Над могилой и основанием обители отслужил пышную службу Романский преосвященный, поминая павших воинов. Стоя на коленях в окружении свиты, господарь пролил скупую слезу, вспоминая, как дрался каждый из его борцов за справедливость и как погиб в тот день; ярче всех припомнился ему молодой спэтар Михаил, который улыбнулся господарю — и тут же пал сраженный.

"Цветет, как полевой цветок". - вздохнул про себя воевода Штефан, следя как медленно уносятся к опушке леса клубы ладана. На костях павших лежал шестой покров осенних листьев.

Сумрачным и печальным виделось Штефану будущее. А потому отрядил он мастеров в Килию строить новую каменную крепость. Пыркэлабами пожаловал панов Ивашку и Максима, придав им крепкую дружину с пищальным боем. Вскоре он вновь отстроил Романскую крепость. Но обретая в ратном деле, князь нес убытки в семейном. В июле месяце 1479 года умер, сраженный тифом, Богдан, второй сын. Вскоре в ноябре следущего года, угас и Петру, третий княжич.

Стремясь в какой-то мере оградить от бед оставшееся потомство, Штефан держал при себе в валашских походах первенца своего Александру. Неустанно повторял молдавский князь эти походы, крепко оберегая Валахию; к осуществлению этой стратегической и политической цели он стремился все годы, покуда над Молдавией висел османский меч. В некоторых сражениях против Лайоты, а то и Цепелуша, господарь и сам участвовал. Второго клятвопреступника, Басараба Цепелуша Молодого он гнал до самых гор, до крепостей Дуная, до города Северина[118]. А в год, когда погиб Магомет-султан, молдавские конники побывали и под задунайскими крепостями. Наконец, посадил он на княжение своего нового ставленника — Влада-Воеводу, по прозвищу Монах, брата Цепеша по отцу и сына пригожей брэилянки Колцуны. Но хлипкий и малодушный князь вскоре покорился язычникам, — и покровителю его пришлось испить третью ядовитую чашу неблагодарности. И еще случилось так, что в 81 году в битве с Цепелушем при Рымнике пал близкий друг и свояк молдавского воеводы, храбрый гетман Шендря.

Когда распространилась весть о смерти Магомета Эль-Фаттыха, многие христианские князья вздохнули с облегчением. Однако Штефан знал, что число, о коем вещает Откровение Богослова, осталось на земле; лишь ослабевшая плоть царя тьмы уходит под землю. И в самом деле, как только завершилась в Азии война между сыновьями Магомета, Джемом и Баязетом, и последний стал султаном, угроза вновь нависла над христианским миром. Одно время ошибочно считали, что новый повелитель оттоманов прельщен утехами сераля. Что ж, он мог на краткий срок отдаться женским ласкам и хмельному делу. Сила ведь была не в нем, — а в ордах лжепророка; и этой стихии надлежало завершить свой путь.

И вот, по настоянию янычар и полководцев, Баязет обратил свой взор на запад. У Порты недолгий мир с Унгарией, учиненный в ту пору, когда Матвею нужен был покой на восточных рубежах, дабы закончить войну с немецким кесарем. Узнав, что Баязет поднимается ратью, западные князья всполошились, стали гадать, на кого ринется ощетинившийся зверь. Штефан поспешил отправить послов на север и на запад, однако оба короля заверили его, что для тревоги нет оснований. Матвей Корвин полагал безопасность своих границ на силу договора с турками. Казимир и в мыслях не допускал, чтоб кто-нибудь нарушил его покой, тем более, чтоб нехристи дерзнули докучать великому и старому королю-католику. Поляки были лучшими, храбрейшими воинами Европы. Доселе турки обходили их. Следовательно, остерегутся и впредь, убоясь крепких и благословенных польских сабель.

Но демон тоже не лишен мудрости и отваги. В начале июля 1484 года цареградские корабли с лучшей судовой ратью и большими пищалями показались в устье Дуная. Янычары высадились на берег. Сражение началось столь стремительно, что, когда килийские гонцы достигли Сучавы, над дунайскими заводями и островами третий день гремели выстрелы.

