Клубы пара белой, уходящей в залив стеной, как дым сражения, поднимались с места «боя».

Если бы ветер подул в нашу сторону, мы задохнулись бы или сварились в жарком пару.

Чичкалан схватил меня за руку, потом упал передо мной на колени:

— О Кетсалькоатль, ты всесилен, — на языке людей Толлы воскликнул он, указывая на море. — Ты бог! Я всегда это знал!..

Казалось, море, признав свое поражение, стало отступать перед огнем. Расплавленная магма стремилась скорее занять его место на еще влажных камнях.

Гиго Гант с тревогой смотрел на свою гордость — недавно спущенный на воду корабль. Он заметно оседал по мере того, как море уходило и мачты его едва возвышались над краем набережной.

Вода словно куда-то переливалась из бухты, как из одного сосуда в другой.

В этом было наше спасение!

И тут полил дождь.

Помню, какое впечатление оставил на мариан первый дождь в сельве. То был тропический ливень, который заставил нас, привыкших беречь на Маре каждую каплю влаги, замереть от ужаса и восторга. Потом мы привыкли к ливням. Но то, что происходило сейчас на земле инков, не шло ни в какое сравнение даже с первым чудом сельвы, ее дождем.

Море, только что отступив, вдруг ринулось обратно, но уже с неба, неведомо как оказавшись там. Водные струи сшибали с ног, топя нас, не давая вздохнуть.

Корабль Гиго Ганта к тому времени оказался уже на суше и, накренившись, лежал беспомощной громадой на камнях.

Непроизвольно спасаясь от ливня, все мы побежали по бывшему дну залива к кораблю. Это я впопыхах предложил найти в нем укрытие.

Помню, как две танцовщицы помогали бежать старому жрецу Знания, колено у того было разбито и кровоточило. Он останавливался, пытался лечь, но две его внучки тащили его дальше.

Так мы оказались на судне и с трудом поднялись на покатую палубу.

Еще недавно Гиго Гант лелеял мечту совершить на этом корабле плавание к материку Заходящего Солнца, где, по слухам, жили белые бородатые люди, из племени которых происходила мать несчастного Топельцина, более цивилизованная, чем обитатели Толлы.

Теперь мы никуда не собирались плыть. Нужно было просто переждать ливень. Но он усиливался.

Скоро небесный водопад победил все, даже огненный поток, низвергавшийся со склонов вулкана. Лава затвердела на улицах скалистым гребнем, местами поднимаясь выше затопленных ею домов. Море ушло, словно вылилось куда-то через образовавшуюся пробоину, и даже небесный водопад не мог пополнить его убыль.

Укрывшись в корабле, мы не знали, что предпринять.

Наши спутницы, как и подобало марианкам, разыскали заготовленные Гиго Гантом на долгое путешествие запасы пищи и раздавали ее инкам.

Ливень еще больше усилился. Улицы города, ведшие к набережной, превратились в мутные потоки, низвергавшиеся с набережной каскадами.

Возможно, что такие же потоки воды лились и во многих других местах земного шара. Нам казалось, что повсюду происходит то же самое. Не укройся мы на корабле, нас смыло бы во вновь наполнившийся водой залив, уровень которого заметно поднимался.

Наш корабль всплыл. Палуба его уже не кренилась, как прежде, а угрожающе покачивалась.

Гиго Гант взялся за руль, чтобы управлять кораблем. Наиболее сильных инков он посадил за весла. Пытаться поднять паруса в такой ливень было невозможно.

Без парусов оставалось довериться лишь веслам и течению, которое относило нас все дальше и дальше от Города Солнца, вернее, от его руин.

Начался шторм, унося у нас последнюю надежду на спасение.

Из трюма слышались рыдания и стоны.

Вместе с Эрой мы зашли туда. Люди лежали вповалку, тесно прижавшись друг к другу.

Многие страдали от качки.

Посоветовавшись с Эрой, мы решили, что лучшим лекарством для таких больных будет неистовая работа, отвлечение от одуряющей обстановки.

Я поставил всех, кто мог встать, на вычерпывание воды.

