Клинцов успел заметить: фурункулы младшего лейтенанта, мешающие поворачивать голову, все еще не зажили. Выходит, из лучших разведчиков отряда здоров лишь Иван Ковеза.

Тот подхватил:

— Три постовых фрицика при въезде. А у нас — четыре бесшумки.

— Этих серо-зеленых наверняка страхуют оставшиеся в укрытии за бревенчатым сараем.

— Як смеркнет, языка приволоку, — пообещал Ковеза.

— Хорошо бы, да немцы всполошатся, — ответил Клинцов. — Лучше вернемся, доложим командиру. Там видно будет.

Он приказал Ковезе продолжать наблюдение за селом пока не стемнеет, а сам с Астаповым ушел к стоянке отряда, где отдыхал Шеврук, недавно раненный в ногу.

Ковеза вернулся, когда бойцы ужинали. Доложил, что немцев в селе много, а неподалеку от пруда оборудован наблюдательный пункт с пулеметом.

— Село Борки примыкает к лесу, — доложил комиссар Шевруку. — Завтра еще раз все уточним. Но уже теперь ясно: если ударить внезапно, крепко можно пощипать немцев. Учти, труднее всего придется нашим группам прикрытия. Тебе целесообразно возглавить ту, которая обеспечит отряду путь отхода.

— Чтобы швидче! Недалеко чтобы драпануть было, — усмехнулся Шеврук, — слегка уязвленный. — Побачимо! Сам и присмотрюсь. Нечего ждать до завтра.

Шеврук и Ковеза отправились в разведку. Ковеза вторично. Выбравшись на опушку, начали приближаться к селу ползком. Выстрел ракетницы вспорол темно-серую мглу низкого осеннего неба. Блики рассыпающегося света скользнули по траве.

— Близенько фрицы, — пробормотал Ковеза, но продолжал ползти.

Когда впереди стала отчетливо видна верхушка мельницы, он замер. Шеврук поднес к глазам светящийся циферблат наручных часов: почти полночь.

Над мельницей взмыла очередная ракета.

— Сдается, стреляют с интервалом в десять минут, — шепнул Шеврук.

— Кажуть, що не сплять. Эх! Коло млына… — Разведчик осекся.

От села вдруг явственно донесся топот подкованных сапог по дощатому настилу. Наверно, кто-то шел по крыльцу. Следом отрывистые возгласы команды. И все стихло. Слышался только шелест дождя.

Очередной хлопок ракетницы. И снова немецкая речь. Но теперь вперемешку с женскими голосами.

— Обыски, — определил командир. — Почему же ночью? Сдается, разыскивают кого-то.

Командир и разведчик отползли к опушке и замаскировались в ельнике. Когда начало рассветать, они увидели неподалеку полуразрушенный сарай.

— Чуешь, командир? — оживился Ковеза. — Кажись, в сарае никого нема. А пункт для наблюдения подходящий. Разреши, командир, осмотрюсь я там! Покуда фрицы дозорные зенки протирают.

Шеврук кивнул:

— Только не задерживайся. Прикинь: чем эта развалюха пригодится?

— Есть, не задерживаться! — И разведчик пополз к сараю.

«И похоже, Ковеза не ошибся: никого там нет, — размышлял Шеврук. — Кого заставишь торчать в этой развалюхе под готовыми обрушиться перекрытиями?»

Прошло минут двадцать. Почти рассвело. Шеврук перебрался подальше в поросль ивняка, где надежно укрылся от самых зорких немцев на мельнице. Ковезы все еще нет. Однако со стороны сарая — ни малейшего звука.

Шеврук взглянул на часы. Уже семь. Что же произошло? Что предпринять? Неужто Ковеза попался в засаду? Тогда немцы спешно принимают меры. Может быть, уже подняты все взводы по боевой тревоге. Еще какие-то минуты — и патрули автоматчиков зашныряют вдоль кромки леса. А дальше? Все зависит от того, каковы силы противника в этом селе… Окажись тут одна рота — ограничатся усилением караулов. Но если батальон — тогда выделят солидные силы, чтобы нащупать стоянку отряда и зажать в клещи советских воинов.

Шеврук напрягает зрение. Впереди что-то мелькнуло. Еще и еще! Похоже, подкрадываются ползком немцы. Сколько?.. Пока видны только двое. Надо полагать, остальные — на большем отдалении.

Первый — в фуражке с высокой тульей (все гитлеровское офицерье щеголяет в этаких). А второй — с непокрытой головой, видна его густая, курчавая шевелюра. Да это же Ковеза! А рядом Астапов в форме немецкого капитана.

Когда разведчики подползли к зарослям ивняка, Шеврук приподнялся им навстречу. Принял рапорт Ковезы.

Оказалось, тот наткнулся в сарае на семилетнего мальчика. Парнишка бежал из села ночью, когда немцы схватили его деда, который прятал раненого красноармейца.

— Вот такие дела, — Ковеза стряхнул присохшие ошметки глины со стеганки. — Должен я был выручить хлопчика. Доставить на лесной шлях. Должен!

Астапов доложил, что он, по совету комиссара, уточнял, куда тянется обнаруженный в лесу телефонный провод. По-видимому, к отдаленному гарнизону. Сообщил, что поблизости есть лесная деревушка. Она называется Улейка.

