То, что его оруженосец происходил из низов общества, было унизительно, но другого найти было пока негде, так что приходилось мириться с этим. Впрочем, Леменор не терял надежды и верил, что благосклонная к нему судьба пошлёт ему юношу, еще более бедного, чем он сам. Таких было не мало, но ему нечем было их привлечь — денег ему самому не хватало. Пока же баннерет представлял его своим мальчиком, которому надлежало следить за его оружием и его лошадьми. Правда, «мальчик» давно уже не был мальчиком — но не мог же Артур дать ему в руки меч! А у всякого оруженосца должен был быть меч. Поэтому Метью и прибывал в столь странном положении: с одной стороны, он исполнял обязанности оруженосца, а, с другой, официально им не был. Зато у него была добротная кольчуга, шишак, щит и арбалет, купленные на деньги сеньора, и он с гордостью показывал былым товарищам кинжал и копьё — последние составляющие его нехитрого вооружения.

Каждый раз, глядя на по-крестьянски сметливого Метью, прыгнувшего, казалось, выше головы, который сразу по возвращению посмел завести посреди земель Леменоров свою мельницу, а после, того и гляди, станет разводить овец и продавать шерсть, а, значит, получать неплохие деньги, которые не шли в карман сеньора, Артур никак не мог отделаться от мысли, что здесь что-то нечисто. Не мог его отец так великодушно одарить какого-то крестьянина, будучи сам стеснен в средствах. А если мог, то не сделал ли он это потому, что этот Метью был бастардом? Доподлинно он этого не знал, что подспудно чувствовал к своему оруженосцу некоторую неприязнь, даже несмотря на то, что тот был умен и услужлив. Все же Леменор был рыцарем, а Метью — всего лишь выбравшейся наверх деревенщиной.

Замок, каким он увидел его, пребывал в ужасном состоянии. Собственно, доход от поместья и его внешний и внутренний вид были тесно взаимосвязаны. Тем не менее, жить в нем было можно, и Артур принял бразды правления в свои руки.

Первым делом он объехал свои земли, чтобы выяснить, какой доход они могут принести. Доход оказался небольшим и даже вместе с его жалованием не превосходил семидесяти фунтов в год, что явно не могло удовлетворить потребностей молодого хозяина, мечтавшего о шумных попойках и дорогой одежде. Пришлось на время расстаться с мечтой о том, чтобы прослыть гостеприимным радушным хозяином, с легкостью сорящим деньгами. Было это не так легко: при дворе графа он уже привык к роскоши, да и его друзья не отличались бережливостью. Отныне все его визиты к ним сопровождались завистью к их богатству, которого он, ничуть не уступая им по происхождению, был лишен. Его тянуло к деньгам, к той власти, что они давали, к тому, какое впечатление, которое производили на окружающих люди, у которых они были, и, стремясь, хоть в чем-то походить на них, даже несмотря на скромность своего дохода, позволял себе тратить десятки футов на понравившуюся лошадь, золотую пряжку для плаща или гончую. Охотничьи собаки были его слабостью; будь его воля, он бы спустил на своих любимиц последние деньги, но угрожающе нависающие над головой балки и содержимое миски с обедом ежедневно напоминали ему о том, что деньги нужно все-таки поберечь. Но, сколько он ни пытался, он не мог отложить ни десяти фунтов.

Каждую неделю, чтобы побороть скуку и насладиться слаженной работой своей своры, без хвастовства, самой лучшей гончей своры графства, Леменор прочесывал свои леса в поисках добычи, которая, к слову сказать, существенно обогащала его рацион. Охотился он и по снегу, и по весенней распутице, предпочитая лишний раз не сидеть в каменном мешке своего унылого жилища.

Артур выехал на охоту в тот день, когда размеренная будничная жизнь одного из селений соседнего баронства была нарушена, с одной стороны, привычным, а, с другой стороны, чрезвычайно важным событием.

На постоялом дворе в Мерроу царило небывалое оживление: старая служанка вместе с пухленькой хозяйкой и двумя её дочерьми, поднимая клубы пыли, выметала сор из нескольких предоставляемых внаём путешественникам комнатушек, распахивала оконца, впуская яркое майское солнце, меняла половики, перестилала постель. На кухне столбом стоял пар; вспотевшая кухарка, незамужняя сестра хозяйки, не знала, за что ей браться: все кушанья, как на зло, подоспели одновременно. Хозяин с руганью выгонял засидевшихся посетителей, всовывая им кружки эля за счёт заведения, торопливо переселял двух заезжих монахов на чердак, к голубям, и поминутно посылал конюха смотреть на дорогу. Наблюдая за всем этим со стороны, можно было подумать, что на постоялом дворе «Драконий зуб» ожидают, как минимум, королевского судью, но весь сыр бор разгорелся из-за приезда двух паломников из Кентербери.

