Чем Ленька Зинцов горячее, тем Костя Беленький сдержанней. Эти две крайности помогают устанавливать хорошее равновесие, будто идут они с противоположных концов к одному и тому же месту и останавливаются на правильной середине.

Старший догадывается, что Зинцову, как любителю приключений, пользуясь подходящим случаем, просто хочется устроить забавную игру с поисками «таинственного незнакомца». Ради этого Ленька не побоится пробраться через любую трясину, готов проникнуть в медвежью берлогу, не пожалеет растрепать окончательно Павкины лакированные сапоги и расстрелять по «неуловимому лешему» весь свой колчан со стрелами.

По существу — это продолжение той же неоконченной Ленькиной страшной повести в пяти частях, только хочет он перенести действие из тетради в жизнь.

Старшего беспокоит, в каком глухом урочище провел дедушка сегодняшнюю ночь. Не заболел ли, не выбился ли из сил старик? Он вспоминает, что вчера утром дедушка никуда уходить не собирался, а спокойно чинил возле сторожки старую порванную сеть и, по-видимому, готовился показать нам, как ловят рыбу этой снастью.

— Кто видел, когда ушел дедушка? — спрашивает старший.

— Я рядом с ним сидел, — отзывается Павка Дудочкин.

Костю интересует, в какую сторону направился дед Савел.

— Туда, — указывает Павка направо вдоль берега озера.

— И ничего не сказал?

— Ничего… Нет, сказал. Сеть велел бросить в клетушку.

Выясняется, что дедушка собрался неожиданно и пошел торопливо. Всегда аккуратный, на этот раз он не убрал даже рыбацкую деревянную иглицу и поличку, с которыми работал над порванной сетью. Оставил в траве размотавшийся клубок пряжи.

— Еды не брал? — продолжает Костя свои расспросы. Видно, что у него есть какая-то мысль, которую он и хочет выяснить до конца.

— Дедушка и в сторожку не заходил. Взял только топорик из-за двери.

Внимательно всматриваясь в выражение лица старшего, Павка неожиданно добавляет:

— …И ружье.

— Ружье?..

Спокойный Костя Беленький быстро оборачивается к Павке.

— Дедушка с ружьем пошел?! Дудочкин утвердительно кивает.

— С двустволкой.

Жиденькие белесые брови Кости стягиваются к переносью, красноватые, прозрачные на свету ресницы учащенно мигают, словно ему попало что-то в глаза и он никак не может хорошенько рассмотреть Павку. Зато черные глаза Леньки, в которых всегда таится готовая вспыхнуть искорка, ширятся и блестят. Поставив ногу на табуретку, он выбивает о коленку запыленную бескозырку, торопливо чистит ногтем присохшие земляные пятна.

— Ясно!.. Белоголового пугнуть пошел.

До сих пор мы не только не видывали дедушку с двустволкой, но и не подозревали о ее существовании в лесной сторожке. По-видимому, дедушка прибрал ее от нас подальше, чтобы не смущала любопытства. Упоминание о ружье Ленька воспринял как решительный сигнал к атаке на неизвестного.

— Поспешим, поможем деду!

Но старший остается глух и к этому пламенному призыву.

— Слушай, Зинцов, — говорит он. Когда дело близилось к настоящему спору, старший всегда называл Леньку по фамилии. — Слушай… Какая делу польза, если мы будем попусту бегать туда и сюда?

— Значит, в сторожке сидеть полезнее?!

При таком крутом повороте и старший не сразу находится, что ответить.

Он присаживается возле освободившегося стола… Разглаживая ладонью помятую тетрадь, ведет свои рассуждения. По его твердому убеждению, дед Савел не мог уйти дальше охраняемого им участка.

— Значит, на этом участке его и нужно искать, — делает он заключение.

Положив другую тетрадку вместо линейки, Костя обводит на листе квадрат. Затем прямыми линиями разделяет этот квадрат на двенадцать равных полос. Следующие одиннадцать линий, опущенных сверху вниз, делают квадрат похожим на шахматную доску с маленькими клетками.

— Зачем это? — спрашивает заинтересованный Костиным черчением Павка.

Я вместе с табуреткой тоже перебираюсь к столу. Меня занимает, как быстро под рукой Кости десяток линий ряд за рядом превращается в клетки.

