— Да ради Бога, — сказала Пия. — В гадание на картах я не верю, зато верю тетушкам с богатым жизненным опытом.

Входная дверь была, как обычно, не заперта, и мы проскользнули внутрь. Бабушка запирает дверь на ключ, только если уезжает далеко и надолго. «Представляешь, как люди расстроятся: пошли погулять, забрели на чашечку кофе, а дома никого нет!» — говорила она. Бабушка считала, что пусть уж они все же зайдут и попьют кофе без нее, ведь большинство ее друзей знают, где что лежит. «А что ты будешь делать, если узнаешь, что кого-то неподалеку ограбили?» — спросила я ее как-то раз. «Сделаю английский замок — тогда им придется носить с собой наборы для пикника!» — сказала она.

Бабушка дремала в гамаке, висевшем в гостиной, мужская шляпа съехала ей на нос. Мы прокрались на кухню, приготовили кофе и разбудили ее. Икнув, она сдвинула шляпу на макушку и с довольным видом стала раскачиваться в гамаке. Она кивнула на диск, и я вставила его в музыкальный центр. Это была музыка кажунов,[6] такая шутливая американская аккордеонная музыка, прямо как любит бабушка. Она отказалась от золотых часов, которые ей хотели подарить за долгую и верную службу на поприще учительницы начальной школы, когда она вышла на пенсию в прошлом году. Бабушка сказала, что часы ей теперь понадобятся в последнюю очередь, и на эти деньги купила себе музыкальный центр. Солнце проникало в комнату сквозь большое окно с комнатными растениями. В висевшей на стене клетке радостно вопил маленький попугай. Сколько я себя помню, он всегда был у бабушки. Если проявить немного фантазии, то можно разобрать, как этот попугай говорит по-французски.

Бабушка качнулась вперед и, упершись ногами, протянула Пии руку.

— Элизабет! — представилась она.

— Пия! — ответила Пия, и обе с интересом стали рассматривать друг друга.

Мы выпили кофе и поели бельгийского шоколада, который бабушка прятала в буфете.

— На самом деле я прячу его от себя, — объяснила она. — Если я буду знать, где он лежит, то съем всю коробку сразу. А теперь я стала такой забывчивой, через пару дней уже не помню, куда положила.

— А как же ты сейчас его отыскала? — спросила я.

— Чистое везение! Я уже примерно знаю те места, в которые могла что-то спрятать. Хотя всякий раз записываю, где что лежит, если вдруг срочно понадобится, — ответила довольная бабушка.

Потом мы поговорили о том, каково это — быть старенькой. Мы часто это обсуждаем, когда я прихожу к бабушке со своими знакомыми. Но мы говорим об этом совсем не так, как вы могли бы подумать: бабушка не из тех стариков, которые вечно ноют о том, что раньше все было лучше, даже погода. Ведь единственное, что молодые хотят узнать от старых, — каково это, прожить такую долгую жизнь. Бабушка это знает. Хотя многие вообще об этом знать не хотят, им кажется, будто они никогда не состарятся.

— Думать о том, каким ты будешь через много лет, надо тогда, когда и вправду состаришься! — считает бабушка. — А каким ты будешь, зависит от того, как ты прожил свою жизнь, вот об этом-то и надо подумать, пока не поздно. Чтобы на закате своей жизни не мучиться вопросами: почему я так и не съездила на Мадагаскар? почему я так и не сказала Челю Эверту, что он тоже мне нравится? почему я не сдала на права на мотоцикл?

— Ага, обычно такие дела откладываются на потом. А надо бы заняться этим сейчас, — сказала Пия. — Когда я что-то делаю, то никогда не думаю, что надо бы успеть сделать это, пока я жива.

— Вот и со мной то же самое, — вздохнула бабушка. — Иногда не мешает вспомнить, что все люди смертные, — например, в свой день рождения. Хорошо, когда живешь с мыслью о том, что в жизни успел попробовать все самое важное. Тогда можно позволить себе поваляться на солнышке перед смертью, она уже не будет для тебя неприятным сюрпризом.

— Значит, мне надо постараться прожить по меньшей мере до ста сорока лет, чтобы все успеть, — заключила я.