Молдавские воины крепко сидели в осаде восемь дней, покуда не рухнули ворота и стены. Когда же закованные в латы янычары и черные моряки прорвались в крепость, молдаване откинули прочее оружие и взялись за сабли. Новая весть застала Штефана в Романе. Пыркэлабы Максим и Ивашку пали смертью храбрых. Все воины полегли рядом с ними. Когда последний молдаванин выронил саблю, ага янычар повелел снять с башни знамя с турьей головой.

Воевода спустился со своим двором к Бырладу, затем перешел Прут. По господареву приказу собирались рэзешские дружины. Другие отряды спускались вдоль Днестра в приморские земли. Но султанские войска на галерах не собирались воевать сушу. 20 июля турецкие суда, окутавшись пищальным дымом, уже толпились у Днестровского лимана. На высоких стенах Белгорода бояре, пыркэлабы Оанэ и Герман варили смолу и готовили ручные стрелы. А у бойниц с бомбардами подносчики громоздили чугунные ядра. Воины, смущенные поначалу дурной вестью падения Килии, все же стояли насмерть. В первые два дня штурма они отбросили все лестницы с повисшими на них гроздьями врагов. После двухдневного жестокого обстрела ломовыми пищалями с кораблей, янычары кинулись опять к проломам. Но защитники крепости рубили их жестоко, покуда не заполнили проломы телами врагов. На десятый день осады после третьего предложения о сдаче, молдавские воины сложили оружие. Турки обещали им жизнь. Но стоило им покинуть крепость, как все были тотчас изрублены ятаганами.

"Господи, — взывала душа господаря, — повинен я пред тобою, не совершил задуманного. Грешен, ибо, гордыней обуянный, возомнил о себе. Один всевышний может отделить добро от зла, ибо перед ним вечность, а мое время коротко: пустыня, где я некогда клятву давал, развеяна бурями и нашествиями; и следов моих на песке уже нет; увяла весна моей жизни; близкие мои оставляют меня один за другим, лишь немногие шагают рядом: пали лучшие мои воины; закатная заря встает передо мной. А я еще ничего не совершил; все содеянное мною — суета напрасная, погоня за призраками."

"Дозволь мне, о боже, склонить колена средь степных терний, там, откуда виднеется на юге зарево пожаров. На тех крепостях основал я скудную силу, которую ты мне определил. Веди меня, господи, стезей своей истины, дабы отвоевать их снова."

"Когда праведный в беде, ужели праведные не помогут? Ужель никто из тех князей, что лишь взирают па наше горе, не вспомнит о том часе, когда спящие в могилах услышат зов всевышнего, и творившие добро воскреснут к новой жизни, а творившие зло — познают вечную муку?"

"Тот, кто властен над жизнью и смертью, услышит смиренного раба и поведет его по лучшему пути".

"Может быть, — думал Штефан-Воевода, — я согрешил, обратившись к венгерскому королю? Не следовало оставлять старого друга: новый оказался не лучше. Так не прибегнуть ли снова к ляхам?

Молдавские крепости захватили неверные. Но кроме них, у турок есть и другие твердыни, взятые черными царями. Вокруг всего Почта Эвксинского развеваются теперь их знамена.

С моря опять же у них подсоба: теперь на Черном море нет иных судов, кроме турецких. Во всех покоренных странах до самой Азии стоят несметные рати. Вернуть потерянные крепости можно лишь объединенными усилиями. С потерей Белгорода польской торговле грозит такое оскудение, что Казимир-король не может этого не уразуметь. Когда ему недоступен высший долг, так пусть по крайней мере просто, по-человечьи, уразумеет долг свой перед народом да купцами Республики.

До возобновления связей и посольских дел с Польшей, он, Штефан, может лишь усилить ратные дружины Нижней Молдавии и защитить от турок жителей края. Молдавские крепости обратились в гнездилища зла, от них страдать придется всем соседним землям. А если и пойдет на соглашение неверный, откроет — корысти ради — торговый путь, разве можно ему довериться? Завтра он захочет прибрать к рукам весь путь до Каменца, сесть на заставах, подчинить себе Молдавию. Великое страдание сулят Молдове эти раны. Еще страшней, однако, грядущая беда: стране грозит полное порабощение. А за падением этих ворот христианства последуют другие шумные падения. За Белгородом — Каменец. За Каменцем — вся Польша. Затем, зажатая с боков, падет и Угрская земля.