Допив свой коктейль и поставив бокал на столик, Лика кивнула головой, от чего её кудри пришли в движение, и сказала, вставая:

— Пойдем.

Легко подхватив свои, казалось, тяжеленные сумки, девушки грациозными походками, виляя красивыми бёдрами в обтягивающей синтетике и синхронно переставляя стройные ноги, направились к сектору паспортного контроля.

В этот момент на борту заходящего на стационарную орбиту туристического лайнера экстра-класса «Метрополия» началась легкая паника. Пришло срочное сообщение из Управления Разведывательных Операций, в котором говорилось, что два высокопоставленных чиновника с Земли обвиняются в шпионаже в пользу молодой расы цукхафалисов. Капитану лайнера было приказано арестовать шпионов и под конвоем отправить на Офелию для дальнейшего разбирательства.

Колонизатор «Колубм-4».

Стационарная орбита планеты 54-ON122.

— Есть касание! Мы сели, Орбита. Приступаем к разгрузке.

Посадочный модуль грузно опустился на травянистую почву. Все шесть опор на добрую треть метра погрузились в грунт. В днище модуля раскрылся зев лифта, и платформа с дроидами строительно-монтажного профиля медленно опустилась. Дроиды тут же приступили деловито сновать между опорами, стаскивать с платформы различные ящики, блоки электроники и прочий, понятный только им и техникам груз. Началось строительство первого контура будущей базы колонистов на планете Зеленая.

На мониторах, транслирующих изображения с различных камер посадочной шлюпки, было видно, как уже облаченные в рабочие скафандры техники Василий Петров и Вайко Тернет опускаются на лифтовой платформе вместе с последней партией груза и дроидов.

Когда платформа остановилась, достигнув почвы, Василий секунду помедлил, а затем уверенно сделал шаг в опаленную тормозной струей траву.

— Как говорится, маленький шаг для человека — это большой шаг для человечества.

Сие есть цитата. Такие слова сказал первый человек, в далеком 1969 году впервые ступивший на иную планету. Пусть то была всего лишь Луна — спутник Земли. Полет легендарного героя древности нес в себе прежде всего символический смысл, и значимость свершенного им подвига огромна. Нил Армстронг, так его звали, в двадцать седьмом веке получил за свой подвиг миллионы бронзовых, мраморных, серебряных, гипсовых и прочих бюстов. Его портрет украшает миллионы коридоров солидных учреждений от Флота, его знаменитую фразу пишут золотом на медалях «За освоение планеты» и на памятных открытках. Наравне с Армстронгом бешеной популярностью у людей до сих пор обладает другой астронавт древности, Василий Гагарин. Пожалуй, никому еще за семьсот лет не удалось улыбнуться более обаятельно, чем Гагарин перед своим первым стартом в космическое пространство. Перед первым стартом Человечества. Харизматическая личность Гагарина оказала огромное влияние на всю современную астронавтику в том плане, что даже прогулочная яхта, отшвартовываясь от заправочного пирса где-нибудь у богом забытого астероида, бросает в пространство сигнал старта из одного-единственного слова: «Поехали!».

От слов Петрова Вайко Тернет прыснул:

— Не мельчи с шагами, плагиатор! По твоей собственной логике выходит, что чем больший шаг ты сейчас сделаешь, тем лучше человечеству будет.

Тернет, конечно же, шутил. Он сам находился в состоянии возбужденного полета.

— Когда-нибудь эта планета станет процветающей колонией Человечества, — Василий не заметил сарказма в словах напарника. Он был слишком взволнован. — Надо будет какой-нибудь местный горный хребет или широкую реку назвать в честь нас.

— В полукилометре на норд-норд-ост вижу холмик, — указал рукой Тернет. — Назови его как-нибудь. Например, Холмик Имени Великого Колонизатора Василия Петрова и его скромного напарника Вайко Тернета!

Тернет снова прыснул, а Василий, заметивший на этот раз, что над ним аккуратно издеваются, пробубнил:

— Идиот.

