Клинцов нащупал его руку, молча сжал, коротко и сильно.

— Рассветает в пять, — сказал он. — Успеем затемно километров пятнадцать отмерить. Параллельно шоссе. Чтобы прорываться через него на северную сторону поближе к Велижу.

Шеврук принял этот крутой поворот темы.

— Может, пофартит какой-нибудь «опель» с ихним офицерьем зацапать. А только ты не суйся поперед батьки в пекло! — Шеврук дернул товарища за ремень портупеи. — Какого биса везде сам суешься?.. Твое дело воспитывать, а не самолично переть.

— Мы с тобой еще в штабе фронта договаривались! Вернейший способ воспитания — личное мужество плюс воинское мастерство.

— Для начала! — Шеврук слегка повысил голос. — У Щучьего озера показали пример. Однако треба ж и край знать! И выражаю тебе мое командирское недовольство.

— Глянь, уже пробудилась наша братва, — перебил его Клинцов и показал рукой на красные подмигивающие точки цигарок.

— Товарищ комиссар! Интересуюсь я… — Хомченко, пока не прозвучала команда «Подъем», спрашивал лежа. — Существует ли такое слово — «рейдяне»?

— По-моему, нет, — ответил Клинцов, предугадывая, что сейчас последует очередное подначиванье.

— Вот именно. А наш Левочка сотворил стишок о том, как рейдяне тихою толпой под Велижем кочуют…

— Вместо «рейдяне» лучше поставить «славяне», — посоветовал Клинцов, оглянувшись на Леву.

Тот резко шевельнулся на своей шинели, раскинутой по бугрящимся корням, но ничего не сказал.

Этот худенький паренек — бывший студент университета, становился комиссару все более симпатичен. С первых дней войны он просился в разведку и добился зачисления запасным переводчиком в их отряд… А вскоре Лева, к изумлению всех, показал себя метким стрелком, и это почти без тренировки! А если позаниматься?

Клинцов вспомнил, как однажды он полюбопытствовал, почему Лева укладывается на корнях, хотя земля совсем сухая. Лева отозвал комиссара в сторонку и, убедившись, что никто не слышит, рассказал… Выяснилось: он дал маме слово остерегаться простуды. Поэтому и стелет себе на корнях. Так надежнее…

Клинцов отбросил эти мысли. Сейчас надо думать о другом — о взаимоотношениях бойцов друг с другом. Отряд должен стать надежным коллективом. Мало ответственности перед командирами. Необходима ответственность и перед товарищами. А главное, пора приучить бойцов мыслить самостоятельно. Настоящий, храбрый воин всегда полон сдержанного достоинства. Ему претит, когда политруки разжевывают навязшее в зубах. Плох командир, который стремится думать за рядового даже в неподдающихся пересказу житейских сложностях.

Радостный возглас с северного поста прервал мысли Клинцова:

— Ковеза пришел!..

— Где командир? Он только что был здесь и тревожился.

Клинцов поднес к глазам часы со светящимся циферблатом. Ноль пятьдесят шесть. И тут же услышал голос Шеврука:

— Подъем!..

Клинцов подошел к северному посту почти одновременно с Шевруком. Ковеза вскинул ладонь к фуражке:

— Товарищ командир отряда! Задание комвзвода лейтенанта Алексаева выполнено. Разрешите доложить о результатах?

Какие-то секунды командир отряда колебался. Он почувствовал в хрипловатом баритоне Ковезы нотки удовлетворения. Конечно же, разузнал что-то важное. Скорее выслушать. Но все помнят слова комвзвода разведчиков о назначенном Ковезе сроке возвращения… Раскатистый бас командира отряда становился жестким, режущим:

— Когда комвзвода приказал вам, старший сержант, вернуться?

— До двадцати четырех.

— А сейчас… — и собравшиеся вокруг уловили взметнувшийся к лицу командира светлячок его наручных часов, — сейчас ноль пятьдесят девять!

— Разрешите доложить, това…

— Не разрешаю! — отрубил Шеврук. — Доложите через три минуты. Пока слушайте!.. За недисциплинированность отстраняю старшего сержанта Ковезу от форсирования шоссе с головной группой разведчиков. А перед завтрашним утром вы с бойцом Нечаевым обязаны втихую провести через шоссе вьючных лошадей и прибыть в пункт, який после вашего доклада покажу на карте. Если же, старший сержант, снова проявите недисциплинированность, отстраню от боевых дел на все время рейда. Закатаю в хозвзвод!

— У нас же нет хозвзвода, товарищ командир, — заикнулся Ковеза.

— Будет! Организуем! — заверил Шеврук. — Пока что пара наших кобыл составляет ядро хозвзвода. После, может, и паршивенькую телушку заведем. А к ней треба погонщика.

Минуты через три пришли командиры взводов, чтобы выслушать сообщение Ковезы.

…Дело было так. Ковеза догнал карателей, когда те в густеющих сумерках сочли за благо прекратить преследование и повернули назад. Следуя за ними по пятам, он остановился: каратели расположились на ночлег вдоль шоссе. Очевидно, решили подождать, когда советские бойцы снова сунутся минировать.

