелись в стороны.

Вот тут-то Сашка все и увидел.

На дне сундука горкой, одна на другой, лежали какие-то удивительные книги.

Книги были не простые. Это Сашка сразу понял. Наверно, таких ни в одной библиотеке не сыщешь. Разве только в музее.

Книги были старинные, даже совсем древние. С застежками из меди, а может, и из золота. А уж толстые! Одна книжечка, как папин портфель.

Двумя руками Сашка с трудом поднял верхнюю книгу. До чего ж тяжелая! А пылищи на ней…

Сашка плюнул на обложку и растер рукавом.

На старой темной коже блеснули глубокие золотые буквы. Сашка прочел:

Внизу блестели золотенькие буквы поменьше.

Эти слова как-то не сразу дошли до Сашки, и вдруг словно взорвались в нем. Сашка покачнулся. Его руки судорожно вцепились в книгу, будто она могла вырваться от него, удрать или улететь, как птица.

Тихонько, осторожненько, боясь дохнуть, Сашка открыл книгу. Буквы так и запрыгали у него перед глазами: тяжелые, красивые, все в завитушках.

«Ведь-ма о-бык-но-вен-ная, — по складам прочел Сашка. В голове было пусто и гулко. — Ух, ты! Ведьма! А в скобках вон еще написано: «На помеле и без помела». «Волшебники добрые», «Волшебники злые». «Вруны и вранье». И еще стихи какие-то.

Не веря своим глазам, Сашка прочел:

Этот «окер-покер» вдруг как-то остро огорчил Сашку. Он как-то все испортил. Из-за него все сразу стало каким-то дурацким, несерьезным. Разве так должно быть, если все настоящее, волшебное?

Сашка стал читать дальше:

Дальше почти ничего нельзя было разобрать. Низ страницы был весь в дырках и пятнах. Как будто книгу грызли мыши. Да еще к тому же кто-то из волшебников читал ее за обедом и переворачивал страницы жирными пальцами.