— Едут! — радостно завопил конюх, заметив всадников, показавшихся из-за поворота дороги.

Этот крик решил судьбу последнего пьянчужки, выставленного в лужу помоев пинком под зад. Его, в почем, это нисколько не озаботило, и, отлежавшись там немного, он спокойно побрёл к ближайшей харчевне — слава Богу, Мерроу не какая-то там дыра!

Хлопнуло оконце на втором этаже, и истеричный голос хозяйки прокричал:

— Смотри, чтобы не было, как в прошлый раз!

— Спускайся, дура! — бросил ей в ответ муж и начал репетировать приветливую улыбку, которая могла стоить ему полугодового дохода.

На постоялый двор под громкое квохтанье кур въехали долгожданные гости: впереди барон Уоршел, за ним, тоже верхом, на подушках позади оруженосца барона, — юная баронесса, за ними — слуги с увесистыми тюками и охрана. Хозяин поспешил придержать стремя господину, заметив, что для него честь принимать у себя такую сиятельную особу. Барон никак не отреагировал на его слова и проследил за тем, как оруженосец помог сойти на землю его дочери. Забрав дорожную казну, он вместе с Жанной вошёл в дом; хозяин подобострастно семенил рядом, делая знаки конюху, чтобы всё было сделано в лучшем виде.

Улыбающаяся хозяйка, пару раз почтительно поклонившись, пригласила гостей к столу; он уже был накрыт и заставлен плодами упорных трудов кухарки, не знакомой с изысками кулинарии. Баронесса села, развязала завязки плаща и вопросительно взглянула на отца. Тот недоверчиво понюхал свиной окорок и откусил кусочек. Потребовав самого лучшего эля, он принялся за еду; его примеру последовала Жанна.

Наскоро перекусив и, за не имением полотенца, вытерев руки о скатерть, барон распорядился провести дочь в комнату, где она могла бы немного отдохнуть.

— Жди моего возвращения здесь, — велел он и уехал к одному из своих арендаторов.

Едва дождавшись его отъезда, Жанна позвала конюха.

— Здесь сегодня был молодой сеньор, назвавшийся Печальным рыцарем? — в волнении спросила она.

— Был, сеньора. Он велел передать, что в эту пору Клевдерское озеро особенно хорошо, и искренне сожалел, что немногие могут им любоваться.

Баронесса бросила ему мелкую монету за услуги и, решив, что отец вернётся ближе к вечеру, решила узнать, чем может её порадовать Клевдерское озеро. Они с Брианом не виделись больше полугода, да и то в тот раз мельком, на людях, где и поговорить было нельзя, так что стоило рискнуть.

В долине Северна пышным цветом расцвела весна. Деревья покрылись нежной, полупрозрачной листвой; воздух был так чист, что казалось, будто его и вовсе нет. После череды привычных дождей образовалось затишье, и дороги успели более-менее просохнуть. Склоны холмов, то резко обрывавшихся, то, словно гигантские волны, застывшие над безлесной равниной, покрылись жёлтым кружевом первых неброских цветов, облепивших выветренные валуны.

По редким островкам зелени, разбросанным у подножья холмов, скользили причудливые пятна тени и света.

Возле холмов равнина была не распахана, зато дальше, ближе к горизонту, там, где земля переставала горбиться и кончались древние валуны, осколки неведомых скал, темнели ровные квадраты полей, по которым медленно двигались чёрные точки пахарей. По другую сторону полей, за полосой луга и каменистой пустоши, пролегла ровная узкая полоса леса. Оттуда гулким эхом разносился звук охотничьего рога: Артур Леменор, владелец этих земель, добыв уже молоденького кабанчика, по дороге домой со скуки загонял зайца. Он бы не разменивал свои силы и умение на такую мелочь, если бы оленя, за которым он гонялся битых два часа, изведя и собак, и себя, не вспугнула эта зверушка. Так что это было дело принципа.