Оставив в покое бескозырку, Ленька тоже наблюдает за происходящими на листе переменами.

По рассказам деда Савела мы приблизительно представляем себе охраняемый им лесной участок. Он расходится во все стороны от сторожки примерно от шести до восьми километров. Этот участок, как мы его предполагаем, старший и начертил на листе бумаги.

Каждая клеточка представляет собой версту в длину и версту в ширину. Тонкие линии карандашом — лесные просеки.

Таким образом смутный в представлении лесной обход деда Савела становится для нас ясным.

Костя отсчитывает седьмую сверху и шестую справа клетку. Ставит в ней точку и говорит:

— Здесь сторожка.

Маленьким кружком, подходящим к линии-просеке, обводит озеро.

— Здесь мы гоняем от берега до берега дедушкин ботник, — не дожидаясь старшего, даю я объяснение Павке.

Перехватив карандаш пониже Костиной руки, ставлю вторую точку:

— Шалаш!

Старший с левой руки дает мне щелчок в лоб и продолжает работу заметно веселее.

Он опускает карандаш еще на три квадрата вниз, отводит на один вправо и ставит на скрещивании линий число «286». Оно хорошо нам понятно, это число. О двести восемьдесят шестом квартале рассказывала нам в Кокушкине бабушка Прасковья Ефремовна. От столба, помеченного этим номером, выводила нас к сторожке деда «лесная королева». Там, на поруби, в одиночестве со своими мыслями горевал пять минут оставленный за провинность Ленька Зинцов.

Несколько дней тому назад и сам столбик с номером 286 был для нас не больше, чем затерявшаяся в лесу и трудная для отыскания точка, от которой расходился во все стороны тот же безвестный путь наугад. А сегодня, помеченная в тетради, она уже служит для Кости Беленького началом отсчета длинных километров.

Левая сторона от знакомого нам столбика идет к западу, и Костя Беленький по нисходящей помечает лесные кварталы: 285, 284, 283… Конечное число в эту сторону — 279. Вправо от столба, в восточную сторону, порядковый счет кварталов доходит до 290.

Расширенными глазами я смотрю на Костю: получается, что нам известны двенадцать кварталов, большинства из которых мы даже и не видели. Как же это замечательно: сидеть в комнате и ясно видеть бор на огромную ширину!

— Подожди, подожди!.. — увлеченный изучением бора по листу бумаги, припоминаю я. — Дедушкина сторожка стоит в четыреста пятом.

— Ох, ты! Верно! — спохватывается Костя. — Чего же ты молчал до сих пор? Подсказывай.

В кружке озера он отчетливо вырисовывает «405». От этого числа заполняет всю серединную полосу большого квадрата. Теперь нам известно расположение кварталов от 399 — го до 410-го.

Удалось начало — хочется и дальше так же успешно продвигаться.

— Ленька, Павка, — приглашает обрадованный старший. — Давайте все вместе заполнять.

А Ленька Зинцов с начальственным видом стоит на противоположной стороне, протягивает мне через стол что-то зажатое между ладонями.

— Дарю за сообразительность, — передает он свое секретное из руки в руку.

Я смущенно подставляю ладонь.

— Ой!..

Рак. Большой черный рак, больно стригнув клешнями, висит у меня на пальце.

Ленька, запрокинув голову, хохочет. Костя, продолжая выводить цифры, улыбается в тетрадку, а Павка недовольно ворчит:

— Без фокусов и тут не обойдется!

Старательный, деловитый Павка любит, чтобы все было хорошо, спокойно. Хотя двенадцать на двенадцать легко подсчитать при помощи простого умножения, Дудочкин, чтобы не случилось ошибки, пересчитывает в чертеже каждый квадратик по отдельности. Пока делал замечание Леньке, держал палец на очередной клеточке.

С тем же старанием он выслушивает мнение старшего. Костя предлагает идти на поиски деда двумя отдельными группами.

— Как разделимся? — спрашивает он. Арифметически четыре на два делится без затруднения.

Но сегодня у всех единиц особые качества. Павку с Ленькой, например, без третьего отпускать никак нельзя. Ленька немедленно почувствует себя командиром, начнет крутить направо и налево, а Павка Ленькины приказы выполнять не особенно расположен. Одно деление исключается.