Таким образом, сразу по приезде я обнаружил, что имею в глазах аллоброгов довольно высокий статус: во-первых, о хозяине здесь судят по слугам, а во-вторых, Отна и Эгмунд успели по пьяному делу наплести обо мне невесть каких историй, и теперь долг патрона обязывал меня всему этому соответствовать. По чести говоря, мне было не просто – ведь я мало знал здешние обычаи, а мой галльский сильно отличался от языка аллоброгов. При этом надо было осваивать управление хозяйством, которое здесь достаточно сильно отличается от того, с чем мне доводилось сталкиваться ранее. А каково было приводить к порядку расхлябанную центурию, о поведении которой уже упоминалось… Акведук я, пока что, держал в уме – мне было ясно, что, не укрепив свой авторитет среди этих простых, но консервативных людей, лучше не предлагать им ничего нового и необычного.

Уяснив особенности экономики этой местности, я занялся торговыми операциями с продовольствием, лесом и оружием. Благодаря кое-какому хозяйственному опыту, приобретенному в Азии, я значительно преумножил и свое благосостояние, и авторитет, поскольку умение вести торговые дела здесь уважается и ценится. В ходе этих дел, мне пришлось столкнуться с речными разбойниками, промышлявшими на Роне, и чинившими ущерб торговле, поскольку река здесь – главный путь перемещения товаров. Проконсул Галлии иногда отправлял против них бирему, но разбойники на своих легких судах прятались в узких протоках, а после – снова возвращались к своему преступному промыслу. Мне ничего другого не оставалось, кроме как самому справляться с ними.

Очень кстати во Вьенн заявились два центуриона, Метелл Силан и Гирций Бакула, из легиона, где я в свое время служил примипилом. Они оба, в числе еще ряда ветеранов, были с позором изгнаны цезарем Калигулой во время его бездарного германского похода.

- Пойми, префект, - хмуро сказал Метелл, - мы без малого двадцать лет в строю, вся шкура в дырках, а теперь ни денег, ни почета. Если и ты прогонишь, то один путь: на меч пузом.

Гирций молчал, в знак согласия с товарищем. Он вообще был очень немногословен.

Я кликнул Менандра и распорядиться поставить их на довольствие и разместить в западном крыле усадьбы, пока им не будет подобрано подходящее жилье. Затем сказал им, чтоб через час ровно, приведя себя в порядок, явились на военный совет.

- Слушаюсь, префект, - в один голос ответили центурионы, а Метелл еще спросил:

- Разреши узнать, а с кем воюем-то?

- С кем надо, с тем и воюем, - ответил я, - через час все узнаете.

Правильная тактика борьбы с разбоем на водных путях известна еще со времен первого триумвирата, так что ничего нового я не придумал. Нет смысла гоняться за пиратами на море или реке, поскольку там их подвижность выше, чем у регулярного флота. Иное дело – на твердой земле, где они базируются: там против них играет отсутствие сухопутного боевого опыта и необходимость защищать склады с награбленным добром.

Набрав около полусотни волонтеров из аллоброгов, имеющих опыт набегов и прочих вооруженных стычек с соседними племенами, я поручил их заботам Метелла и Гирция. За три месяца ветераны обучили этих парней дисциплине, согласованности действий и условным сигналам, а все остальное те и сами умели. Я за это время сумел подтянуть гарнизон, доведя его до состояния нормальной центурии, с которой можно идти в бой.

Эдмунд, Отна и Грондила занялись разведкой местности и обстановки, так что к началу зимы у меня были приличные карты с отмеченными местами базирования разбойников и приблизительные данные об их численности, вооружении и боевых качествах.

