"За послѣдними двумя стаканами Томъ Смартъ обдумывалъ планъ завязать ссору и вступить въ открытую борьбу со своимъ непріязненнымъ соперникомъ; но, не выдумавъ ни синь пороха, рѣшилъ отправиться въ постель, считая себя злополучнѣйшимъ созданіемъ въ мірѣ.

"Томъ Смартъ шелъ впередъ по широкой старинной лѣстницѣ вслѣдъ за хорошенькой черноглазой дѣвушкой, провожавшей его со свѣчою въ рукахъ. Нѣсколько шаговъ сдѣлали они счастливо, безъ всякихъ приключеній; но потомъ свѣча вдругъ загасла отъ сильныхъ порывовъ вѣтра, пробравшагося черезъ щели въ галлерею, и они остались среди лѣстницы одни, окруженные ночнымъ мракомъ. Могло, впрочемъ, статься, что свѣчу задулъ не вѣтеръ, a самъ Томъ, для того, чтобъ имѣть удобный случай поцѣловать и обнять свою проводницу: такъ, по крайней мѣрѣ, разглашали его враги, и такъ именно поступилъ бы я самъ на его мѣстѣ. Скоро, однакожъ, принесена была другая свѣча, и путешественникъ, продолжая пробираться черезъ лабиринтъ переходовъ, благополучно достигъ комнаты, назначенной ему для ночлега. Дѣвушка пожелала ему спокойной ночи и оставила его одного.

"Комната имѣла огромные размѣры. На постели, стоявшей посрединѣ, могли бы, въ случаѣ нужды, помѣститься дюжины двѣ ребятишекъ изъ мужского пансіона; въ двухъ гардеробныхъ шкафахъ, приставленныхъ къ стѣнѣ, мотъ бы, безъ малѣйшаго труда, уложиться походный скарбъ цѣлой дюжины полковъ; но всего болѣе поразило вниманіе Тома Смарта странное, уродливое кресло, или, правильнѣе, безобразный стулъ съ высокой спинкой, испещренной фантастической рѣзьбой, съ цвѣточной камчатной подушкой и круглыми шишками на концѣ ногъ, тщательно перевязанныхъ краснымъ сукномъ, какъ будто они страдали подагрой. Насчетъ всѣхъ другихъ креселъ Томъ Смартъ былъ собственно того мнѣнія, что это — старинныя кресла и больше ничего; но этотъ спеціальный предметъ, нисколько не похожій на своихъ товарищей, отличался такими затѣйливыми и фантастическими формами, что онъ, повидимому, никакъ не могъ оторвать отъ нихъ своихъ глазъ. Около получаса просидѣлъ онъ на одномъ и томъ же мѣстѣ, обращенный спиною къ камину и погруженный въ таинственное созерцаніе, принимавшее постепенно самый восторженный характеръ.

"— Чортъ бы его побралъ! — проговорилъ, наконецъ, Томъ Смартъ, начиная раздѣваться и продолжая глядѣть на старинный стулъ, поставленный y изголовья его постели. — Въ жизни не видалъ я такихъ уродовъ и не увижу никогда. Этакой анафема!

"Онъ покачалъ головой съ видомъ глубокой мудрости и опять взглянулъ на кресло. Запутываясь больше и больше въ своихъ мысляхъ, онъ летъ въ постель, прикрылся простыней и погрузился въ сонъ.

"Минутъ черезъ двадцать онъ вскочилъ на своей постели, пробужденный тревожными и шумными видѣніями долговязыхъ гостей и пуншевыхъ стакановъ. Первый предметъ, обрисовавшійся въ его воспламененномъ воображеніи, былъ опять фантастическій стулъ.

,- Мошенникъ! — проворчалъ Томъ Смаргь, подернутый судорожною дрожью. — Я не стану смотрѣть на него!

"Онъ повалился на подушки, прищурилъ глаза и старался увѣрить себя, что спитъ крѣпкимъ сномъ. Напрасный трудъ! Передъ умственными взорами его заплясали, закривлялись уродливые стулья, прыгая по спинкамъ другъ друга и выдѣлывая самыя безстыдныя гримасы.

"— Этакая притча! — проговорилъ Томъ Смартъ, высовывая свою голову изъ подъ теплой простыни. — Ужъ лучше же стану я смотрѣть на одинъ дѣйствительный стулъ, чѣмъ на неистовыя полчища подобныхъ ему призраковъ.

"И онъ точно принялся смотрѣть, усердно, пристально, неподвижно; но вдругъ передъ его глазами начали совершаться чудодѣйственныя перемѣны. Рѣзьба спинки вытянулась, выпрямилась и постепенно приняла фигуру безобразнаго старика съ морщинистымъ лицомъ. Камчатная подушка превратилась въ жилетъ стариннаго фасона; круглыя шишки приняли форму человѣческихъ ногь, обутыхъ въ красныя туфли, и весь стулъ сформировался въ джентльмена прошлаго столѣтія, поджавшаго подъ мышку свои руки. Томъ Смартъ сидѣлъ, протиралъ глаза и старался удалить отъ себя фантастическую грезу. Тщетныя усилія! На мѣстѣ фантастическаго стула былъ точно безобразный джентльменъ и, что всего удивительнѣе, безобразный джентльменъ дико и нахально заморгалъ глазами на Тома Смарта.