— Найди в ней мужичка, который не побоится сходить в село под предлогом навестить родных или знакомых. Пусть уточнит, сколько там немцев, — приказал Шеврук.

— Найдем такого! — заверил Астапов.

— Бульбочки сейчас рубанем и отоспимся, — сказал Шеврук Ковезе. Потом повернулся к Клинцову: — Вернется Алексаев — растолкайте меня!

— Меня тоже, — добавил Ковеза.

…Когда они управились с еще теплой картошкой, Ковеза последовал было за командиром в наскоро сооруженный шалаш, но Клинцов остановил разведчика. Комиссар долго расспрашивал его: с какой стороны лучше атаковать село, какая у гитлеровцев охрана? Выяснил, что единственная непростреливаемая полоска — вдоль земляной гати у пруда. Только надо идти согнувшись.

— Если та гать не ниже полутора метров, — заметил Клинцов. — Уверен?..

— Хиба ж я не казав? Уверен, уверен!.. Як и в том, що не мерин.

— Ладно. Ступай спать, — приказал Клинцов.

Он понимал, что главное — быстро и без шума ликвидировать дозорных на вышке. Это станет залогом успеха. Потом надо подавить огневые точки. Не удастся — это лишь полбеды. Группа, которую возглавит Шеврук, не позволит немцам вести прицельный огонь по ударной части отряда, которая ворвется в село… Земляная гать — неоценимое прикрытие, но все же лишь временное.

Да, залог успеха — в меткости снайперов с их бесшумками. А если хоть один из дозорных на вышке окажется лишь легкораненым и сразу поднимет тревогу? Тогда обстановка подскажет. Пока незачем голову ломать. А группе Шеврука предстоит обойти не только пруд, но и дальнюю окраину села, перекрыть дорогу на Улейку, откуда следует ожидать вражеских подкреплений. Необходим еще заслон и при въезде в село с накатанной дороги через поле. В общем, есть о чем подумать…

Командиру довелось поспать минут двадцать, а Ковезе — и того меньше. Хотя лейтенант Алексаев был в отлучке, разведотделение бдительно несло службу. Цепи автоматчиков противника, прочесывающих окрестности села Борки, были замечены вовремя: в полутора километрах от стоянки отряда. Их общая численность не превышала сил отряда. Но пока неизвестно, сколько в селе немцев, и принимать бой неразумно. Гитлеровцы тотчас могли получить подкрепление. Поэтому Клинцов приказал бесшумно сняться и отойти на три километра к юго-западу от Борок.

Через четыре минуты на месте стоянки остались только залитые водой кострища. Были унесены даже жерди от шалашей. Придут сюда немцы — обнаружат: какие-то шедшие лесом люди варили скудные харчи.

Надо полагать, окруженцы: вот и картофельные очистки остались; но ни одной консервной банки.

Часа через полтора немцы, прочесав лесную полосу шириной в два-три километра, отошли в село.

Ковеза в условленном месте поджидал Астапова. Тот явился незадолго до темноты, сообщил, что в Улейках найден старичок, согласившийся побывать в Борках. Велел передать командиру, что подождет его возвращения. В это время они заметили в лесу прогуливающегося фрица. Решил, видно, совершить вечерний моцион.

Взяв «языка», Астапов и Ковеза обследовали его солдатскую книжку, допросили. Оказывается, в Борках размещается маршевая рота вермахта, прибывшая из Ливии. Ей предоставили пять дней отдыха. Ковеза отправился в отряд с донесением.

В одиннадцать утра командир и комиссар, очень довольные данными разведки, подъехали к одному из своих наблюдательных постов. Здесь они узнали, что гитлеровцы повесили семидесятилетнего пчеловода Никона Матвеича за помощь красноармейцу.

— Сегодня третий день их отдыха, — заметил Шевчук.

— Только бы не решили пораньше смотаться, — добавил Клинцов.

День седьмого ноября прошел в чистке и проверке оружия. Шеврук с группой разведчиков обследовал намеченный путь отхода после боя. А вечером он отобрал самых опытных автоматчиков и приказал залечь в засаду на дороге в Улейку. Это на всякий случай, если маршевики сократят свой пятидневный отдых в Борках и выступят ночью. Враг не должен уйти безнаказанным.

Вечером седьмого ноября Шеврук и Клинцов отбирали добровольцев в группу ночного удара на случай (весьма нередкий), если офицеры маршевой роты гитлеровцев намеренно распустили слух о пятисуточной стоянке в Борках; если на самом-то деле рота возобновит свой марш этой же ночью или под утро. Не исключена также вероятность и внезапного приказа роте сократить отдых и спешить на пополнение одной из дивизий, рвущихся к Москве.

Предусматривая такие неожиданности, командир и комиссар из нескольких десятков добровольцев избрали только самых опытных в ночных боях автоматчиков, дюжину всего-навсего. К ним подключили трех пулеметчиков с ручными МГ. Зато обладатели двух ППД получили по четыре диска патронов.

Выступи маршевая рота ночью для очередного многокилометрового броска — и небольшая группа советских бойцов, бесшумно занявшая выжидательные позиции возле дороги от Улеек, сумеет использовать выгоднейшие минуты, чтобы фашисты не смогли быстро развернуться в боевую цепь. Группа, руководимая лейтенантом Барундуковым, откроет с фланга внезапный огонь такой плотности, что можно надеяться: маршевая рота потеряет до половины личного состава.