“Извините, номер верный”.Помните, как я начал говорить миллионом страниц раньше, о “Хотите верьте, хотите — нет!” Рипли? Так вот, “Извините, номер верный” едва ли не часть этого. Мне пришла мысль написать “телевизионную пьесу” однажды вечером но пути домой, после того как я купил пару ботинок. Это пришло мне в голову как озарение, полагаю, потому, что телевизионный вариант кинофильма играет такую важную роль. Я написал сценарий, почти не отличающийся от того, что опубликован в этой книге, в два приема. Мой литературный агент на Западном побережье — тот, что заключает договоры о фильмах, — получил его в конце недели. В начале следующей недели Стивен Спилберг прочитал его, думая включить в телевизионную серию “Поразительные истории”, которую он тогда снимут. Однако Спилберг отклонил сценарий. Они стремились включить в телесериал более оптимистические фильмы, сказал он, и тогда я отправил его моему хорошему другу, человеку, с которым я давно сотрудничал, Ричарду Рубинштейну. В то время он выпустил телесерию под названием “Истории с темной стороны”, которая передавалась по нескольким телеканалам. Не скажу, что Ричард воротил нос от счастливых окончаний — по-моему, он любит хеппи-энд, как и все остальные, — но, с другой стороны, он никогда не отказывался от мрачных сценариев. Именно он в конце концов снял фильм по роману “Кладбище домашних животных” (“Кладбище домашних животных” и “Тельма и Луиза”, по-моему, единственно заметные фильмы, созданные в Голливуде, которые с конца семидесятых годов кончаются смертью главного героя и остальных действующих лиц).

Ричард купил права на сценарий в тот же день, когда прочитал его, и запустил в производство спустя одну или две недели. Еще через месяц он показал фильм по телевидению… если память мне не изменяет, в качестве премьеры сезона. Фильм по-прежнему остается одним из тех, на которые было затрачено самое короткое время от запуска в производство до демонстрации по телевидению. Вариант, включенным в эту книгу, между прочим, является моим первым наброском, более длинным и подробным, чем окончательный сценарий, на который по финансовым соображениям пришлось изготовить лишь два набора декораций. Он включен в эту книгу как пример иного типа рассказа… иного, но тем не менее заслуживающего внимания не меньше других.

“Люди десятого часа”…Летом 1992 года я гулял по центру Бостона, пытаясь отыскать по адресу дом, который никак не мог найти. В конце концов я нашел его, но прежде нашел сюжет для рассказа. Я искал дом примерно в десять утра и, проходя по улицам, заметил группы людей, собирающихся перед каждым дорогим высотным зданием. С социологической точки зрения эти группы были необъяснимы. Там стояли плотники, дружески беседующие с бизнесменами, швейцары, разговаривающие с элегантно причесанными женщинами в модной деловой одежде, рассыльные, болтающие с секретаршами.

Я пытался разгадать, что это за группы — о существовании которых Курт Воннегут даже не подозревал, — в течение примерно получаса, как вдруг меня осенило: для определенного класса городских жителей Америки привычка превратила перерыв на кофе в перерыв на курение. В дорогих зданиях теперь курение запрещено. Американцы совершают, спокойно и ничуть не волнуясь, самую поразительную перемену в двадцатом столетии, мы очищаемся от старой вредной привычки и делаем это, не привлекая особого внимания. В результате возникают очень странные зоны социологического поведения. Те, кто не в состоянии отказаться от своей старой вредной привычки — в названии рассказа они именуются “людьми десятого часа”, — составляют одну из них. Этот рассказ был написан всего лишь в качестве развлечения, но я надеюсь, что он демонстрирует нечто интересное о волне перемен, которые, по крайней мере временно, воссоздали некоторые аспекты отдельных, но равных условий, существовавших в сороковые и пятидесятые годы.

“Пятая четверть”— это снова Бахман, а может быть, Джордж Старк.

“Дом на Кленовой улице”— помните Ричарда Рубинштейна, моего знакомого продюсера? Это он послал мне первый экземпляр Криса Ван Аллсбурга, автора “Тайны Гарриса Бердика”. Ричард приложил записку, написанную его угловатым почерком: “Тебе это понравится”. Это было все, что в ней говорилось, но больше ничего и не требовалось. Мне понравилась книга.

Книга состояла из серии рисунков, заглавий и подписей под иллюстрациями, составленной мистером Бердиком, давшим книге свое имя. Сам текст отсутствовал. Каждая комбинация рисунка, заголовка и последующей подписи служила чем-то вроде чернильного пятна Роршаха, предлагая наводку воображению читателя или зрителя в большей степени, чем намерения мистера Ван Аллсбурга. Одна из моих любимых комбинаций такого рода показывает мужчину с креслом в руке — очевидно, по необходимости он намерен использовать его как дубинку. Мужчина смотрит на какую-то странную и кажущуюся живой выпуклость под ковром в гостиной. Надпись гласит: “Прошло две недели, и это случилось снова”.

Принимая во внимание мои чувства относительно мотивации, мой интерес к таким вещам должен быть очевидным. Что случилось снова спустя две недели? Я не думаю, что это имеет какое-то значение. В наших самых страшных кошмарах существуют лишь местоимения, означающие вещи, заставляющие нас просыпаться в холодном поту и дрожащих от ужаса и одновременно облегчения.

Моя жена Тэбита тоже заинтересовалась “Тайнами Гарриса Бердика” и предложила, чтобы каждый член нашей семьи написал короткий рассказ, основанный на одной из картинок. Она написала рассказ; ее примеру последовал наш младший сын Оуэн (тогда ему было двенадцать лет). Тэбби выбрала первую картинку в книге; Оуэн остановился на картинке в середине; я взял последнюю. Результат моих усилий включен в эту книгу с любезною согласия Криса Ван Аллсбурга. Мне больше нечего прибавить, кроме того, что я читал несколько адаптированный вариант рассказа четверо- и пятиклассникам несколько раз на протяжении последних трех или четырех лет, и он очень им, по-видимому, пришелся по душе. Похоже, их особенно привлекает мысль о том, чтобы отправить злого отчима в великую пустоту. Мне эта мысль, несомненно, нравится. Рассказ никогда раньше не печатался, главным образом из-за его запутанных предшественников, и я с радостью включаю его в эту книгу. Жалею только, что не могу сделать то же самое с рассказами жены и сына.

“Последнее расследование Амии”, несомненно, напоминает предыдущие произведения и является стилизацией под “Расследование доктора Уотсона”, но этот рассказ стремится к большему. Мне очень нравились произведения Реймонда Чандлера и Росса Макдоналда, после того как я познакомился с ними в колледже. В то же время мне представляется поучительным и немного пугающим то обстоятельство, что Чандлера продолжают читать и спорят о нем, тогда как весьма популярные романы Макдоналда о Лью Арчере стали сейчас малоизвестными остатками прежней читательской культуры. Ими интересуются лишь любители, принадлежащие к небольшому кругу энтузиастов чтения произведений о “черной жизни”. По моему мнению, именно язык этих романов разжег мое воображение; он открыл передо мной совершенно новый взгляд на вещи, так страстно взывающий к воображению и сердцу одинокого молодого человека, которым я был в то время.

Кроме того, это стиль, который поразительно легко копировать, как это узнали полсотни писателей за последние двадцать или тридцать лет. В течение длительного времени я старался избегать стиля Чандлера, потому что я не мог для чего-нибудь его использовать… не знал, что им сказать в тоне Филипа Марло, что было бы моим собственным.