"Томъ Смартъ, надобно замѣтить, былъ забубенная каналья первой руки, и притомъ въ его желудкѣ еще варились и кипѣли стаканы пунша. Сначала онъ струхнулъ немного, но потомъ запылалъ, такъ сказать, величайшимъ негодованіемъ противъ старика, моргавшаго на него съ такимъ отчаяннымъ безстыдствомъ. Наконецъ, онъ не вытерпѣлъ и сказалъ сердитымъ тономъ:

"— Зачѣмъ ты пялишь на меня свои безстыдныя бѣльма?

"— Тебѣ на что? — проговорилъ безобразный старикашка, вытянутый фертомъ. — Смотрю и дѣлаю, что хочу, a ты можешь себѣ бѣсноваться, сколько угодно, Томъ Смартъ.

"И онъ страшно оскалилъ зубы, какъ орангутангъ, согбенный преклонностью лѣтъ.

"— Какъ ты знаешь мое имя, старый хрычъ? — спросилъ Томъ Смартъ, приведенный въ нѣкоторое смущеніе. Онъ старался, однакожъ, показать, что совсѣмъ не труситъ.

"— Вотъ ужъ это и не дѣло, Томъ Смартъ, — отвѣчалъ старикъ обиженнымъ тономъ, — благородное красное дерево Испаніи заслуживаетъ нѣкотораго уваженія съ твоей стороны; a ты, между тѣмъ, вздумалъ обращаться со мной такъ, какъ будто я былъ хрупкій орѣховый стулъ новѣйшаго фасона. Стыдно тебѣ, братъ Томъ!

"И, говоря это, старый джентльменъ принялъ такой гордый видъ, что Томъ струсилъ не на шутку.

"— Извините, сэръ, я не имѣлъ никакого намѣренія обижать васъ, — проговорилъ Томъ Смартъ смиреннымъ и даже нѣсколько униженнымъ тономъ.

"— Ну, ничего, когда-нибудь сочтемся, — сказалъ старикъ. — Оно, можетъ быть, и правда, что ты не думалъ обижать меня. Томъ…

"- Что вамъ угодно?

"— Я знаю тебя, Томъ, отлично знаю. Ты вѣдь, любезный, мошенникъ.

"- Помилуйте…

"— Ничего, ничего, это я такъ примолвилъ ради начинающейся дружбы, a главная штука вотъ въ чемъ: ты бѣденъ, Томъ, очень бѣденъ.

"— Ваша правда, — сказалъ Томъ Смартъ, — но какъ вы это знаете?

"- Объ этомъ рѣчь впереди, любезный другъ, но сквернѣйшій анекдотъ состоитъ собственно въ томъ, что ты горькій пьяница, Томми.

"Томъ Смартъ приготовился дать клятву, что онъ терпѣть не можетъ крѣпкихъ напитковъ; но въ эту минуту взоры его встрѣтились съ пронзительными глазами старика, читавшаго, казалось, въ глубинѣ его души самыя тайныя мысли. Онъ покраснѣлъ, прикусилъ языкъ и замолчалъ.

"— A вѣдь признайся, любезный, y тебя разгорѣлись глазки на вдову: лакомый кусочекъ, нечего сказать, а?

"Здѣсь старый хрычъ закатилъ свои глаза, припрыгнулъ на своихъ коротенькихъ ногахъ и принялъ такую сладострастную позу, что Томъ Смартъ невольно удивился легкомысленности его поведенія — въ такія преклонныя лѣта!

"- Я вѣдь опекунъ этой вдовушки, Томъ Смартъ!

"- Право?

"— Я тебѣ говорю: я зналъ ея мать и бабушку. Бабушка была влюблена въ меня и подарила мнѣ вотъ этотъ жилетъ.

"— Неужто?

"— И эти башмаки, — продолжалъ старикъ, приподнявъ одну изъ своихъ ногъ, — но это пусть будетъ между нами, Томми; фамильныхъ секретовъ распространять не должно: это мое правило.

"Говоря это, старый плутъ принялъ такой безсовѣстный и наглый видъ, что Томъ Смартъ почувствовалъ непреодолимое желаніе взгромоздиться на его спину: такъ, по крайней мѣрѣ, разсказывалъ онъ самъ черезъ нѣсколько лѣтъ послѣ этой чудодѣйственной исторіи.

"— Былъ я встарину молодецъ, Томъ Смартъ, и женщины любили меня страстно, — продолжалъ безстыдный старикашка; — сотни красавицъ засиживались, бывало, на моихъ колѣняхъ, и я, что называется, катался, какъ сыръ въ маслѣ. Что ты на это скажешь, любезный, а?

"Продолжая, между тѣмъ, исчислять подвиги своей юности, старикъ заскрипѣлъ и зашатался до того, что языкъ его утратилъ способность произвольнаго движенія.

"— За дѣло тебѣ, старый песъ, — подумалъ Томъ Смартъ, не сказавъ, однакожъ, ничего въ этомъ родѣ.

"— О-охъ! не тѣ времена и не тѣ нравы! — простоналъ старикъ, принимая спокойную позу. — Плохъ я сталъ, Томъ Смартъ, и потерялъ всѣ свои балясины. Еще недавно мнѣ сдѣлали операцію — прикрѣпили новую дощечку къ моей спинѣ. Трудная операція, Томми.