Новое пропагандистское изобретение — советский патриотизм — стало той сердцевиной, вокруг которой строилась вся идеологическая работа послевоенных лет. На одном из совещаний в ЦК ВКП(б) Жданов подчеркнул государственную важность задач в этой области: «Если взялись за пятилетку хозяйственную, давайте возьмемся за идеологическую и вытянем ее. Что, сил не хватит? Хватит. Есть преемственность, есть великая преемственность великолепных традиций…»[271] Надо признать, что на это сил хватало. В эти годы не было такой сферы человеческой деятельности, которая бы могла развиваться без оглядки на сталинские ориентиры охранительного патриотизма. Особенно зримо это затронуло литературу и искусство. Хорошо известна целая серия идеологических постановлений ЦК ВКП(б) второй половины 40-х годов: «О журналах «Звезда» и «Ленинград», «О репертуаре драматических театров и мерах по их улучшению», «О кинофильме «Большая жизнь», «Об опере Мурадели «Вечная дружба» и др. Они дали сигнал к публичной травле многих выдающихся деятелей культуры: А. Ахматовой, М. Зощенко, Э. Казакевича, Ю. Германа, С. Прокофьева, А. Хачатуряна, Д. Шостаковича, С. Эйзенштейна и др.[272]
Проводником идеологи советского патриотизма в литературе являлась теория социалистического реализма. Концентрированно ее суть сформулировал А. Фадеев в своем выступлении на Всесоюзном совещании молодых писателей в марте 1947 года: показать нашего советского человека, как особого человека среди человечества, как носителя новой человеческой морали, показать его передовые, ведущие качества. Для достижения этого известный советский писатель требовал повернуть как молодых, так и крупных писателей к предприятиям, к колхозной деревне, к рядовой интеллигенции, ссылаясь на личный пример: «… для меня само слово завод звучало как музыка… рабочая обстановка, сами запахи волновали меня. Я смотрел, как ловко управляются рабочие с орудиями труда, завидовал им. Ведь в этом есть величайшая поэзия, это величественные вещи».[273] В качестве комментария к фадеевской мысли хочется заметить, что вряд ли его своеобразное отношение к производству могло искренне разделяться всеми без исключения советскими писателями и литераторами, но это однако никак не снижало качество их творчества.
Говоря о внедрении концепции советского патриотизма в литературу, необходимо отметить и другой важный момент — особое положение русской национальной литературы, которая определялась главенствующей среди литературного творчества всех народов Советского Союза. Русская литература рассматривалась как источник, обогащающий писателей других народов. Например, секретарь ЦК КП(б) Казахстана Ж. Шаяхметов писал в «Правду», что казахские писатели и поэты учились у передовой русской классической и советской литературы, у основоположника социалистического реализма М. Горького, у лучшего, талантливейшего поэта советской эпохи В. Маяковского и др. По мнению секретаря Казахской компартии, еще до революции казахские писатели положили начало учебе у русских коллег. Эта учеба стала замечательной традицией: нет ни одного казахского литератора, на творчество которого не оказывала бы своего влияния дружба с русскими писателями.[274] Наряду с этим подходом велась борьба против любых проявлений национального самоутверждения в литературе. Кремлем пресекались попытки самостоятельного развития национальных литератур вне творчества и влияния русской. Особенно актуальным это было для крупных республик, входивших в состав СССР и России — Украины, Башкирии и др., которые постоянно находились в поле критики ЦК ВКП(б) за недостаточное следование идеологическим стандартам.[275]
