— Где «Дьяк» и «Штырь»? Мы слышали выстрелы.

— Ничего страшного, сидят в боксе живые и здоровые, вам привет передают, просят и за них по сто граммов выпить. Ну так как?

«Валет» нехотя, с опаской отодвинул покореженные нары и впустил полковника.

— Так, вот вам все, что могу. Наливай! — басил Бурбенко, выкладывая на стол выпивку и закуску.

Из правого кармана кителя вытащил банку ставриды в томатном соусе, из левого — банку сардин и полез за пистолетом.

— А вот и килька в масле!

Выхватил оружие и вогнал две пули в живот «Валета», увлекшегося сервировкой стола. Но «Крота» достать не смог. «Крот», сидя за спиной Митька, вогнал ему заточку под левую лопатку. Полковник подскочил и выстрелил в голову. «Крот» отпрянул от контролера и получил еще две пули в грудь. Зеки скончались на месте, Митько — по дороге в больницу.

По итогам операции наградили только Сербского — месячным должностным окладом. Всех остальных участников привлекли к различным видам дисциплинарной ответственности. Полковника Бурбенко отправили в отставку по выслуге лет и состоянию здоровья без обычного в таких случаях ценного подарка «за многолетнюю и добросовестную службу».

Чиновники — особый класс современного общества. Весьма своеобразная, хорошо организованная и плотоядная прослойка, заполненная инспекторами, инструкторами, референтами, помощниками, завами, замами и их руководителями.

Неоднократно довелось наблюдать посещение следственного изолятора разнокалиберными чиновниками разнообразнейших правительственных структур. Это всегда занимательно и даже интересно.

Их встречают очень вежливо и учтиво, хотя на самом деле с удовольствием послали бы далеко и надолго. Высокопоставленные чиновники, со своей стороны, с головы до пят проникнуты чувствами собственного достоинства и превосходства, важности и строгости. Это их главные козырные карты, позволяющие с успехом проверять, давать указания, которые всегда либо очень общие, либо крайне незначительные.

Полковник министерства Лобиков с многочисленной свитой долго мерил шагами хозяйственный двор, обошел десяток камер в режимном корпусе, несколько раз пытался поговорить с заключенными по душам. Но никак не мог собраться с мыслями и сделать замечание по поводу упущений и недостатков в деятельности руководства учреждения. Наконец в камере с несовершеннолетними увидел на полу сигаретный окурок. Его лицо просветлело и заострилось, приобрело приказную форму и глубокомысленное содержание.

— Да-а-а, — многозначительно протянул он, — у вас на низком уровне политико-воспитательная работа с подследственными и осужденными…

Затем с чувством хорошо исполненного долга поехал за город знакомиться с местным ландшафтом, вкушать его плоды, запивая напитками различной крепости. Такие итоги проверок, как правило, устраивают всегда обе стороны, поэтому никто никогда ни на кого не обижается. Для обеих сторон это весомый повод, чтобы крепко выпить и хорошо закусить за государственный счет. Правда, бывают и легкомысленные курьезы в этих чревоугоднических делах.

Как-то одного придирчивого генерала напоили до потери сознания, посадили в поезд и отправили обратно в столицу. Через сутки протрезвевший инспектор хрипел в телефонную трубку:

— Вы что со мной учинили?!! Кто посмел меня вернуть из командировки?! Чьих рук это дело?!

— Да вы сами требовали. И даже угрожали…

— Что вы говорите?.. Ну, ладно… Такого со мной еще не бывало… Если чего, держите в курсе. Звоните только домой, обстановку докладывайте регулярно…

Самое удивительное, что руководящие штаты у них расширяются кверху по принципу перевернутой пирамиды. Скажем, в СИЗО — 30 офицеров, в областных управлениях — уже до ста, а в министерствах не перечесть сотрудников, занимающихся проверкой исполнения указаний.

Все понимают абсурдность такого устройства, но никто ничего не меняет. Степень эгоистических интересов у них пока еще гораздо выше целесообразных.

Работают они крайне неэффективно, но угождением себе подобных занимаются умело, увлеченно и с большим удовольствием. В принципе всегда получается одно и то же. Инспектор приезжает в учреждение, вникает с помощью его сотрудников в курс дел и затем им же дает указания, учит, как работать. Однако это не вызывает протеста, напротив, находит понимание и согласие.

