Майор Кроу, задумчиво уставившийся на огонь в камине, сделал яростный жест.
— Это правда, — кивнул он и посмотрел на Эллиота. — Вы доказали это.
— Да, сэр. Надеюсь, что доказал.
— Все, что он натворил, пробуждает желание отправить его на виселицу, — проворчал майор. — Даже причина, по которой ему не удалось выйти сухим из воды, если я правильно вас понимаю. Все шоу провалилось только потому...
— Оно провалилось, потому что он пытался изменить всю историю преступлений, — отозвался доктор Фелл. — А такое никогда не удается, можете мне поверить.
— Погодите, сэр! — сказал Боствик. — Я чего-то не понимаю.
— Если у вас когда-нибудь появится искушение отравить кого-нибудь, — серьезно произнес доктор Фелл, — запомните, что из всех видов убийства отравление труднее всего совершить безнаказанно.
— Может быть, вы имеете в виду, легче всего? — удивился майор Кроу. — У меня не слишком буйное воображение, но иногда и мне приходит в голову мысль... Каждый день вокруг нас умирают люди якобы естественной смертью, но кто знает, скольких из них в действительности убили?
— Ох! — тяжко вздохнул доктор Фелл.
— Что значит «ох»?
— То, что я слышал такое и раньше. Возможно, вы правы. Мы этого не знаем. Но от вашего аргумента голова кругом идет. Предположим, сто человек умерли в Уигане за год. Вы подозреваете, что некоторых из них, возможно, отравили. И на этом основании вы утверждаете, что отравление совершить проще всего. Повторяю: то, что вы сказали, может быть правдой — возможно, кладбища отсюда до Джон-о-Гротса[36] переполнены останками убитых, взывающими об отмщении. Но, черт побери, нужны доказательства, чтобы считать это правдой!
— Тогда объясните вашу позицию.
— Если основываться только на тех случаях, которые мы можем использовать как тест, — когда яд обнаружен в теле, — становится очевидным, что отравление — та разновидность убийства, которую труднее всего совершить безнаказанно, поскольку очень немногим это удавалось.
Отравитель обречен с самого начала в силу свойств своего характера. Он никогда не может остановиться. Если ему случайно удается выйти сухим из воды в первый раз, он продолжает убивать с помощью яда, пока его не поймают. Вспомните вышеприведенный перечень. Допустим, вы или я могли бы кого-то застрелить, зарезать, задушить или проломить кому-нибудь череп. Но мы не прониклись бы такой страстной любовью к револьверу, кинжалу, носовому платку или дубинке, чтобы использовать их раз за разом. А отравитель делает именно это.
Даже его первое преступление достаточно рискованно. Обычный убийца подвергает себя одиночному риску, а отравитель — тройному. В отличие от орудовавшего пистолетом или кинжалом его работа не заканчивается с самим процессом отравления. Он должен убедиться, что жертва не прожила достаточно долго, чтобы обвинить его; должен продемонстрировать, что у него не было ни возможности ввести яд, ни причины делать это, и, наконец, что самое рискованное, он должен обзавестись ядом, происхождение которого невозможно отследить.
Снова и снова повторяется одна и та же мрачная история. Икс умирает при подозрительных обстоятельствах. Известно, что Игрек обладал веской причиной желать ему смерти и возможностью добавить яд в его еду или питье. Тело эксгумировано. Яд обнаружен. Далее необходимо только отследить то, как Игрек приобрел яд, и дальнейшие события становятся неизбежными — арест, суд, приговор и последняя прогулка в восемь утра.
Наш друг в Содбери-Кросс знал все это. Для этого не нужно было изучать криминологию — достаточно читать ежедневную газету. Но он решил спланировать убийство таким образом, чтобы противопоставить тройному риску тройное алиби. Он попытался сделать то, что еще не удавалось ни одному преступнику. Это не удалось и ему, поскольку толковый детектив, вроде мистера Эллиота, способен разгадать все детали этого тройного плана. А теперь позвольте показать вам еще кое-что.
Доктор Фелл достал из внутреннего кармана бумажник, набитый разнообразным хламом, с которым ему не хватало духу расстаться. Среди прочего он не без труда обнаружил нужное письмо.
