— Предложи половину, — театральным шепотом произнес Невитта.

Пэдуэй так и сделал. После долгих и скучных торгов сошлись на пяти. Невитта крепко сжал руку Пэдуэя в своей огромной красной ручище.

— Не забудь, Мартинус, как-нибудь приходи. Я всегда рад послушать человека, который говорит на латыни еще хуже меня, ха-ха-ха!

Он и Германн сели на лошадей и исчезли в конце улицы.

Пэдуэю было жаль с ними расставаться. Но у Невитты свои дела… Мартин проводил новых знакомых взглядом и вошел в мрачный пахучий дом.

Пэдуэй проснулся рано. Во рту был неприятный привкус, в животе постоянно бурчало, словно играл оркестр кузнечиков. Возможно, все из-за ужина — не то чтобы плохого, но, безусловно, непривычного, в основном состоявшего из тушеного мяса с луком. Хозяин копоны, должно быть, немало удивлялся, почему этот странный посетитель то и дело елозит руками по столу — Пэдуэй машинально искал отсутствующие нож и вилку.

Ночь он провел плохо — непривычно спать на постели, состоящей лишь из набитого соломой матраца; да и тот обошелся ему в лишний сестерций. Ужасный зуд поутру заставил Мартина задрать майку. Ну разумеется, красная сыпь недвусмысленно показала, что ночь он провел в конечном счете не один.

Пэдуэй встал и умылся с мылом, купленным накануне вечером, — тогда он приятно удивился, что мыло уже вошло в обиход. Оно сильно смахивало на сгнивший тыквенный пирог, а внутри было мягкое и липкое из-за неполного гашения соды. Руки и лицо Мартина горели, будто он натер их мелкой шкуркой.

Затем Пэдуэй предпринял попытку побриться с помощью оливкового масла и лучшей бритвы, которую могло произвести шестое столетие. Процесс оказался таким болезненным, что Мартин задумался: а может, пусть природа берет свое?

Вот так переплет! И денег от силы на неделю… Знай он, что провалится в прошлое, непременно подготовился бы: захватил с собой энциклопедию, книги по металлургии, математике, медицине и так далее. И обязательно оружие с комплектом боеприпасов.

Но у Пэдуэя не было ни оружия, ни энциклопедии. У него вообще ничего не было — только то, что носит современный человек в карманах. Ну и голова на плечах. На нее вся надежда.

Необходимо найти такой способ использовать свои знания, который обеспечил бы ему приличную жизнь и при этом не доставил неприятностей. Нельзя, к примеру, просто взяться за постройку автомобиля — потребуется двести лет, чтобы произвести необходимые детали, а потом еще столько же, чтобы собрать их в единое целое. Не говоря уж о горючем.

Утро выдалось теплым, и Пэдуэй решил оставить жилетку и шляпу в комнате. Но потом бросил взгляд на дверь с примитивным замком, из которого торчал бронзовый ключ — достаточно большой, чтобы вручать его от имени городских властей заезжим знаменитостям. Мартин не сомневался, что при желании мог бы открыть этот замок лезвием ножа. Пришлось одежду брать с собой.

Завтракать он отправился в уже знакомую копону, украшенную огромной вывеской: «ВЕСТИ РЕЛИГИОЗНЫЕ СПОРЫ ЗАПРЕЩАЕТСЯ», и, перекусив, спросил у хозяина, как найти Томасуса-сирийца.

— Ступай по Длинной улице до арки Константина, потом по Новой улице до базилики Юлиана, потом поверни направо на Тосканскую…

Пэдуэй заставил хозяина повторить дважды и все равно потратил на поиски почти целое утро. Проходя мимо Ульпиевой библиотеки, он с трудом подавил в себе желание послать все к черту. Мартин любил библиотеки, обожал читать старинные манускрипты и вовсе не жаждал встречи со странным банкиром, в странной обстановке, по странному поводу… Более того, предстоящее дело нагоняло на него ужас. Но таков уж был Мартин Пэдуэй: его решимость проявлялась именно в момент наибольшего испуга. И он мрачно, целеустремленно зашагал дальше.

Томасус-сириец занимал убогий двухэтажный домик. Негр у двери — очевидно, раб — провел Пэдуэя в некое подобие гостиной. Вскоре появился и сам хозяин — лысый толстячок с катарактой на левом глазу. Банкир подобрал полы своей изрядно потрепанной тоги, сел и молвил:

— Ну-с, молодой человек?