Эти несуразности не раз приводили меня в глубокое замешательство. Вынуждали старательно изучать и анализировать вопросы возникновения и расцвета чиновничьего бюрократизма, как глобального явления. Заставили познать следующее.

Где-то на рубеже XVII–XVIII веков в земном летоисчислении бюрократизм стал массовым явлением. Производство бумаги непроизвольно способствовало появлению людей, ею пользующихся. Как каменный топор, бронзовый меч или железный плуг, так и бумажка стала орудием, дающим пищу, жилье и одежду. Смекалистые и хитрые быстро оценили преимущество — не обязательно воевать, ловить и не пущать. Вполне достаточно написать кому следует, как это делается, и тогда, контролируя, либо казнить, либо миловать за невыполнение официальных бумаг с категорическими указаниями.

Документы рождали исполнителей. Кому-то приходилось их писать, кому-то редактировать, а кому-то и подписывать. Возник и быстро вырос профессиональный чиновник, вся жизнь которого проходит в канцеляриях среди очень и не очень секретных бумаг.

Его деятельность — это форма борьбы за существование. Отдельный кабинет и мягкое кресло после скрипящих твердых стульев — лучшая награда. Более всего он любит учитывать, информировать и докладывать. В умении доложить — его творчество. Обожает планирование, особенно перспективное, в котором все делается завтра, послезавтра и после, после…

Часто увлекается директивами, которые воодушевляют его и успокаивают.

Любит массовые мероприятия, заполненные отчетами и заверениями. Умеет спать сидя и, внимательно слушая, ничего не слышать. Всегда волнуется и суетится, пытаясь показать свою старательность и беспокойство об общем деле.

Ему свойственно продвижение вперед и вверх или со стороны в сторону, но так, чтобы раз за разом выше и выше. Правда, не всем хватает места под солнцем. И те, что наверху, не пускают к себе туда рвущихся. Зато все низшие должностные лица подкапываются под высших. Кто-то еще только поднял ногу над ступенькой служебной лестницы, а под ней уже готова яма. И так под каждым подъемом. Даже трудно уловить, куда ведут ступеньки карьеры — в яму или из нее. Причем здесь полная неразбериха. Начальник копается под заместителем, заместитель — под начальником, а некто третий — под ними обоими.

Несмотря на это, чиновники очень живучи и хорошо плодятся при сокращении штатов. Они любят на словах бороться с собственными недостатками и обвинять друг друга в бумаготворчестве. Делают это гневно, но безболезненно, без каких бы то ни было последствий.

Трибуна, особенно с микрофоном, — необходимый атрибут, место, где они имеют возможность самовыразиться, так сказать, показать себя. Продемонстрировать, как быстро и с какой интонацией могут прочесть заранее кем-то написанное.

По характеру должностные лица бывают разнообразнейшими, от излишне строгих и напыщенных до милых и приятных бездельников.

В последнее время среди них преобладают сдержанные и осторожные люди. Старея, заметно усовершенствуются, от критики переходят к самокритике, от самокритики — к комплиментам.

Плотоядное племя чиновников хорошо организованное и сплоченное. С ним бесполезно бороться. Достаточно уничтожить бумагу и оставить их без средств власти и производства. Постепенно все вымрут. Это менее жестокий и более цивилизованный способ. Резкое сокращение штатов приведет к массовым потрясениям в их среде. Государственный служащий не приспособлен к материальному производству и не сможет работать физически. Нужно несколько столетий на его акклиматизацию.

И несколько слов о должности моего контактера. Мне не совсем понятны его функциональные обязанности. На первый взгляд все предельно просто, но в тоже время сознательно усложнено. Замполит непроизвольно ведет себя, как неумелый священнослужитель. У него те же формы и методы. Но содержание различно и противоречиво. Система политико-воспитательной работы оторвана от души человеческой, поскольку надумана, пуста и бесполезна. Ее не спасут и психологи, которых в срочном порядке вводят в штаты учреждений. Даже самых искусных из них заключенные будут встречать с недоверием, как тех же представителей администрации. И только посланники церкви смогут найти место в их сознании.