Миссис Робсон вернулась в комнату и, подойдя к Кэти, взяла у нее из рук подсвечник, подняла с пола свечу и, вставив в подсвечник, зажгла от своей.

– Я не виню вас в том, что случилось, – сказала она, ставя подсвечник на стол. – Я слышала, как они шумели на лестнице, когда шли к вам. Но если б я заподозрила, что вы сами их пригласили, я бы рассказала обо всем вашему шведу. Потому что я люблю справедливость и не стерпела бы, чтобы из хорошего человека делали дурака.

В ее последних словах слышалась угроза. Миссис Робсон постоянно жаловалась на крики Лиззи и была не в слишком хороших отношениях с Кэти. Повернувшись к Кэти спиной, она вышла из комнаты, не удосужившись пожелать ей доброй ночи.

Когда дверь за соседкой закрылась, Кэти медленно опустилась на стул. Одной рукой она еще продолжала прижимать к груди юбку. Ее ярость прошла, и на ее место пришел страх – в точности такой же страх, какой она испытала в ночь бала, когда оказалась в комнате Бернарда. В ту ночь он не сказал ей ни слова, и сегодня он тоже не заговорил с ней. Но она запомнила, как он посмотрел на нее, когда приятель уводил его из комнаты. При мысли об этом взгляде ее начинала бить дрожь. Она застонала, и ее стон был похож на стоны Лиззи.

– О, Энди, Энди, – повторяла она, так, словно его имя было каким-то магическим заклинанием, способным защитить ее от злых сил.

Она чувствовала, что в ее жизни должно случиться что-то плохое. Появление Бернарда Розье всегда предвещало беды.

Она просидела так три часа, тщетно стараясь побороть свои страхи и повторяя себе, что она больше не ребенок, а взрослая женщина, что у нее теперь есть Энди, а Энди никогда не позволит ни Бернарду, ни кому бы то ни было причинить ей зло. Но предчувствие беды не оставляло ее, и когда она легла в постель, то все еще дрожала от страха. Она чувствовала, что сегодняшний визит Бернарда Розье не пройдет бесследно.

На следующее утро она встала пораньше, чтобы наносить воды, пока никто из других жильцов еще не проснулся, – ей бы не хотелось столкнуться с Мэгги Проктор. Целый день она вздрагивала, заслышав шаги на лестнице, боясь, что вернется Бернард и приведет с собой полицию, но никто не постучался в ее дверь. Ложась спать, она успокаивала себя мыслью, что, если бы Бернард решил ей отомстить, он бы это уже сделал. Но и назавтра ее страхи не прошли, а, напротив, усилились.

Днем, когда Кэти вышла, чтобы купить продуктов, она поймала себя на том, что спускается по лестнице на цыпочках. До магазина и обратно она почти бежала, и, когда добралась до своей лестничной площадки, у нее покалывало в боку. Задыхаясь, она открыла дверь и оглядела комнату, удивляясь, что мебель, все еще на месте. Бросив сумку с продуктами на стол, она поспешила в комнату Лиззи. Лиззи спокойно сидела в постели, держа на руках куклу, и Кэти, убедившись, наконец, что все в порядке, прислонилась спиной к стене, хватая ртом воздух.

Вернувшись на кухню, она присела, прежде чем начать распаковывать продукты. Она должна взять себя в руки, так больше не может продолжаться. Если бы только она могла с кем-нибудь поговорить, рассказать о своих страхах! Если бы Джо был здесь! Джо она смогла бы рассказать обо всем, а Энди сможет рассказать всего лишь часть правды… Но, если бы Джо жил с ней, Мэгги никогда бы не осмелилась привести сюда своих приятелей и она бы не столкнулась с Бернардом Розье. Так, может, это все ей в наказание? Может, Джо прав и она, в самом деле, дурная женщина?.. Нет, нет, нет. Она не сделала ничего дурного, и ее не за что наказывать. Потому что если их с Энди любовь была чем-то дурным, тогда в этом мире вообще не было ничего хорошего. Нет, она не дурная. Она не такая, как Мэгги. Она не такая, как все эти шлюхи, живущие в их доме. Но разве им докажешь, что она не такая? Она жила в доме, полном шлюх, на улице, где жили одни шлюхи, и у нее был Энди, – это делало ее такою же, как они, в глазах всего мира. Но ведь это несправедливо! Несправедливо!