В таких условиях наши последующие действия, по чести говоря, даже и не заслуживает названия военной операции. Это был двухнедельный полицейский рейд, в ходе которого мы практически без боя разгромили два разбойничьих гнезда на нашем берегу Роны и четыре – на противоположном. В каждом из этих небольших столкновений мы имели не менее, чем двукратный перевес в численности, а наше преимущество в вооружении и выучке даже и подсчету не поддается. Ведь противник представлял собой просто ватагу бродяг, сносно владеющих топорами и абордажными тесаками, но совсем не обученных действовать против организованной вооруженной силы. Их хватало лишь для одного броска на наши щиты, а будучи отражены и атакованы с флангов нашими волонтерами, они впадали в панику и становились для нас легкой добычей. Кстати, что касается добычи: удивительно, сколько добра смогли награбить эти разбойники, пользуясь столь примитивными средствами. Используй они все это для усиления своей боевой мощи – и нам пришлось бы воевать с настоящей армией. Так невежество и жадность губит людей.

Плененных разбойников, а также двух торговцев, которые были взяты за то, что давали этой шайке сведенья о времени прохождения судов с ценными грузами, мы заставили вырыть значительных размеров яму, куда они затем были сброшены и закопаны заживо.

Позже Юстина и Менандр критиковали меня за излишнюю суровость, но я действовал по законам Нумы, которые предписывают такое наказание за разбой на торговых трактах.

В этих стычках мы потеряли убитыми семерых легионеров и четверых волонтеров. Я рассудил, что пятая часть добычи должна пойти на компенсации их семьям, а также на выплаты раненым или покалеченным. Еще пятая часть отошла мне, как командиру, еще пятая часть – младшим командирам, а остальное распределили между собой простые бойцы. Так велит местный обычай, и у меня не было причин производить дележ иначе.

За этими и другими рутинными занятиями прошла осень с праздниками в честь богов урожая - «мабон», на который приходится фестиваль, и в честь ларов - «самхэйн», на котором пьют молодое вино и всю ночь рассказывают сказки о колдунах, героях и духах. Пролетела снежная зима с праздником Непобедимого Солнца - «йоль» и луперкалиями, которые у аллоброгов называются «имболг». Наступила весна, время мартовских ид, которые здесь посвящены Венере - Астарте (аллоброги зовут ее Остара).

В тот день Юстина и Октавия отправились на конную прогулку, и сильно задержались, так что я даже начал беспокоиться, хотя с ними были Грондила, Эгмунд и Лугенбер сын Рогрэда, главного вьеннского олдермена, тоже парень не из робкого десятка. Они вернулись на закате, и я собрался было сделать выговор им обеим. Тут Октавия соскочила с седла на руки Лугенберу - у местных девушек таким способом принято проявлять благосклонность к юношам. Я решил сделать выговор ей - все-таки патрицианке так делать не пристало. Но Юстина привлекла мое внимание возгласом и так же соскочила с седла на руки ко мне. Я растеряно замолчал, поскольку в такой позиции выговор прозвучал бы неубедительно. Кроме того, я вдруг обнаружил, что за месяцы, проведенные в Галлии, моя жена удивительно похорошела. Сейчас ее можно было принять за старшую сестру Октавии. Так я стоял с ней на руках, как влюбленный юнец, а она, ничуть не смущаясь, сообщила:

- Что бы ты не говорил, я рада, что мы здесь.

- Несмотря на снежную зиму?

- Подумаешь. Она длится всего ничего. И разве плохо сидеть у пылающего очага и пить горячее вино? А какая сейчас весна! Нигде больше я не видела такой чудесной и свежей весны! Клянусь Волчицей, Гесиод ошибается, когда пишет, будто Венера вышла из морской пены на засушливом Кипре! Наверняка она появилась тут, на берегах Роны!

В тот момент я понял: мне, как и Юстине нравится Вьенн, и плевать, что назначение сюда – это ссылка в варварскую провинцию. Юстина считает, что такое позитивное действие на нас произвело множество мелких и крупных проблем первых месяцев, которые требовали незамедлительных решений, и не оставляли нам времени для мыслей о том унизительном положении, в котором мы оказались с точки зрения римского патрицианского круга.