— Никому. Разумеется, никому! Ведь тогда от меня не будет никакой пользы, — едко согласилась она. — Если я не смогу нянчиться с Пьетро, то грош мне цена для семьи Джерми…

— Прекрати! — Шагнув вперед, Лука с яростью во взоре схватил ее за руки. — Я имел в виду совсем не это, и ты прекрасно все понимаешь!

— Ничего я не понимаю и не хочу понимать! — Эми вызывающе выпрямилась и сверкнула глазами. — Отпусти меня немедленно! — продолжила она ледяным тоном. — Тебе же было сказано, что я не потерплю такого обращения.

Несколько мгновений Лука не шевелился, на лице его отражалась борьба каких-то непонятных ей чувств. Потом он резко отвернулся и, сгорбившись, оперся руками на перила балкона.

— Никогда в жизни не встречал столь упрямой женщины, — в бешенстве пробормотал он.

— В это нетрудно поверить. — Голос Эми прозвучал не так саркастически, как ей хотелось бы.

Тяжело вздохнув, Лука медленно повернулся к ней. Его лицо опять стало непроницаемым.

— Я попрошу принести другой поднос, и. на этот раз ты поешь. Ужин будет только в восемь, а я не хочу, чтобы ты упала в обморок: ты и так совсем исхудала.

Глаза Эми негодующе сверкнули. Конечно, пышные формы Франчески ему больше по вкусу. Что ж, тем лучше.

— Если хочешь знать, мой вес идеально соответствует росту… И пока никто на то не жаловался.

Она и сама не знала, зачем добавила последние слова, но Луке они явно не понравились. Взгляд его стал совсем ледяным, губы сжались в прямую линию. Как он только посмел сравнивать ее с этой женщиной?

— Вот как? — Голос звучал спокойно, но что-то в его интонациях заставило Эми воздержаться от развития темы. — Что же это значит, малыш? Может быть, ты пояснишь свое загадочное заявление?

— И не подумаю. — Она пожала плечами и отвела взгляд, но тут же, злясь на себя за подобное проявление малодушия, упрямо вскинула голову.

— Очень предусмотрительно. Впрочем, должен заметить, твое смущение делает тебе честь, — съязвил он.

Не стерпев подобного лицемерия, Эми отрезала:

— Ты не имеешь права разговаривать со мной таким тоном. Мы уже год не живем вместе…

— Но ты по-прежнему моя жена, — строго прервал он ее. — Моя!

— Я хочу развестись с тобой, Лука. — Слова повисли в воздухе, и на какое-то время всё, казалось, замерло в ожидании, ни один звук не нарушал молчания.

Не стоило говорить об этом сейчас, ругала себя Эми. Она собиралась сделать это спустя несколько дней после похорон, когда все будет восприниматься не так болезненно. К тому же глупо было делать столь серьезные заявления в момент, когда сама она едва ли способна рассуждать здраво, но он настолько вывел ее из себя.

— Но почему?

Этого вопроса Эми ожидала меньше всего. Особенно поразил ее бесстрастный, лишенный юттенков голос Луки.

— Почему? Как ты можешь спрашивать Меня об этом после всего, что произошло?!

— Я имею право спросить и хочу выслушать твой ответ, — твердо сказал он. — Учти, если ты солжешь, я увижу это.

— Солгу? Я?! — Зачем ей-то лгать? — со злостью подумала Эми. Факты говорят сами за себя. — Ты прекрасно понимаешь, что наш брак не удался, и ничто нас больше не связывает, Лука.

— Это вопрос или ответ? — раздраженно съязвил Лука. — Если последнее, то должен напомнить, что ты выходила за меня замуж по собственной воле и давала клятву перед Богом и людьми, связавшую нас на всю жизнь. На всю жизнь! И я не позволю марать честь семьи Джерми разводом, — закончил он с убежденностью, приведшей ее в настоящее исступление.

— Ты не позволишь…

— Но если это вопрос, Эми… — прервал он ее и, прежде чем она смогла что-то добавить, бесцеремонно привлек к себе. — Если ты спросишь меня, то я скажу, что поступки красноречивее слов. — Объятия Луки были поразительно крепкими, и, как Эми ни пыталась сопротивляться, он все же поцеловал ее, предварительно пробормотав: — Никуда ты от меня не уйдешь, да и сама ты не хочешь этого.