– Перестань, перестань, – одернула себя Кэти, сама удивляясь тому, что заговорила вслух. И еще громче добавила:

– Возьми себя в руки.

Встав, она начала было распаковывать продукты, но, едва открыв сумку, вскинула голову и посмотрела на дверь. Она забыла запереть дверь! Бегом она бросилась к двери, задвинула засов, потом, прислонившись к ней спиной, с минуту постояла неподвижно, покусывая губы, прежде чем вернуться к столу.

Был канун Рождества. Уже пять часов, а Эндри все еще нет. Кэти уже не надеялась, что его корабль придет сегодня, потому что начался отлив.

На прошлой неделе она купила на рынке новогодние украшения, чтобы развесить их над камином: бумажную куклу, одетую в красное с синим, бумажного клоуна на веревочке и гирлянду из цветной бумаги. Но она не стала их развешивать – настроение у нее вовсе не было праздничным, и приближение Рождества и Нового года не могло рассеять ее страхи, усиливающиеся с каждым днем. А теперь еще Энди запаздывал, значит, ее ожидало унылое и одинокое Рождество.

Она просидела возле камина, пока угли в нем не догорели. Когда огонь погас, она встала и начала готовиться ко сну – и вдруг услышала знакомые шаги на лестнице. Не в силах пошевелиться от радости, она стояла, прижав ладони к щекам и глядя на дверь. Дверная ручка повернулась, и знакомый голос позвал:

– Кэти, Кэти.

Сорвавшись с места, она бросилась к двери и отодвинула засов. Упав в его объятия, она, к его великому удивлению, разрыдалась.

– Кэти! Кэти! Что с тобой? Подожди, подожди минутку.

Осторожно отстранив ее, он вернулся на лестничную площадку и внес в комнату сумку и большой длинный сверток. Закрыв за собой дверь, он поставил вещи на пол и подошел к ней. Она стояла, опершись спиной о стол и спрятав лицо в ладонях.

– А теперь объясни мне, что случилось, – сказал он, снова обнимая ее. – Почему ты плачешь?

Она хотела заговорить, но ее душили рыдания, и она не смогла вымолвить ни слова. Он стоял в недоумении, гладя ее по волосам и время от времени оглядывая комнату, словно в поисках ответа. Наконец его взгляд остановился на двери в спальню.

– Лиззи? – обеспокоенно спросил он. – Что-нибудь случилось с Лиззи?

Она медленно покачала головой, не отнимая лица от его груди.

Он еще раз осмотрел комнату.

– Скажи мне, Кэти, что же, в конце концов, случилось? Кто-нибудь тебя обидел? Может, они?

Он топнул ногой по полу, давая тем самым понять, что имеет в виду соседок, но она снова покачала головой.

– Тогда в чем дело, Кэти? Ты должна мне сказать. Твой брат? Это он тебя обидел?

– Нет, нет, – с трудом выговорила она. – Прости меня, Энди, я не хотела тебе говорить. Но сейчас я расскажу тебе все, как было. Пойдем, сядем.

Она схватила его за руку и потащила к камину, где он сел на свой стул с высокой спинкой и усадил ее к себе на колени. Обняв его и прижавшись головой к его шее, она принялась рассказывать.

Когда она закончила говорить и он никак не прокомментировал ее рассказ, она подняла голову и заглянула ему в лицо. Он смотрел на огонь в камине, и прошло несколько секунд, прежде чем он взглянул на нее.

– Ты сказала мне все, Кэти, но не сказала его имени. Я хочу знать его имя.

– Я не могу, Энди. Не могу. Я… я боюсь. Я так боюсь! Я больше не хочу бед. Я уже и так слишком много страдала, Энди. Слишком много.

– Но неужели ты не понимаешь, Кэти! – Он схватил ее за плечи и встряхнул. – Тебе ведь только хуже от того, что ты пытаешься скрыть это от меня. Ты продолжаешь страдать, ты все время живешь в страхе. Скажи мне, кто он, и я положу этому конец.

– Нет, Энди. – Она высвободилась из его объятий и встала на ноги. – Я никогда не скажу тебе, кто он. Никогда.

Он сидел на самом краю стула и, задрав подбородок, смотрел на нее.

– Я сам узнаю, кто он, – решительно заявил он. – Всегда есть способ узнать правду. Я могу пойти в дом, где ты работала, и где все это началось, и выяснить, кто был отцом твоего ребенка.