— Вы мне обещали рассказать, чем же вас так привлекла королева Мария, — напомнил Володя. — Я бы понял, если бы вашим детским идеалом была королева Марго или даже Анна Австрийская — все в детстве увлекаются «Тремя мушкетерами».

— Я скажу, — Алена смущенно улыбнулась, — только не смейтесь. Мне ее жалко.

— Королеву? — Такого ответа он явно не ожидал. — Что же ее жалеть? Из всех королев жалеют одну Марию-Антуанетту, да и то потому, что ей отрубили голову.

— Ну да, — сказала Алена, — а если бы вы знали французскую историю лучше, то еще больше бы удивились. Мария Медичи сама организовала убийство своего мужа, Генриха Четвертого.

Володя усмехнулся:

— Действительно, не знал. Да уж, достойный жалости объект вы себе выбрали!

Алена рассердилась:

— И правильно сделала! Он относился к ней, как к инкубатору, — родила сына и пошла вон! Совершенно не считался ни с ее желаниями, ни с ее достоинством и вообще держал за полную дуру. А она, между прочим, была отнюдь не глупа. Что и доказала впоследствии, когда в качестве регентши управляла Францией.

— Успешно управляла? — насмешливо спросил Володя.

— Франция не развалилась. И вообще, этой стране во все времена женское правление шло только на пользу.

Алена чувствовала, что начинает заводиться. Володя подозрительно взглянул на нее:

— Да вы, никак, феминистка?

Алена досадливо поморщилась:

— Ну вот, так я и знала!

— Что?

— Стоит высказаться в смысле «женщина тоже человек», как тебя тут же объявят феминисткой.

— А что тут такого?

Алена пожала плечами:

— Ничего. Но у мужчин это звучит как ругательство.

Городецкий улыбнулся:

— Что вы, я ни в коем случае не хотел вас обидеть.

— Спасибо, — Алена тоже улыбнулась, но довольно саркастически.

Дорожка между кустов вывела их на берег небольшого искусственного пруда с фонтаном посередине. У берега стояли белые и синие кресла для желающих отдохнуть и неспешно полюбоваться видом на дворец.

— Присядем? — предложил Володя.

Алена не отказалась. Она не привыкла так долго гулять, и ее бедные ноги давно уже ныли и гудели.

Городецкий заплатил служителю за два кресла и галантно предложил Алене выбрать место по вкусу. Выбор был не слишком велик: почти все кресла были заняты.

Когда они наконец уселись, Володя продолжил прерванный разговор:

— Однако вы так и не ответили — вы феминистка?

Дался ему этот феминизм! Алена неохотно сказала:

— Смотря что подразумевать под этим словом. Я не возражаю, когда мне мужчина помогает надеть пальто, или подает руку при выходе из автобуса, или открывает передо мной двери. Мне это нравится, и от таких женских привилегий я отказываться не собираюсь. Но если от меня требуют полного постирочно-готовочно-уборочного обслуживания по принципу «место женщины на кухне» — тогда извините. Я тоже человек, тоже работаю и тоже имею право на отдых!

В Аленином тоне помимо воли прозвучала нотка горечи. Володя внимательно посмотрел на нее:

— А требовали?

Алена усмехнулась:

— А от кого не требовали? Любая женщина, вышедшая замуж, рано или поздно с этим сталкивается. Причем скорее рано, чем поздно. Все мужья в этом смысле одинаковы.

— И ваш муж — не исключение?

— Был, — уточнила Алена. — У меня давно уже нет никакого мужа, спасибо.

— Спасибо за что? — не понял Володя.

Алена невесело усмехнулась:

— За то, что его нет.

Некоторое время они сидели молча, разглядывая зеленые кусты живой изгороди, тянувшейся по другую сторону пруда. Потом Городецкий спросил:

— А если бы вас при этом освободили от работы?

— В смысле? — не поняла Алена.

— Ну, если бы муж вам сказал: «Дорогая, занимайся домом и хозяйством, а о деньгах не беспокойся, я тебя обеспечу». Тогда как?

Алена пожала плечами:

— Ну, от материальной поддержки я никогда не откажусь, это нормально. Женщина не должна вкалывать как лошадь, работа только тогда ей полезна, когда делается в удовольствие. Но совсем бросить работу и стать полной иждивенкой? Да ни за что на свете! «Милый, дай мне, пожалуйста, денег на губную помаду или на другую мелочь» — фраза не из моего лексикона.

