Нашу трапезу неоднократно прерывали телефонные звонки. К телефону подходил дворецкий и всякий раз сообщал звонящим, что мадам ужинает, а затем, просунув голову в дверь, вкрадчивым голосом докладывал, кто звонил. Люсия кивком головы показывала, что приняла информацию к сведению, и возвращалась к прерванной беседе. В конце концов я не выдержал и заметил:

– Слава очень обременительна, не так ли?

– Даже слишком. Бывают моменты, когда мне хочется сменить ремесло, имя, внешность и отправиться жить в какой-нибудь Богом забытый угол, среди природы, вдали от которой нельзя быть по-настоящему счастливой.

– Вы лукавите. Я убежден, стоит вашему желанию осуществиться, как вы тотчас же заскучаете без Парижа, студий, репетиций, коктейлей, восторженных взглядов...

– Возможно, вы и правы, – легко согласилась она. – Я так люблю все это...

– Когда выпадает счастье жить неординарно, разве можно об этом жалеть?

Она печально улыбнулась и призналась:

– Конечно же, мои сетования не вполне искренни. – И тут же встала, оставив недоеденным свой десерт. Я с сожалением вынужден был последовать ее примеру, хотя в жизни своей не ел ничего подобного.

– А знаете, что мы сейчас будем делать?

– Нет.

– Пошли...

Она протянула мне руку и повела за собой в будуар, небольшую комнату, располагавшуюся особняком от других. Казалось, мы пересекли границу и вступили в другой мир. Модерн уступил место Людовику XV. Все вокруг дышало спокойствием и умиротворенностью.

– Здесь нам будет удобнее, – заявила актриса. – Эта комната выглядит уютнее, не так ли?

– Именно это я собирался сказать, но вы опередили меня.

Люсия взяла рукопись, лежавшую на комоде из розового дерева.

– Каждый вечер я учу сцены, которые мне предстоит играть на следующий день. Обычно мне помогает моя племянница, произнося реплики партнеров. Надеюсь, вы не откажетесь ее заменить?

Она нашла нужные страницы, затем усадила меня рядом с собой на кровать, чтобы я мог следить за текстом. Предполагалось разучить слегка завуалированную сцену любви. Героиня Люсии находилась на балу, и, естественно, наступил момент, когда ей захотелось подышать свежим воздухом на террасе. Некоторое время спустя за ней устремился искавший ее расположения поклонник и тут же начал молоть всякий вздор про прелести летней ночи и очарование безмолвия. Все это показалось мне вопиющей дешевкой. Люсия дважды прочитала текст, спотыкаясь на каждом слове, точно школьница, едва выучившаяся читать. Затем она встала и, шагая по комнате, пересказала всю сцену наизусть. Я был потрясен ее памятью. Актриса улыбнулась:

– Это азы ремесла. Необходимо как можно быстрее освободиться от текста, чтобы начать его играть.

Она щелкнула пальцами.

– Итак, вы готовы? Начинаем!

Первой была моя реплика. Нечто вроде: "Прошу меня извинить за то, что я помешал вашему уединению", на что Люсия отвечала: "Я знала, что вы придете". Затем должно повиснуть тягостное молчание, которое при монтаже заполнят тихой музыкой. После этого мой персонаж разражался длинной тирадой, в которой выражал свою радость по поводу свидания наедине. Прослушав мой монолог, Люсия не стала говорить свой текст, а, улыбнувшись, произнесла:

– А у вас неплохо получается, Морис!

Я менее всего ожидал услышать в свой адрес комплимент после того, как отбубнил свои реплики.

– Вы смеетесь надо мной!

– Вовсе нет. Повторите-ка еще раз, и вы убедитесь, что мои слова справедливы. Только не торопитесь, хорошенько дышите, проговаривая каждую фразу.

На этот раз я выложился на полную катушку.

– Не то! – отрезала актриса. – Расслабьтесь. Не надо переигрывать. Представьте, что вы просто интересуетесь, люблю ли я клубнику. Вы ведь не станете задавать подобный вопрос с пафосом? Герой всего лишь флиртует.

– Не согласен, – возразил я. – Герой очень напряжен. Ведь, говоря о пустяках, он пытается достичь своих целей, использовать свой шанс. Вполне естественно, что ему трудно скрывать нервозность.

