— Давно это было. Так давно, что ни отцы, ни деды наши не помнят, только по рассказам своих дедов знают.

Деревень наших тогда и в помине не было, а шумел по всему Заречью сосновый бор. Хоронились в нем от наезжих врагов да от своих хозяев беглые люди. Зверя гоняли, рыбой промышляли, тем и сыты были.

И появились среди лесных людей три отважных охотника — три родных брата. В ловкости да смелости не было им равных по всему Ярополческому бору. Умели они без промаха зверя убить, умели рыбу ловить, умели и врагу не кориться. Полюбил трех братьев старик лесовик и поведал им три волшебных слова. Младшему открыл он тайну, как можно сорокой оборотиться, среднему — дубовой телегой кататься по лесу, а старшему — Егору — заповедал крылья сокола. Открыл ему лесовик и заветное слово соколиное, которому все птицы повинуются.

Поднялся сокол в небо, крикнул слово грозовое соколиное, заказал появляться возле Клязьмы-реки ловчим соколам и быстрокрылым кречетам, что на охоте князьям да боярам утехой служат.

С тех пор прекратились по берегам Клязьмы боярские охоты соколиные, а ловчие соколы, пущенные на поимку дичи, улетали в привольные степи, в голубой простор— только сокольничие их и видели.

Не стало боярам ни охоты, ни утехи. Пробовали они силой лесной народ одолеть, боровыми просторами завладеть.

Не уступили вражьей силе братья. Подняли лесных людей, дубьем да топором опрокинула рать боярскую.

Одолела богатых злоба. Не стало у них в хоромах ни шкур звериных, ни рогов лосиных, ни перин лебяжьих.

Собрались бояре да дворяне совет держать, как лесной народ одолеть, непокорных богатырей покорить. И решили они пойти с жалобой на лесных братьев к самому царю. Будь, мол, защитником нам, царь-батюшка, пошли войска прогнать из леса братьев-охотников, а с остальными мы сами справимся.

Выслушал царь и приказал своим слугам:

— Седлайте коней, гоните из леса разбойников! Взяли с собой царские слуги сто прутов зеленых да сто плетей ременных, чтобы братьев лесных по спинам хлестать. Заседлали коней и пустились вскачь.

Доскакали они до леса, видят: кружит над опушкой сорока белобокая, стрекочет беспокойно, лесной народ созывает. Хотели царевы слуги криком сороку запугать, да голоса не хватает. Хотели стрелой из лука сбить, да вместо лука ременные плети у седел болтаются.

Поспорили, пошумели и дальше поехали.

Только ступили кони на лесную землю, навстречу им откуда ни возьмись телега дубовая, железом кованная. Ни людей, ни лошадей не видно: одна по дороге катится, гремит по кореньям.

Перепугались кони, по сторонам шарахнулись: раскидали по лесу царевых слуг, обратной дорогой ко дворцу умчались. А лесной народ, охотники да рыболовы, теми плетями, что на лесных братьев были заготовлены, отстегали царевых слуг и домой из лесу прогнали.

Егора же богатыря царевы слуги ни глазом не видели, ни слыхом не слышали.

Воротились они во дворец к царю и рассказали ему о своем стыде-позоре.

Рассвирепел царь, позеленел от злости, и посылает он на расправу с лесными братьями целый полк.

— Скачите в лес, повесьте на сухой осине разбойников! Понабрали слуги веревок, чтобы братьев вязать да на осине вешать, хлестнули коней и пустились вскачь.

Издали завидели царевы слуги: кружит над опушкой сорока белобокая, крыльями трепещет, громким голосом стрекочет, лесной народ созывает. Хотели они сороку криком запугать, да голоса не хватает. Хотели стрелой из лука сбить, да вместо луков веревки У седел болтаются. Выпустили на нее ловчего сокола, а он взмыл в высокое небо и улетел за Клязьму-реку, в далекие степи, в голубой простор — только его и видели.

Поссорились, повздорили царевы слуги и поскакали в лес.

Немного верст пробежали кони по лесу: глядь, откуда ни возьмись катится навстречу телега дубовая, железом ка-ванная, ни людей, ни лошадей не видно, одна мчится, гремит по кореньям.