Има, ждавшая ребенка, несмотря на это, встала вместе с другими женщинами в цепь — передавать из рук в руки наполненный водой сосуд, чтобы выливать воду с палубы в море. Все же сознание безысходности не покидало работающих, исключая разве что гордую, сжавшую губы Иму.

Тогда Эра предложила мне попытаться воздействовать на психику невольных пассажиров корабля.

Только наследственный ум Матерей Мара мог подсказать ей такую мысль!

Здесь, на палубе, во время потопа и шторма, мы с нею перед лицом всех, кто разделял с нами общую судьбу, должны были соединить наши жизни. Но не для того, чтобы закончить их в пучине, а чтобы войти вместе со всеми в новую жизнь после близкого спасения!

Мы объявили наше решение своим соратникам.

Тиу Хаунак и Чичкалан передали его инкам.

Мысль о свадьбе сынов Солнца в столь необычных условиях заставила встать даже лежащих пластом. Они словно увидели краешек скрытого за сплошными тучами светила.

Но сквозь потоки лившейся сверху воды проникал не столько солнечный свет, сколько непрерывное сверканье молний.

Заслоняя их блеск, мы с Эрой стояли в проеме кабины управления.

В кабине управления находились все наши друзья, а из люка трюма выглядывали смельчаки, передававшие вниз все подробности церемонии, наспех придуманной нами.

По сигналу Тиу Хаунака из трюма донеслось свадебное пение скрытых там певиц, а под струями дождя танцевали две наиболее отчаянные танцовщицы. На бедре одной из них я узнал знакомый шрам.

В блеске молний, под гром, подобный взрывам распада прямо у нас над головой, Тиу Хаунак провозгласил меня и Эру мужем и женой:

— Пусть дела, которые станут отныне вместе свершать Кон-Тики, звавшийся в небе Инкой Тихим, и Эра Луа, носившая древнее имя Луны, будут столь же яркими, как эти вспышки Небесного огня. И пусть счастье сопутствует новым мужу и жене и на Земле, и на Маре, и на любой другой звезде Вселенной! Да будет так во имя Жизни Кон-Тики с женой, и всех, кто плывет с ними вместе среди грома и бури, знаменующих лишь превратности Жизни! Да будет так!

Дождь, если этот поток можно было назвать дождем, лил не переставая несколько суток, все первые дни нашей с Эрой новой жизни. Мы были с ней всегда вместе, помогая счастливым своим видом и утешающим словом подбадривая слабых и страдающих.

Тиу Хаунак и Чичкалан вдохновляли примером гребцов. Гиго Гант был неутомим и позволял сменять себя только мне. Ива была с ним, добавляя этим сил.

Жрецы Знания и певицы с танцовщицами неутомимо вычерпывали воду. В трюме было душно и пахло сыростью. Эра велела приоткрыть люки.

Когда я сменил изнемогавшего от усталости Гиго Ганта, он шепнул мне:

— Слушай, Инка, настоящий шторм в открытом море… Нет, его корабль не выдержал бы.

— В открытом море? — переспросил я, почувствовав ударение, сделанное на этих словах.

Гиго Гант молча кивнул и свалился в глубоком сне. Ива положила его голову к себе на колени и сняла его очки, которые надо было беречь как его собственные глаза.

Что он имел в виду? Шторм оказался слишком слабым для океана, в котором мы давно должны были бы оказаться?

Куда же делся океан?

Мы переглянулись с Эрой, научившись понимать друг друга без слов.

Корабль перебрасывало с боку на бок. Я старался держать его против волны. Воины Чичкалана помогали мне в этом веслами. Без них корабль давно бы перевернулся.

Эра призналась мне, что почти все запасы еды уже уничтожены.

— Хорошо, хоть жажды никто не ощущает, — добавила она, кивнув на бьющие в палубу струи.

Каждый раз, сменяясь у руля, я бросался к аппарату электромагнитной связи, чтобы услышать голос Мара или Моны Тихон с Луны. Но все мои попытки оказывались тщетными.

Магнитная буря невиданной силы, очевидно, разыгралась на всей планете и непробиваемым экраном закрыла от нас остальной мир.