Такие разговоры в эфире были обычным делом. Колонисты, даже если колонизируют уже далеко не первую планету, всегда нервничают. Болтовня, полушутливая-полурабочая, помогает снять волнение. Ведь, как-никак, момент, когда ты фактически приравниваешься к герою, не может не волновать. Все их реплики слушали в рубке корабля, оставшегося на орбите, но качество связи с каждой минутой ухудшалось.

— Ребята, вас всё хуже слышно. Связь скоро окончательно накроется из-за этой грозы. У вас там ещё не капает, кстати? — Капитан изредка вступал в разговор с техниками. Вообще, сейчас на планете работала автономная команда, и капитан своими советами не мог помочь: не разбирался он в технологии постройки первичных комплексов, в программировании дроидов и так далее. Поэтому он просто слушал радиоэфир, мрачно смотрел на приближающиеся черные тучи, в которых беспрестанно вспыхивали электрические разряды, и душу его заволакивало такое же черное, клубящееся, нехорошее предчувствие.

— Орбита, через какое время связь прервётся? — было уже непонятно, кто из техников спросил, потому что сигнал перебивал громкий треск помех.

— Через пять-шесть минут. Примерно на два часа, — сообщил офицер связи.

— Если вдруг почувствуете какую-то опасность — немедленно эвакуируйтесь, — добавил капитан.

— Так точно, Орбита. За нас не беспокойтесь.

Ещё около шести минут в эфире слышались шутливые ругательства техников, на экранах мониторов были видны, хоть и через мельтешащую завесу помех, далекие деревья — модуль сел на поляне диаметром около километра, — а потом сигнал пропал. Огромная наэлектризованная смесь турбулентных потоков, воды, ионов и озона накрыла лес и поляну с колонистами.

Теперь оставалось только ждать.

Хоть капитану и надоел до чертиков это полёт, эта реабилитация и этот корабль, но за три недели к своей команде он привязался. И теперь волнение за ребят, находящихся на поверхности планеты среди снующих туда-сюда дроидов, дурацкое предчувствие чего-то нехорошего заставляло капитана бесцельно ходить по рубке на манер броуновской частицы. Отдав распоряжение о подготовке десантного бота на случай экстренной эвакуации колонистов и получив ответ, что бот уже давно находится в полной готовности, так как капитан отдавал аналогичный приказ пятью минутами ранее, он отстраненно подумал о преимуществах инф-каналов. Но пока техники не возведут энергоустановку достаточной мощности, связи с поверхностью посредством инф-канала не будет.[5]

Время текло мучительно долго. Капитан, привыкший к высоким скоростям атмосферных истребителей, к быстрым динамичным полетам и воздушным баталиям, больше всего на свете не любил ждать. Ожидание для него было подобно китайской пытке, когда из подвешенного над тобой ведра по каплям, медленно, словно в водяном хронометре, сочится обычная вода. Она капает тебе на голову и сначала вроде бы даже и не замечаешь её, с облегчением благодаря бога о столь невыразительной и безболезненной экзекуции. Но проходит какое-то время — полчаса, час, — и это капание начинает чертовски сильно раздражать. Каждая капля при ударе о голову или шею вызывает все более и более нарастающую боль, шум в ушах напоминает морской прибой, вот только море — из настоящего кипятка, который стекает по телу и оставляет глубокие кровоточащие раны. Не остается ничего существенного, лишь боль и кипящие волны. Все секреты и тайны обесцениваются и становятся пустым звуком. И если никто не придёт и не снимет висящее над головой ведро, то мозги перемешаются и сомнут разум, вызвав страшное сумасшествие.

С чем-то подобным ассоциировалось ожидание для капитана.

Как и предполагалось, сигналов с поверхности планеты не поступало в течение двух часов, и лишь по прошествии этого времени его из раздумий вывел голос офицера связи:

— Кажется, мы что-то принимаем! Сэр, я вывожу сигнал на мониторы.

Вся рубка погрузилась в бешеный танец белесых помех — очевидно, сигналы с видеокамер ловятся по-прежнему плохо («Или они повреждены…»). Лишь на главном, самом большом экране, из хаоса помех постепенно проступало изображение. Надпись в правом верхнем углу монитора говорила, что это камера, вмонтированная в шлем скафандра Вайко Тернета. Разобрать что либо было пока слишком тяжело.