Убедившись в этом, разведчик хотел было поспешить восвояси, но тут послышалось урчанье мотора… Ковеза подался вперед, чтобы определить, что за машины. Утробное гуденье чем-то неуловимым отличалось от хорошо знакомого рокота немецких грузовиков… И вот в каких-нибудь семи-восьми метрах прокатила неразличимая в темноте машина с замаскированными фарами, пропускавшая свет лишь через узкие щели. За ней — вторая. Она остановилась почти рядом с разведчиком. Вспыхнули фары, и Ковеза увидел лакированную портупею, которая могла принадлежать только немецкому офицеру. Машина оказалась броневичком.

— Портупея? — быстро спросил Шеврук. — Не ошибаешься? Разглядел ее хорошо?

— Хиба ж я стал бы докладывать! — повел Ковеза своими широченными плечами. — Портупея — це дрибность. Але ж броневики на шоссе…

— Портупеи носят только эсэсовцы, — тихо напомнил Клинцов.

— Потому спрашиваю! — увидев, как, воспользовавшись паузой, Ковеза с изумительной быстротой скрутил себе цигарку, Шеврук щелкнул зажигалкой, поднес огонек разведчику. — Потому и спрашиваю… Привидеться могло! Свет фар — обманчивый, дюже много теней в кустарнике…

Ковеза только снова повел плечами, пыхнул дымком. Помолчав, добавил:

— Крушина кругом вся была порублена пулями… Плотный огонь ихняя засада вела по нас… А фашистика бачил ясно. Блызенько!.. Финкой мог бы достать. Воздержался.

— Правильно поступил, — одобрил командир и резко повернулся к подбежавшему сержанту Хомченко: — Чего тебе?

— С поста на южной стороне моторы слышны. Примерно в километре.

— Вот и подтверждение, — усмехнулся комвзвода разведчиков Алексаев.

— Снимай посты, лейтенант! — приказал ему Шеврук. — Выстраивай походную колонну!

Алексаев вскочил. Но прежде чем прозвучали слова его команды, Ковеза с видимой неохотой заметил:

— Сдается, воны все ж учуяли меня. Может, убачил кто при высверке… залопотали: «Рус, рус!..» Ракетами сыпанули.

Он умолк, хотя чувствовалось, что чего-то не досказал. И комиссар сделал это за него:

— Искали тебя, но не стреляли. В своих попасть опасались… Так?

— Не иначе!

Перебросились этими словами уже на ходу. Хомченко сказал Ковезе громко, рассчитывая, что приотставший комиссар услышит:

— А я нипочем бы не воздержался! Полоснул бы того портупейного. Рискнул бы ради всяких его аусвайсов!

Ковеза промолчал. Командир и комиссар подошли к выстроенному в две шеренги отряду.

По команде «Смирно» строй замер. Сейчас всем стало слышно рокотанье моторов с юго-западной стороны. Там — закругление тесной проселочной дороги, непроходимой для широких грузовиков вермахта. Значит, разведчики не ошиблись. Это медленно продвигаются немецкие броневики. Разумеется, в сопровождении пехоты. Далее, уходя к востоку, проселочная дорога распрямится, броневики рассредоточатся, чтобы простреливать все заросли вдоль обочины. Пехотные же подразделения постараются прижать отряд к шоссе Велиж — Новель. К шоссе, на котором ежесуточно автоматно-пулеметным огнем, минами отряд уничтожал грузовые машины вермахта.

Командир выдержал долгую паузу, давая каждому бойцу возможность послушать и отчетливо представить себе, что произошло бы, окажись командование отряда «подобрее» — разреши подольше поспать.

После команды «Вольно» перед отрядом выступил комиссар:

— Мы вправе гордиться не только взорванными и сожженными грузовиками, но и тем, что сейчас оттянули на себя крупные силы с бронемашинами. А они позарез нужны гитлеровцам для наступления. Пускай враг еще более ослабит свои фронтовые части. Тем больше чести для нас!

Минуту спустя колонна тронулась в путь. Ковеза и Нечаев с вьючными лошадьми замыкали колонну. Взвод разведчиков уже успел облазить все перелески впереди: вплоть до полосы захиревших лесопосадок, в трех километрах от Велижа.

Уже близко до облюбованного заросшего оврага. Там удобно затаиться и выждать, когда зарокочут длинные очереди наших «дегтярен».

В полукилометре от Велижа — один из пересыльных пунктов вермахта. Поэтому поближе к городу — оживленное, почти безостановочное движение машин. Мишени для «дегтярей» непременно будут. Длинные очереди послужат сигналом, чтобы отряд пересек шоссе и углубился в лес. Тотчас об этом станет известно командирам карателей. Они снимут засады или поубавят их количество, а броневики будут, вероятно, переброшены обратно — в гарнизон или пересыльный пункт Велижа. Тогда удастся незаметно провести через шоссе вьючных лошадей.

А сейчас вдоль него притаились гитлеровские засады. Правее слышно негромкое, но многоголосое гудение броневиков. Крадучись, осторожно пробираются по проселочной: боятся оторваться от пехоты.

А бойцы отряда особого назначения думают не только об опасности. Кто вспоминает мать, кто — школьных друзей, кто мечтает о будущем. И мечты эти часто приятны. Даже о недельной стоянке в обширном чернолесье, об этом всего лишь за считанные дни обжитом мирке, думается чуть ли не с нежностью. Наверно, смешной… Хотя что тут смешного?