– Это не я, ма, – проговорила она едва слышно, тряхнув головой.

– Не ты? Что ты хочешь сказать?

– Это… это не я виновата. Я не хотела, я бы никогда не стала, но он…

Она опустила голову, не в силах продолжать.

– Он заставил тебя силой? – закончила за нее мать, и Кэти тихонько кивнула. – Но кто он? – спросила, наконец, Кэтрин. – Кто этот негодяй?

Ее вопрос был встречен молчанием, и как она ни упрашивала дочь назвать имя мужчины, надругавшегося над ней, та отказывалась отвечать.

В половине седьмого пришел Родни. Он вошел вместе с Вильямом, который проделал весь путь до шахты и встретил его на выходе, чтобы подготовить заранее к дурному известию и смягчить удар. Но, судя по лицу Родни, у Вильяма это не получилось.

Родни вошел через задний ход, как он делал всегда, возвращаясь с шахты, поскольку не хотел, чтобы соседи видели его в грязной одежде. Но сегодня он не стал снимать свою пропыленную, черную от угля куртку и вешать ее на крючок за дверью. И не оставил жестяной бидон, в котором носил свой обед, на полке возле заднего хода, а вошел на кухню, держа бидон в руках. В дверях он остановился и посмотрел на дочь.

Кэти сидела на дальнем конце стола. Она ничего не ела, хоть мать и пыталась ее покормить, – просто сидела, глядя в одну точку. Подняв глаза на отца, она сразу же поняла, что он уже обо всем знает, и ей стало от этого немного легче. По крайней мере, ей не придется слушать, как мать рассказывает о случившемся отцу. Отец показался ей сейчас выше ростом и старше, чем обычно. Что-то в выражении его лица пугало Кэти. Его глаза потеряли свой мягкий сероватый оттенок и теперь горели красным огнем на черном от угольной пыли лице. Родни медленно приблизился к столу и остановился возле дочери.

Всю дорогу домой он отказывался этому верить. Он даже чуть не ударил Вильяма, когда тот сказал ему, что его возлюбленное чадо, его маленького ангела, постигла позорная участь. Не проходило ни одного воскресенья без того, чтобы он не преклонил колена в часовне, благодаря Господа за то, что Он подарил ему красивую, ласковую, веселую девочку. А теперь она скатилась так низко! Он смотрел на дочь, пока ее голова не склонилась к самой груди под его взглядом. Ему не нужно было слов, чтобы убедиться: то, что сказал ему Вильям – правда. Достаточно было взглянуть на нее.

Родни не заговорил с дочерью. Он бы никогда не смог выразить словами то, что чувствовал сейчас. Молча, он повернулся к ней спиной и пошел в спальню.

Все это время Кэтрин стояла возле плиты, рассеянно помешивая мясо в кастрюле. Она ни разу не обернулась, пока муж был в комнате. Бросив на него один быстрый взгляд, когда он вошел, она увидела на его лице такой гнев и такое страдание, что больше не решилась посмотреть в его сторону. Она была благодарна Вильяму за то, что он уже обо всем ему рассказал, сняв тем самым с ее плеч огромный груз. Когда Родни вышел из кухни, Кэтрин сняла кастрюлю с огня и поставила в духовку. Вздохнув, она вытерла руки о передник и пошла вслед за мужем.

Войдя в спальню, она плотно прикрыла за собой дверь. Они долго стояли молча, глядя друг на друга и не решаясь заговорить, наконец, Родни спросил:

– Кто он?

– Я не знаю.

– Ты у нее спрашивала?

Кэтрин склонила голову.

– Я целый день донимала ее расспросами, но она не хочет говорить. Она и миссис Дэвис не сказала. Миссис Дэвис привезла ее домой.

Родни отвернулся от жены и посмотрел в окно. Солнце уже садилось за дальним рядом коттеджей. На дворе стоял октябрь, и вечер был спокойным и теплым. В такие вечера, помывшись и поев, Родни любил прогуляться по поселку в долгих осенних сумерках, чтобы освежить голову и очистить душу. Но сейчас в его душе царила тьма, и эта тьма была чернее недр шахты, где он был погребен целый день.

– Она тебе хоть что-нибудь сказала? – медленно проговорил он, скрежеща зубами.

– Нет. Нет. – Голос Кэтрин повысился почти до крика. Но сразу же она притихла и добавила почти шепотом:

– Если б я что-нибудь от нее узнала, я бы не стала от тебя утаивать.

Родни резко развернулся и зашагал по комнате, словно подгоняемый какой-то беспокойной силой.