— По-моему, вполне естественная для женщины фраза.

В глазах Городецкого зажглись насмешливые огоньки, однако Алена этого не заметила и возмутилась:

— Я сама в состоянии заработать не меньше, чем, скажем, мой бывший муж.

Она не сообразила, что сама себе противоречит, и Володя совсем развеселился:

— Охотно верю. Но вот только надо ли? Алена окинула его холодным взглядом:

— Я по характеру не содержанка, — медленно проговорила она.

— А зря. Многим мужчинам это нравится.

Володя уже откровенно ее поддразнивал, но Алена в запале не приняла шутки:

— Ну что ж, значит, такие мужчины не нравятся мне, — сказала как отрезала.

Опять наступило молчание. Алена демонстративно не смотрела на своего спутника, а Володю ситуация явно забавляла.

— Не надо сердиться, — мягко сказал он. Таким тоном говорят с обиженным ребенком. — Извините, если что-то в моих словах задело вас. Я не хотел.

— Да нет, все в порядке.

Действительно, и что это она так раскипятилась? Алена улыбнулась — Володя невольно залюбовался ямочками, заигравшими на ее щеках.

— А какие мужчины нравятся вам? — неожиданно вырвалось у него.

— Как это — какие? — не поняла Алена.

Теперь смутился Володя:

— Ну, если я правильно понял, вы не любите домостроевцев.

— Правильно поняли. Не люблю.

— По-вашему, мужчина должен быть другом?

— Другом. И соратником. И партнером.

Володя пожал плечами:

— Но ведь, извините, так не бывает!

Алена опять начала сердиться:

— Почему не бывает?

Володя примирительно улыбнулся:

— Не помню, кто это сказал: мужчина и женщина могут быть друзьями только после того, как они были любовниками.

— Банально и неверно! Почему женщиной-другом может быть только бывшая любовница? Именно бывшая, а не настоящая?

Улыбка с его лица исчезла.

— Если женщина психологически в первую очередь воспринимает мужчину как друга и партнера, значит, она ни в грош не ставит его как мужчину. — На этот раз Володя говорил вполне серьезно. — Для любви нужно восхищение, со стороны мужчины — желание заботиться, а со стороны женщины — желание подчиняться. О равноправии тут и речи быть не может!

— Ну, знаете! Значит, вам не встретилось в жизни ни одной настоящей женщины! — выпалила Алена.

Он усмехнулся:

— Вы так думаете?

Однако усмешка вышла напряженной и какой-то кривой. Вот теперь разговор действительно зашел в тупик. Алена вдруг сообразила, что ее последняя фраза уже не обсуждение общих проблем, а личное обвинение — смешалась и ничего не ответила.

Некоторое время они молча сидели в белых креслах на берегу пруда в Люксембургском саду. Почти сразу за прудом — Люксембургский дворец, куда они так и не собрались зайти Мраморные статуи, цветники, фонтан, нарядные и веселые люди — все кругом располагало к романтике и беззаботности. Стоило помолчать всего минут десять — и Алена вдруг почувствовала, как напряжение отпустило, сам спор показался глупым и ненужным, и эта легкая и бездумная атмосфера начала проникать ей в душу. Она робко взглянула на Володю — он поймал ее взгляд и улыбнулся. Вероятно, и с ним происходило то же самое. «Вот за это Париж и называют городом влюбленных, — пронеслось у Алены в голове. — Кажется, что здесь нет ничего невозможного». Она хотела извиниться, дотронулась до Володиного плеча… И в ту же секунду она отчетливо представила, как обвивает его шею руками, как его губы ищут ее губы. Какие они, наверное, горячие и требовательные… Видение было мимолетным, но настолько ярким, что Алена вздрогнула. «Господи, что это со мной! Хорошо, что еще не изобрели телепатию, а то со стыда сгореть можно!»

— Что? — Городецкий смотрел ей прямо в глаза, зрачки в зрачки. Это длилось долго-долго… Целую вечность они смотрели в глаза друг другу. Неужели и он… И у него тоже… Да нет, чепуха, не может быть!