– Это было бы естественно в жизни. Но кинематограф – это искусство иллюзии. Перед камерой приходится все делать наоборот, помните об этом и не забывайте, что объектив искажает пропорции. Мельчайшее движение ваших губ или бровей приобретает огромную значимость. Вы меня поняли?

– Понял.

– Тогда продолжим.

Я начал было вновь произносить свои реплики, но остановился...

– Вы репетируете со мной, но, увы, не я стану играть эту роль.

– Ну и что? Мне нравится наша работа. И потом... возможно, в скором времени вам придется сыграть множество подобных ролей.

– Если бы только ваши слова оказались правдой!

Мы начали сначала. Было безумно интересно. Никогда еще я не получал подобного удовольствия от игры и мечтал лишь о том, чтобы этот урок актерского мастерства никогда не кончался. Через час можно было кричать "мотор!". Люсия была абсолютно готова к съемкам.

– Ну, все, довольно! – заявила актриса, отбирая у меня рукопись и швыряя ее на пол. Она выглядела усталой. Взгляд ее ничего не выражал и казался пустым.

– Вас утомил сегодняшний нескончаемый день, мадам. Я... я должен оставить вас.

– Да, мне необходимо отдохнуть, – прошептала она. – Какое все-таки это чудо – наше ремесло!

– О да!

Я поднялся и произнес со вздохом:

– Благодарю вас. Сегодня вы подарили мне самый прекрасный вечер в моей жизни.

Люсия, полулежа на кровати, не сводила с меня слегка затуманенных глаз.

– Это правда, Морис?

– Да, это правда.

– Подойдите ко мне.

Я подошел к кровати. Ее глаза вновь наполнились светом.

– Ну же, ближе. Вы что, боитесь?

Мое сердце бешено заколотилось. Оно билось так сильно, что я почувствовал невыносимое жжение в груди. Ее рука вцепилась в меня и заставила присесть с ней рядом.

– Поцелуйте меня, – последовал приказ.

Мне стало по-настоящему страшно, когда прямо перед собой я увидел загримированное усталое лицо, резко очерченные складки у рта, бегущие от глаз лучики морщин. Люсия была на тридцать лет старше меня. Все мое существо противилось прикосновению к ней, отталкивало ее. Огромное восхищение, которое я испытывал, моментально сменилось непреодолимым отвращением. Я видел лишь стареющую даму, годившуюся мне в матери. Люсия была слишком проницательной, чтобы не догадаться, что со мной происходит. Удивительно, но, вместо того чтобы успокоиться, она распалилась еще больше. Крепко обхватив мой затылок, актриса привлекла меня к себе и жадным ртом впилась в мои губы, которые я изо всех сил сжал, не решаясь ее оттолкнуть. Она внезапно ослабила объятия и резко отодвинулась. В ее глазах горела тихая ярость, от которой мне стало не по себе.

– Кретин, – почти нежно вымолвила она.

Я поднялся и, пятясь, добрался до двери. Стоя в дверном проеме, я не решался переступить порог, завороженный ее удивительным взглядом.

– Ступай прочь, малыш, – сказала она равнодушно, устраиваясь поудобнее на кровати.

Я тихо прикрыл за собой дверь.

Феликс проводил меня до ворот. На бульваре я полной грудью вдохнул влажный ночной воздух. Взвинченный, с напряженными до предела нервами, я плохо осознавал происшедшее. В голове стоял шум. Как после длительного бега, ноги мои дрожали, и я с трудом переставлял их. Внезапно неподалеку остановился ярко-красный спортивный автомобиль, из которого вышла миловидная блондинка в великолепно сшитом синем костюме, подчеркивавшем ее стройную фигуру. Девушке было не больше восемнадцати. Она удивленно посмотрела на меня, видимо, не понимая, что я мог делать в это время возле ее дома. От этого взгляда мне стало не по себе, и я поспешно заковылял по направлению к ближайшей станции метро.

Всю ночь я прокручивал в памяти подробности прошедшего вечера, с ужасом понимая, что нанес Люсии Меррер тягчайшее оскорбление. Тысячи мужчин отдали бы все на свете за возможность заключить ее в свои объятия, а я, несчастный идиот, отринул королевский подарок, который она собиралась мне преподнести... Было ясно, что происшествие обязательно отразится на моей карьере: Люсия не преминет отомстить. Теперь все двери захлопнутся перед моим носом. Мучительные раздумья окончательно доконали меня, и на рассвете я наконец забылся тяжелым сном.