О том, как само руководство страны на практике внедряло принцип советского патриотизма дает представление знакомство с постановлением секретариата ЦК (май 1946 г.) «О кинокартине «Адмирал Нахимов». Как отмечалось в постановлении, фильм, поставленный режиссером Пудовкиным, содержит серьезные недостатки, снижающие художественную ценность картины. В ней имело место пренебрежение к исторической правде. Сцена Синопского морского сражения, являющегося основной в фильме, не развернута и осталась незавершенной, не воспроизведен исторический факт пленения командующего турецким флотом и его штаба, защита Севастополя изображена схематично и недостаточно убедительно. ЦК поручил ввести сцену пленения турецкого адмирала и прикомандированных к нему английских офицеров, приведя при этом слова Нахимова о необходимости мира и дружбы между Россией и Турцией. Показать гуманное обращение российских военных с пленными турками и мирным населением г. Синоп. Дать более яркую и величественную картину возвращения победоносной эскадры в Севастополь. Включить дополнительный эпизод захвата в плен матросом Кошкой английского офицера, уже ранее отпущенного Нахимовым при Синопе в числе английских инструкторов турецкого флота. На переделку картины отводилось 4 месяца.[276] Такова была внутренняя «кухня» советского патриотизма. Однако любопытно другое: заинтересованность и щепетильность в отношении идейной выдержанности партии сочеталось с невниманием и даже безразличием к материально-техническому состоянию студии «Мосфильм», основного производителя лент в те годы. Техническая база «Мосфильма» не менялась, не реконструировалась свыше четверти века, еще со времен немого кино, хронически недоставало метража кинолент.[277]
Функционирование сталинской концепции советского патриотизма с его бескомпромиссной борьбой против западничества и «иностранщины» приводило к уродливым явлениям в повседневной жизни людей. Среди них можно назвать решение властей о запрещении браков с иностранцами, пытающиеся перекрыть каналы общения с западным миром. Под это нелепое и совершенно необъяснимое для цивилизованного человека решение подводилась соответствующая идеологическая база. К примеру, 15 и 18 июня 1948 года «Правда» опубликовала письма Н. Макушиной и Н. Головановой, которые, выйдя замуж за граждан Великобритании, решили вернуться на Родину, не вынеся «тягот и лишений заграничной жизни». В частности, Н. Макушина так объясняла свой поступок: «Я не могла дальше выносить все это и решила забрать сына и уехать из Англии. И для меня, и для мужа это расставание было очень тяжелым, но я была счастлива, что возвращаюсь на Родину, а мужу оставалось радоваться только тому, что сын его будет жить в стране, которая дает ему возможность получить образование и жить без хорошо знакомой его отцу тревоги за завтрашний день».[278] Редакция газеты «Правда» получили более 500 откликов на эти откровения, преисполненные в основном верноподданническими мотивами и требованиями оградить людей от попадания в буржуазное рабство.[279] На основе подобных просьб общественности Президиум Верховного Совета СССР принимал решение воспретить браки советских граждан с иностранцами.
Поиски врагов — носителей буржуазного космополитизма активно велись внутри страны. Здесь была найдена очень удобная мишень — еврейский народ. Попытки выставить евреев в качестве проводников буржуазной идеологии предпринимались в СССР сразу после окончания войны. К примеру, руководящие работники Управления кадров ЦК ВКП(б) в своем письме от 7 октября 1946 года на имя секретаря ЦК Кузнецова сообщали о националистических и религиозных тенденциях в еврейской литературе, пропагандирующей настроение безысходности, скорби и т. д. В записке предлагалось вынести вопрос о положении в советской еврейской литературе на заседании секретариата ЦК. Однако Жданов отклонил предложения рассматривать данную проблему на секретариате, сочтя ее неактуальной.[280]
271
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 458. Л. 85.
272
Подробнее см.: Громов Е. Сталин: власть и искусство. М. 1998. С. 369–456.
273
ЦХДМО. Ф. 1. Оп. 5. Д. 294. Л. 45–46.
274
Правда. 1949. 12 мая.
275
РГАСПИ. Ф. 81. Оп. 3. Д. 125. Л. 188; Ф. 17. Оп. 88. Д. 898. Л. 17; Оп. 121. Д. 572. Л. 142–143.
276
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 116. Д. 262. Л. 73–74.
277
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 458. Л. 36, 78.
278
Правда. 1948. 15 июня.
279
См.: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 121. Д. 718. Л. 40–50.
280
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 459. Л. 24–31, 32–34.