— Вовсе не обязательно пробовать все, и совершенно не нужно стремиться пробовать как можно больше, — возразила бабушка. — Нельзя растрачивать свою жизнь, очертя голову мотаясь между каруселями и ларьками со сладостями, как в Тиволи. Остановись там, где тебе лучше всего. Надо просто выбрать, что тебе по душе, а не ждать, пока дело решит случай. Нельзя, к примеру, одновременно гонять на мотоцикле и наслаждаться пением птиц. Так же, как не получится одновременно быть каскадером и многодетной мамашей…

Ну, потом бабуля, понятное дело, захотела погадать нам на картах. Меня она попросила быть осторожнее, потому что у меня склонность к самопожертвованию — короче говоря, мне лишь бы пойти в люди и делать добрые дела. Ничего плохого здесь нет, но следует быть начеку с пиковым королем, иначе стану его служанкой. Затем бабушка погадала Пии.

Я вышла на кухню помыть чашки и другую посуду, которая лежала в раковине. По-моему, иногда бабуля откладывает мытье посуды до лучших времен.

Вернувшись обратно, я увидела, что они оживленно о чем-то беседуют. Бабушка что-то объясняла, а Пия лишь кивала головой. Я остановилась возле клетки с попугаем и попыталась поболтать с ним по-французски, потому что мне показалось, что этим двоим надо поговорить наедине. Наконец они позвали меня. У Пии в глазах стояли слезы.

Когда мы уходили, бабушка слегка погладила Пию по щеке.

— Ты слишком требовательна к себе, — тихо сказала она. — Пережди немного, будь осторожна. И приходи еще.

На обратном пути я пыталась выведать у Пии, что имела в виду бабушка, Но у той вдруг стало каменное лицо, как в прошлый раз.

— Прекрати. Лучше берегись своего пикового короля, — только и сказала она, и я не осмелилась настаивать.

Валил снег, весна наступила неожиданно, так бывает только в наших краях. Тут и там пришвартованы лыжи и санки, а на березках уже зеленеют листочки — это значит, через пару дней наступит самое настоящее лето. Каждый год в это время у нас проводится грандиозный день спорта, так называемый день Линга, названный в честь Пера Хенрика Линга, того, что придумал шведскую гимнастику. В этом году мы будем шастать среди зеленых березок и пугать зверье в поисках оранжевых щитов.

Ничего не имею против спортивного ориентирования. Отличная игра, в более взрослом возрасте это называется поиск кладов. В тот день у Пии было странное настроение, она была вся какая-то взвинченная, то и дело нервно кривила рот.

Пока мы ждали, когда организаторы дадут отмашку, она развлекала небольшую толпу людей из нашей параллели рассказами о том, как ее колбасит от спорта.

— Матери приходится прятать от меня спортивную обувь, — вещала Пия. — Я подсела на морфины, которые выделяются в теле, ну вы понимаете, о чем я. От них становишься таким бодреньким и не чувствуешь боли. Как же они называются? А, ну да, вы меня поняли, я раб эндорфинов. Если я хоть час не занимаюсь спортом, у меня начинаются ломки! Я умоляю мать, чтоб она меня отпустила хоть один кружочек вечерком пробежаться. «Мамочка, хоть один круг, ну пожалуйста, я ведь могу остановиться в любой момент, стоит только захотеть…» А она зачем-то кроссовки прячет. Что мне еще остается, приходится тайком отжиматься и прыгать с трамплина в сортире.

Единственным, кто действительно повелся на весь это бред, был Калле Кула, парень из ее класса, который был таким одержимым спортсменом, что даже головной мозг у него превратился в сплошные мускулы.

— Чё, серьезно? — переспросил он вне себя от восхищения. — И сколько тебе удалось сбросить? Чё-то ни разу не видел тебя в качалке!

— В качалке? Ты что, думаешь, я хожу в такие места?! Это для любителей. Я из тех немногих посвященных, которые тайно поклялись на черепе Линга, что будем использовать свои силы только во славу Божью! Я переношу пожилых тетушек через дорогу или тяжелых пациентов в больнице. Еще я помогаю одиноким мамашам таскать детские коляски на четвертый этаж. Что скажешь, Калле, айда с нами? Глядишь, и от тебя человечеству будет польза. В твоей потной действительности появится смысл!