Кони под царевыми слугами на дыбы поднимаются, а телега их с ног сшибает, наезжих недругов оглоблями глушит, тяжелыми колесами прикатывает.

Побледнел военный начальник, приказал бревнами дорогу загородить, веревками телегу опутать. Не успел договорить, как грянул из глубины бора громовой голос:

— Бей супостата!

Только голос Егора царевы слуги и слышали, а самого его не видели.

От того крика ошалели кони, полетел военный начальник с седла долой. А лесной народ, охотники да рыболовы, скрутили его теми веревками, что на лесных братьев были заготовлены, и бросили посреди леса волкам на съедение, хищным птицам на растерзание.

Дошла весть о победе лесных братьев до царевых палат. Распалился, разъярился царь, кричит на весь дворец:

— Сам поеду на разбойников! В железной клетке привезу! Заставлю железные прутья грызть!

Велит он собирать войско со всего царства, чтобы было людей больше, чем сосен в бору. Но не идут на поимку лесных братьев лапотники и сермяжники, собираются на царский зов лишь бражники да золотокафтанники.

Прослышал о том походе лукавый монах Тихоня. «Вот где, — думает, — можно будет богатой казной поживиться».

Пробрался он во дворец к царю и говорит ему:

— Не гневись, государь, на божьего странника, что пришел к твоей милости незваный, непрошеный. За милостивый дар да боярский кафтан послужу я тебе с усердием, помогу поймать лесных разбойников. И не надобно брать их силою, с божьей помощью возьмем хитростью.

И советует он напоить братьев сонным зельем.

— То искусство, — говорит, — мне ведомо. А сонных голыми руками берите, крепкими арканами вяжите, запирайте в клеть железную.

Обрадовался царь коварному предателю. Обещает его озолотить, в боярскую парчу нарядить, если Тихоня свое злое дело сделает.

Посадили монаха на коня, а за ним следом и все войско двинулось. Издали увидал Тихоня, как над лесом белобокая сорока летает, дальнюю дорогу проверяет, говорит царю:

— Прикажи, государь, остановить войска. Наперед я потихоньку один пойду, незаметно свое дело сделаю. По моим следам с судом да расправой и войску скакать.

Надел Тихоня-скуфью да схиму монашескую, во дворце для него сшитую, перекинул через плечо суму, черствым хлебом набитую, прикинулся стариком древним и поплелся по дороге в лес. Только стал к опушке подходить — летит навстречу сорока белобокая. Опустилась на дорогу, обернулась добрым молодцем, спрашивает:

— Куда, странник божий, путь держишь? Вздыхает набожно, отвечает лукавый монах:

— Иду я, добрый молодец, в лесную обитель, поклониться святым местам.

— Не видал ли ты по дороге войска царского?

— Милостив наш царь-батюшка, за лесной народ он нынче молится, желает ему доброго здравия, — смиренно говорит монах.

Не подозревает младший брат хитрых замыслов. Пожалел он странника усталого:

— Стар ты, дедушка, тяжело тебе котомку нести. Давай я помогу.

— Спаси бог тебя, добрый молодец, — сладко выговаривает Тихоня, а сам в душе ликует, что удалось обмануть ему доверчивого богатыря.

И предлагает он:

— За доброе сердце позволь напоить тебя святой водой, что несу в своей котомке из дальних мест.

И наливает он богатырю Сороке зелья сонного.

Не усомнился богатырь в страннике, выпил сонное зелье единым духом, взвалил старикову котомку себе на плечи — пошел с ним за провожатого.

Совсем недалеко прошли они лесом — катится навстречу телега дубовая, железом кованная. Ни людей, ни лошадей не видно — одна бежит, стучит по кореньям. Остановилась перед путниками — обернулась статным молодцем.

— Куда, странник божий, путь держишь? — спрашивает богатырь безвестного монаха.

Отвечает Тихоня брату среднему:

— Иду я, добрый молодец, в лесную обитель, помолиться небесным угодникам, поклониться святым местам.

— Не видал ли ты по дороге войска царского? Кладет на себя Тихоня крестное знамение, говорит молитвенным голосом:

— Милостив наш царь-батюшка, за лесной народ он молится, желает ему здоровья и благополучия.

А сам исподтишка на богатыря посматривает, благочестием своим доверчивого обманывает. Пожалел и средний брат странника.