В результате в Восточной Пруссии, Вармии, Мазурии и западной Литве сформировалась культура западнобалтских (или восточнопрусских) курганов,[89] в материалах которой отчетливо проявляется лужицкое наследие. Принадлежность её к западной (пруссо-ятвяжско-галиндской) группе балтов не подлежит сомнению, поскольку, начиная с этой культуры, прослеживается линия развития вплоть до достоверных древностей пруссов, галиндов, ятвягов и куршей, документированных раннесредневековыми письменными источниками. Можно довольно определенно утверждать, что в культуре западнобалтских курганов и началось формирование западнобалтской этнической общности — с этого времени развиваются языковые различия между западными балтами и их другими племенными группировками, которые послужили основой сложения летто-литовских и днепровских племен.

Западнее нижней Вислы, на Кашубской возвышенности в те же столетия складывается поморская культура, этническая атрибуция носителей которой надежно не определена. Ряд исследователей приписывали её германцам. Основанием для этого послужили встречаемые в погребениях поморской культуры лицевые урны, известные и в Скандинавии. В польской литературе распространено мнение о славянском этносе племен поморской культуры. Так считали те исследователи, которые допускали славянскую принадлежность и населения лужицкой культуры. Если поморские древности были прямым развитием лужицких, то и носителей тех и других следует отнести к славянам. Есть и третья точка зрения. Ещё в 20–30-х годах XX в. Ю. Костшевский обращал внимание на тесную связь культуры западнобалтских курганов и поморской культуры, рассматривая их как две группы единой археологической культуры. В этой связи их носителей нужно считать балтами.

В пользу балтской атрибуции племен поморской культуры (на вельковейском этапе) свидетельствуют три обстоятельства: 1) поморские древности, безусловно, родственны культуре западнобалтских курганов, поскольку они формировались на единой основе эпохи бронзы при участии пришлого лужицкого населения; 2) имеется целый ряд общих элементов (устройство курганов с широким использованием камня и погребальных каменных ящиков, обкладка погребений камнями, наличие коллективных захоронений, многие виды керамики и украшений, орудия труда), свойственных поморской культуре и культуре западнобалтских курганов; 3) распространение поморских древностей в ареале древней балтской гидронимии. Учитывая это, думается, что поморские племена образовывали окраинную диалектную область балтского этноязыкового массива, близкую, с одной стороны, формирующейся западнобалтской общности, с другой — древнеевропейцам — носителям лужицкой культуры. С запада носители поморской культуры вплотную соприкасались с германцами. Лингвистами выявляются сепаратные балто-германские изоглоссы, свидетельствующие о том, что языковые контакты балтов и германцев восходят к более раннему времени, чем славяно-германские. И археология подтверждает это.

В западнобалтском регионе выявлено большое количество гидронимов древнеевропейского типа. В. П. Шмид в этой связи выдвинул гипотезу о балтоцентристской модели становления всего индоевропейского этноса. Возражая ему, О. Н. Трубачёв отмечает, что кучность древнеевропейских водных названий на древней балтской территории может рассматриваться не как центр этой гидронимики, а как свидетельство экспансии балтов в эти земли.[90] Эта мысль находит полное подтверждение в археологических материалах, только расселялись здесь не балты, а древнеевропейцы. Концентрация древнеевропейских гидронимов выявляется преимущественно в тех областях древнего балтского ареала, где имело место расселение племен лужицкой культуры. В более восточных регионах древнего расселения балтов такие названия вод единичны, и их происхождение объяснимо внутрирегиональными перемещениями балтов в раннем железном веке.

Из среды племен среднеевропейской общности полей погребальных урн вышли также славяне. Северо-восточные области её ареала не были затронуты гальштатским воздействием, и в землях, включающих бассейны Вислы, Одера и верхней Эльбы, в начале железного века продолжала развитие лужицкая культура. Среди ее носителей были и протославяне, то есть население, говорившее на древнеевропейских диалектах, ставших позднее славянскими.

В VI–V в. до н. э. на земли лужицкой культуры и соседних с ней культур Чехии и Словакии неоднократно совершали набеги скифы.[91] Среди скифских находок встречается довольно много характерных наконечников стрел, некоторые из них обнаружены в валах лужицких городищ с их внешней стороны. Часть городищ была сожжена или разрушена скифами. На городище Вицин раскопками открыты скелеты женщин и детей, погибших во время одного из набегов. Здесь же найден клад бронзовых украшений последней четверти VI — первой половины V в. до н. э.

Вместе с тем в ареале лужицкой культуры встречается немало скифских украшений, в том числе многочисленные бронзовые височные кольца (есть и в погребениях лужицкого населения), характерные для лесостепных областей Скифии, и предметы, являющиеся произведениями искусства, выполненные в «зверином стиле». Они свидетельствуют о том, что между скифами и средневропейским населением существовали и мирные взаимоотношения.

Трудно сказать, отразились ли скифо-лужицкие контакты в славянских языковых материалах. Т. Лер-Сплавиньский относил к этому времени проникновение таких иранизмов, как toporъ, bogb и др., ставших общеславянскими лексемами.[92] Может быть, такое же происхождение имеют описанные О. Н. Трубачёвым лексические иранизмы, свойственные ныне западнославянскому ареалу.[93]

Польские и чешские археологи полагают, что скифские набеги привели к некоторому упадку лужицкой культуры. Вслед за набегами скифов в висло-одерские области лужицкой культуры началась широкая инфильтрация племен поморской культуры, что и привело к формированию славян, о чем подробнее сказано в следующем разделе.

Около 550 г. до н. э. начинается миграция племен поморской культуры на территорию лужицкой культуры. В течение полутора столетий переселенцы из Польского Поморья расселились на значительной части бассейна средней и верхней Вислы и в смежных районах бассейна Одера. Миграция населения поморской культуры на юг была обусловлена вторжением в их земли носителей культуры лицевых урн. Последние представляют собой специально изготовленные для погребений грушевидные глиняные сосуды с натуралистическими или схематическими изображениями человеческого лица. Туловища их украшались геометрическими узорами или различными изображениями (коня, всадника, повозки, сцен охоты и др.). Поверхность урн черная, прочерченные орнаменты заполнялись белой пастой. Крышки имели вид шапки с небольшими полями.

Такие лицевые урны получили распространение наряду с Польским Поморьем в Ютландии, южных регионах Скандинавии и бассейне Эльбы. Более ранние находки подобных урн широко представлены в Этрурии (Италия). В Северную Европу лицевые урны были явно привнесены переселенцами, этнос которых определить не представляется возможным. Материалы поморской культуры свидетельствуют о том, что пришлое население растворилось в среде более многочисленного аборигенного.

Расселение носителей поморской культуры в Висленском и Одерском бассейнах не сопровождалось какими-либо ощутимыми перемещениями местного лужицкого населения. Оно не покидало мест своего проживания. На первом этапе поселения и синхронные им могильники носителей лужицких и поморских древностей сосуществовали на одной территории параллельно. Но очень скоро начался процесс метисации пришлого населения с аборигенами: образуются общие поселения и могильники. Этому способствовали одинаковые хозяйственные уклады, быт и уровни общественного развития лужицких и поморских племен, их этническая близость.