— Я говорил вам, — продолжал доктор, — что Маркус Чесни написал мне всего несколько дней назад. Я ревностно охранял письмо от посторонних глаз, не желая, чтобы оно ввело вас в заблуждение. В нем слишком много подлинных доказательств, и это сбило бы вас с толку. Но прочтите его сейчас, в свете выводов, к которым мы пришли, и посмотрим, как вы будете это интерпретировать.
Он положил письмо на стол, рядом со своими часами. Письмо начиналось с адреса отправителя и даты: «Бельгард», 1 октября» — и в основном касалось теорий, которые они уже слышали. Но палец доктора Фелла указал на два абзаца ближе к концу:
«Все свидетели, выражаясь фигурально, носят черные очки. Они не могут видеть четко и различать цвета. Они не знают, что происходит на сцене, а еще менее — среди публики. Покажите им впоследствии запись происшедшего черным по белому, и они поверят ей, но даже тогда не смогут объяснить увиденное.
Вскоре я рассчитываю устроить мое маленькое представление для группы друзей. Если оно пройдет удачно, могу я попросить Вас о любезности приехать и посмотреть спектакль? Насколько я понимаю, Вы сейчас в Бате, и я могу прислать за Вами автомобиль в любой день, который Вы выберете. Обещаю обвести Вас вокруг пальца всеми возможными способами. Но так как Вы здесь новичок и едва знакомы с действующими лицами, я буду справедлив и подам Вам намек: следите внимательно за моей племянницей Марджори».
Майор Кроу присвистнул.
— Вот так, — усмехнулся доктор Фелл, складывая письмо. — Это — вместе с тем, что мы собираемся увидеть и услышать сегодня вечером, — довершит наше дело.
В дверь скромно постучали. Доктор Фелл посмотрел на часы и окинул взглядом группу. Все кивнули, давая понять о своей готовности. Доктор положил часы, когда дверь открылась и знакомая фигура, кажущаяся неузнаваемой в обычной одежде вместо привычного белого халата, просунула голову в комнату.
— Входите, мистер Стивенсон, — пригласил доктор Фелл.
Глава 19
ЗАПИСЬ ПРОЧИТАНА
Когда машина Эллиота подъезжала к «Бельгарду», она была переполнена, хотя Боствик и майор Кроу следовали за ней в другом автомобиле. Большую часть заднего сиденья занимал доктор Фелл; остальное загромождал большой ящик, который велели Стивенсону взять с собой. Сам Стивенсон, выглядевший заинтригованным и одновременно встревоженным, сидел рядом с Эллиотом.
Дело подходило к концу. Эллиот потянул ручной тормоз и окинул взглядом освещенный фасад дома. Прежде чем позвонить в дверь, он ждал, пока другие не присоединятся к нему. Вечер был холодным и с легким туманом.
Дверь открыла Марджори. При виде официального выражения их лиц она быстро огляделась вокруг.
— Я получила ваше сообщение. Сейчас все дома. Впрочем, мы и так не собирались уходить.
— Мы очень сожалеем, мисс, что приходится беспокоить вас в свадебный вечер.
Казалось, он не может отделаться от этой темы — она превратилась для него в навязчивую идею.
— Но мы не задержим вас надолго.
Сердитый взгляд майора Кроу заставил его умолкнуть.
— Суперинтендент!
— Сэр?
— Незачем обсуждать личные дела леди. Понятно? — Хотя майору было не по себе, он старался говорить весело, обращаясь к Марджори. — Боствик прав в одном. Мы уйдем так быстро, как только сможем. Ха-ха! Так о чем это я? Ах да! Пожалуйста, проводите нас к остальным.
Актер из майора был никудышный. Марджори посмотрела на него, потом на большой ящик, за ручку которого ухватился Стивенсон, и ничего не сказала. Лицо ее покраснело — за обедом она явно пила бренди.
Девушка проводила их в библиотеку — уютную комнату в дальней стороне дома с открытыми книжными полками и массивным камином из неотесанного камня, в котором потрескивали дрова. На коврике перед камином стоял ломберный стол, за которым доктор Чесни и профессор Инграм играли в триктрак. Хардинг развалился в кресле с газетой в руке. Из-за бинтов на шее его голова казалась неестественно застывшей.
36
Джон-о-Гротс — мыс, северная оконечность Шотландии.