— Я… — Пэдуэй сглотнул и торопливо выпалил: — Меня интересует ссуда.

— Большая?

— Точно пока не знаю. Я хотел бы начать новое дело и должен сперва прощупать рынок: цены, спрос и все остальное.

— Ты хочешь начать новое дело? В Риме? Гм-м-м… — Томасус потер ладони. — Что можешь дать в залог?

— Ничего.

— Ничего?

— Я предлагаю тебе рискнуть.

— Но… но любезный, неужели ты никого в городе не знаешь?

— Знаю только одного фермера-гота — Невитту, сына Гуммунда. Он меня сюда и послал.

— А, Невитта… Да, я с ним знаком. Он готов за тебя поручиться?

Пэдуэй задумался. Невитта, несмотря на свою душевную щедрость, не производил впечатление человека, щедрого на деньги.

— Нет, — признался Мартин. — Вряд ли.

Томасус закатил глаза к потолку.

— Ты слышишь, о Боже? Вваливается какой-то варвар, едва лепечущий по латыни, набирается смелости заявить, что у него нет ни ценностей в обеспечение, ни поручителя, и нагло просит у меня ссуду! Господи, да где это слыхано?

— Я постараюсь тебя убедить, — вставил Пэдуэй.

Томасус сокрушенно покачал головой и зацыкал зубом.

— Чего у тебя в избытке, так это самомнения, молодой человек. Как, говоришь, твое имя? — Пэдуэй повторил то, что сказал Невитте.

— Ладно, выкладывай свою идею.

— Ты правильно изволил заметить, — начал Мартин, надеясь, что говорит, должным образом сочетая почтение и чувство собственного достоинства, — я чужеземец и только накануне прибыл из Америки. Это очень далекая страна, и люди, разумеется, живут там совсем иначе, чем в Риме. Если ты поможешь мне в производстве некоторых предметов нашего обихода, которые здесь неизвестны…

— Боже! — вскричал Томасус, трагически воздев руки. — Ты слышишь, Боже! Он не хочет, чтобы я поддержал его в каком-нибудь благоразумном, серьезном деле, о нет! Он самонадеянно хочет развернуть производство каких-то новомодных штучек, о которых никто и слыхом не слыхивал!.. Совершенно исключено, Мартинус, я и думать об этом не стану. А что ты имел в виду?

— У нас есть напиток, который делают из вина, — бренди. Полагаю, он будет пользоваться здесь успехом.

— Какое-то варварское пойло? Нет, мне и в голову не придет рассматривать такое предложение! Хотя я согласен, Риму отчаянно не хватает многих товаров. С тех пор, как столицей объявили Равенну, в городскую казну перестали поступать государственные налоги. Рим неудачно расположен, он никому, в сущности, не нужен. Но где искать помощи? Никого не допросишься, Король Теодохад все время только стихи пишет. Тоже мне, поэт!..

Пэдуэй потихоньку начал вспоминать что-то из римской истории шестого века.

— Кстати о Теодохаде… Королева Амаласунта еще не убита?

— Как же! — Томасус бросил на Мартина подозрительный взгляд. — Убита. Прошлым летом.

Это означало, что Юстиниан, «римский» император Константинополя, вскоре предпримет успешную и роковую попытку вновь завоевать Италию для империи.

— Но почему ты задаешь такой странный вопрос? — продолжил Томасус.

— Можно… можно мне сесть? — пролепетал Пэдуэй и рухнул на скамью. Колени его дрожали. До сих пор происходящее казалось ему каким-то хитрым, нереальным маскарадом. Собственный вопрос об убийстве королевы Амаласунты, помог осознать наконец весь ужас, всю опасность существования в этом мире.

— И все же, чужеземец, почему ты задал такой странный вопрос?

— Странный? — невинно удивился Пэдуэй, сообразив, где допустил ошибку.

— Ты спросил, не убита ли она еще. Словно наперед знал ее судьбу. Ты прорицатель?

Пэдуэй вспомнил совет Невитты глядеть в оба. Да, Томасусу палец в рот не клади!

— Не совсем… — Он пожал плечами. — Я еще прежде слышал, будто бы между двумя готскими правителями пробежала кошка, и Теодохад не прочь избавиться от соперницы. Ну… мне просто интересно, чем это кончилось, вот и все.

— Удивительная были женщина, — произнес сириец. — И недурна собой, даже в сорок лет. Ее утопили в собственной ванне. Лично я думаю, что нашего слюнтяя подзуживала его жена, Гуделинда. У самого Теодохада духу бы не хватило.