Поцелуй был яростным, жадным, и именно это обезоружило ее. Если бы Лука воспользовался своей отточенной техникой обольщения, она бы как-нибудь выстояла, но эта отчаянная атака на ее губы, несомненно, свидетельствовала о том, что она нужна ему, и что-то внутри Эми, вопреки ее воле, мгновенно ответило на его порыв.

Стоило ей ощутить вкус этих губ, этот ищущий язык, как она, словно опаленная огнем, потеряла всякую способность рассуждать. Чувство было знакомым, таким знакомым! Слишком долго пробыла Эми в пустыне, сухой и безводной… С легким стоном, вырвавшимся из глубины горла, она ответила на поцелуй, просто не могла не ответить!

— Лука… — тихо простонала Эми, сама не понимая — призыв это или протест. Мужская рука легла на ее грудь, и это прикосновение заставило женщину задрожать всем телом.

— Эми, Эми, как долго тебя не было! — Он поднял ее на руки, внес в спальню и, уложив на покрывало, начал ласкать. — Ты моя, ты всегда была моей. — Голос Луки был звучным и глубоким, в нем слышался триумф обладания, и это словно окатило Эми холодным душем.

— Отпусти! — Вырвавшись с неизвестно откуда взявшейся силой, она перекатилась к краю кровати и вскочила на ноги. — Я ненавижу тебя, слышишь? Ненавижу. — Все было задумано лишь для того, чтобы доказать превосходство, продемонстрировать ей, что стоит ему лишь поманить пальцем, и она немедленно приползет к нему на коленях. Ни тени раскаяния, ни извинений за предательство. Ничего! И то верно — властелин не обязан отчитываться перед подданными. — Возвращайся к… к другим своим женщинам. — Имя Франчески словно застряло у нее в горле.

— Прекрати. — В первый момент на его лице промелькнуло озабоченное, даже удивленное выражение, но при последних словах Эми оно словно окаменело. — У меня нет других женщин.

— Я не верю тебе. Однажды солгав…

— Прекрати, я сказал. — Он сделал движение по направлению к ней, но, отступив назад с искаженным от страха и ярости лицом, Эми жестом руки остановила его.

— Предупреждаю: не смей прикасаться ко мне.

— К чему эта истерика? — Голос Луки стал злым. — Не на себя ли саму ты сердишься, не на то ли, что по-прежнему желаешь меня? А может быть, причина в чем-то другом? Может быть, она затерялась где-то в английском тумане?

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Это было правдой. Эми ничего не понимала и хотела только одного, чтобы он ушел.

— Надеюсь, это так — ради твоей же пользы, — угрюмо сказал он. — Но меня не покидает ощущение справедливости слов: лучшая защита — это нападение. Только дурак ждет, пока его в чем-то обвинят. — Горящий взгляд, казалось, прожигал ее насквозь.

И тут Эми как вспышка молнии поразила мысль, заставившая ее замереть с открытым в недоумении ртом. Он обвиняет в неверности ее. Ее! Хотя сам весь этот долгий, мучительный для нее год имел любовницу! Некоторое время Эми молча смотрела на него, пытаясь побороть подступившие к глазам слезы, а затем с гордым и вызывающим видом выпрямилась во весь рост.

— Если ты полагаешь, что я сплю с Питером, то сильно ошибаешься. Питер — мой друг, человек чести и далек от мысли соблазнить меня.

— Тогда, в добавление к перечисленному тобой, он еще и дурак. — В его голосе звучало легкое презрение. — А может, он столь же холоден, как ваш английский климат? — насмешливо добавил он.

— Питер из тех, кто хранит верность одной женщине, — многозначительно ответила Эми. — Возможно, это делает его дураком в твоих глазах, но я считаю подобную черту характера достоинством. И, каковы бы ни были его чувства, он ни за что не станет ухаживать за замужней женщиной. Хотя не думаю, что ты способен это оценить.

— Конечно, куда мне! — вкрадчиво согласился он. — Я же донжуан, бессердечное животное. А этот Питер чист как свежевыпавший снег. Но ты отвечаешь именно на мои чувства. Именно я всегда давал тебе то, чего не может дать ни один другой мужчина…

— О, тебе нравится так думать, не правда ли? — прервала его Эми. — Самолюбие великого представителя семьи Джерми нуждается в постоянной подпитке.