– За что мне такое наказание? В чем я согрешил? – вопрошал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к жене. – Пятеро из них ушло, Лиззи родилась недоразвитой, а теперь еще этот позор. Я посрамлен перед Господом, втоптан в грязь!

– Родни! – Кэтрин подошла к мужу и мягко дотронулась до его плеча. – Она ни в чем не виновата, ее взяли силой, – быстро проговорила она, глядя на его суровый темный профиль, вырисовывающийся на фоне окна. – Так сказала миссис Дэвис. Она специально приезжала сюда, чтобы поговорить со мной. Она сказала, что Кэти изменилась после той ночи, когда устраивали бал. Она была подавлена задолго до того, как появились первые признаки беременности.

– У миссис Дэвис есть какие-нибудь предположения? – спросил Родни, не глядя на жену.

– Только Билли Денисон, помощник садовника. Но Кэти решительно отрицает это. И миссис Дэвис склонна ей верить.

Родни повернулся и, тяжело ступая, снова прошел на кухню. Подойдя к дочери, сидящей неподвижно на том же самом месте, он заглянул ей в лицо.

– Так ты назовешь мне его имя, или мне придется идти в усадьбу? – ровным голосом осведомился он.

Она посмотрела на него снизу вверх сухими, полными отчаяния глазами. Она уже выплакала все свои слезы, и теперь глаза жгло так, словно в них насыпали горячего песка. Если она скажет отцу, что это был мистер Бернард, отец пойдет в усадьбу и побьет его. А если отца не пустят в дом, он подкараулит мистера Бернарда на улице. Она слишком хорошо знала отца, чтобы сомневаться в том, что он изобьет ее обидчика до полусмерти, неважно, будь то простой садовник или хозяйский сын. И что тогда? Отца посадят в тюрьму, и в этом будет виновата она. Нет, она должна молчать. Но молчать она сможет только до тех пор, пока не обвинят Билли Денисона. А когда его обвинят, ей придется рассказать всю правду. Ей не нравился Билли, но она не могла допустить, чтобы из-за ее молчания пострадал невиновный. Ведь Билли в таком случае выгонят, а он сирота, и обратиться ему будет не к кому. Бедняга попадет в приют для бедняков.

– Ну что ж. Значит, я пойду в усадьбу, – сказал Родни в ответ на ее молчание.

Неторопливыми, размеренными движениями, которые более чем что-либо другое говорили о его гневе, он разделся до нижнего белья, вымылся в тазу с теплой водой, который Кэтрин приготовила для него на скамейке возле огня, надел свои единственные приличные брюки, единственную чистую куртку и, даже не притронувшись к ужину, ожидающему его на столе, молча, покинул дом.

Он уже дошел до проселочной дороги и пересекал поля, когда Кэти пришла в голову спасительная ложь. Она, с ее богатым воображением, уже давно бы додумалась до этой лжи, если б ее ум не был скован страхом. Спрыгнув со стула, она бросилась к двери, в то время как Кэтрин и Вильям изумленно наблюдали за ней.

Она выскочила из дома, пробежала мимо рядов коттеджей, мимо миссис Вейр и миссис Бейли, обсуждающих около своих дверей несчастье, постигшее юную Кэти Малхолланд. Соседи без труда догадались о случившемся, увидев, как миссис Дэвис привезла девочку домой, и, заметив Родни, выходящего со свирепым видом из дома. Кэти промчалась мимо трех знакомых девочек, возвращающихся с веревочных работ и еще ничего не знающих о случившемся, которые хором поприветствовали ее, а потом удивленно посмотрели ей вслед, когда она пролетела мимо, даже не заметив их. Она пронеслась как молния мимо группы мужчин, которые метали кольца на небольшом поле за дальним рядом коттеджей, и наконец, увидела впереди фигуру отца.

– Па, па! – закричала она так громко, как только могла. – Подожди, па!

Родни обернулся и остановился. Когда она подбежала, запыхавшись и чуть ли не валясь с ног, положил руки на ее спину и поддержал, терпеливо ожидая, когда она отдышится и сможет заговорить.

– Не ходи туда, па. Тебе не надо туда ходить, я сама все тебе расскажу, – сказала она прерывающимся голосом. – Не будет никакого толка, если ты туда пойдешь. – Она наклонила голову, и некоторое время молчала, а отец терпеливо ждал ее последующих слов. – Это случилось в ночь бала, – продолжала она. – Было уже поздно, темно. Я… я очень устала и… и вышла во двор подышать свежим воздухом, чтобы немного взбодриться. Было очень тепло. Я вошла в арку и прошла по дорожке вдоль садовой стены, и тогда… – Ложь застряла у нее в горле, и она запнулась.