Я понял, что пилот обращается к нам: — … будем в воздухе пару часов. Если проголодались, коробка с рационом вставлена в борт. Не съедайте все шоколадное мороженое.

Тел уже копался. Он вынырнул с парой сэндвичей и пакетом молока. Плотоядно улыбаясь, он прошел вперед и плюхнулся в кресло второго пилота.

Рыжая уставилась на него: — У тебя есть права?

— Ну, нет — но у меня есть разрешение. — Он попробовал на ней то, что походило на дружескую улыбку — она отнеслась к попытке, как к пустому месту.

— И-е-зус! Что с тобой, парень? Сядь на место для пассажиров.

— Эй, я только пытаюсь быть дружественным.

— Для этого есть стюардессы. В следующий раз летай на коммерческом рейсе.

— И, э-э, я хотел бы посмотреть, как эта штука летает, — добавил он неубедительно.

Она сделала что-то с панелью управления, щелкнула переключателем и закрыла заслонку. — Окей, — пожала она плечами, — смотри, если хочешь, только ничего не трогай. — Потом отстегнулась и прошла в хвост. Карточка на парашютном костюме гласила: «Л. Тирелли» — Что в коробках?, — спросила она, слегка подтолкнув ногой запечатанную.

— Яйца, — проворчал я.

— А здесь?

— Жуки, — сказал я. — Большие.

Она глядела с отвращением. — Верно. Жуки и яйца. Поэтому они отменили мой отпуск. О, да. Мне всегда достается хороший рейс. — Все еще бормоча, она переключила внимание на коробку с рационом. — Проклятие! Комкоголовый забрал все с цыплятиной! — Она кисло перебрала все оставшиеся сэндвичи.

— Э-э, я извиняюсь, — выдавил я.

— Забудь это. Везде есть дураки. Вот, возьми сэндвич. — Она выхватила наугад и сунула мне, прежде чем я смог отказаться. Другой взяла себе и упала в кресло напротив. — Что такого особого в ваших жуках и яйцах?

— Э-э, не знаю, можно ли это… — Я поглядел на Теда. — Мы — совершенно секретны.

— Что у вас тут — еще хторры? — На мой изумленный взгляд она сказала: — Не беспокойся. Это не секрет. Я привезла живого в Денвер месяц назад.

— Живого хторра?!

— Угу. Только маленького. Его нашли в Неваде, обезвоженного и слабого. Не знаю, как его поймали. Думаю, он был слишком болен, чтобы сражаться. Бедная зверушка. Я извиняюсь перед ним. Не думали, что он выживет, но я услышала бы, если б он сдох.

Тед и я переглянулись. — Мы все же ученые, — сказал я. — Нам ничего не сообщили.

— Что ж, так исчезла наша большая заявка на славу, — добавил он. — Мы думали, что только у нас живые образцы.

— Какая жалость, — сказала она ртом, набитым сэндвичем. — Но не тревожтесь. В любом случае вам не дали бы кредита.

— Спасибо за ободрение.

Она вытерла рот салфеткой. — Не благодарите меня. Это свободно. Стоит ровно столько, сколько уплатите. Я делаю это для каждого.

Она было пошла вперед, но я остановил ее: — Что значит Л.?

— Что?

Я показал на карточку с именем.

— О, это Лиз. Сокращенно от Лизард.note 1 — Лизард? — Я поднял брови.

— Мне оно досталось в наследство. Понимаете?

— Прекрасно подходит.

— Лучше жуй свой сэндвич, — сказала она. — Ты совсем тощий. — А потом пробралась вперед в свое пилотское кресло. Тед с надеждой улыбнулся, но она просто ткнула большим пальцем в хвост и больше не обращала на него внимания.

Он вздохнул, ушел назад и пристегнулся к креслу, где сидел раньше. — Вью!, — прошептал он. — Я вспомнил ее. Она однажды столкнулась с «Титаником» и затопила его.

— О, я не знал. Я думал, она просто ужасна! — Не думаю, что она слышала меня, но кончики ее ушей порозовели. По крайней мере, мне так показалось.

Тед немного поворчал, устроился поудобнее в кресле и задремал Я закончил сэндвич и потратил остаток полета, думая о высокой острой аномалии на 5900 ангстремах. Захотелось к терминалу, чтобы изучать данные въявь, а не по памяти. Что-то в поведении тысяченожек — что-то столь очевидное, что я не замечал — смотрело мне прямо в лицо. Это раздражало до смерти, потому что я не мог не думать об этом! Это было ярко-красное видение, кроваво-окрашенная комната со столом в центре, на котором клетка, полная игривых активных тысяченожек. Почему? Я наклонил голову к окну, смотрел на облака и думал о розовых стеклах.

Чоппер накренился и солнце сверкнуло в глаза, оставив сияющий послеобраз. Я положил руку на глаза, закрыл их и наблюдал пульсирующий шарик химической активности на своей сетчатке. Вначале он был белый и желтый, потом алый, и выглядел как звезда — я Решил, что это Хторр и хотел взорвать его. Немного погодя он начал становиться голубым и истаял, оставив только память о себе и еще одну дюжину вопросов о возможном происхождении инвазии хторров. Колючки подозрений кололи меня. Более, чем раньше, я хотел вернуться к терминалу.

Чоппер снова накренился и я понял, что мы подходим к Денверу. И майор Тирелли готова продемонстрировать нам прием «стой и падай».

Она провела нас прямо над Скалами, не заботясь о глиссаде снижения, а теперь, когда мы были над городом, для глиссады уже не осталось пространства, по крайней мере без долгого кружения над Восточным Колорадо, для сброса десяти километров высоты. Поэтому взамен она включила винты, отключила реактивные моторы и заставила нас падать. Эта техника была развита десятью годами раньше, но никогда не применялась; армия хотела иметь способ быстро протолкнуть людей и снаряжение над вражеской территорией, не снижаясь настолько, чтобы быть в пределах досягаемости его переносных ракет земля-воздух. Это была еще одна вещь, за которую следовало благодарить пакистанскую войну. Даже если нервы выдерживали такое приземление, желудок нет.

— Вау, — задохнулся Тед, когда понял, что она делает. Мы падали несколько десятилетий, хотя мои часы утверждали, что прошло лишь две с половиной минуты. — Либо она по-настоящему горячая штучка, либо кто-то страстно торопится нас увидеть.

— И то, и другое, — отозвалась она спереди. Она все слышала по внутреннему автомонитору.

Тед выглядел пораженным, он не догадывался, что она может слышать нас.

Она включила радио, предупредить, что мы садимся. — Стентон, это Тирелли. Очистите площадку — у меня срочный груз, и я сяду прямо, где обещала.

Мужской голос отозвался немедленно: — Отказано, Тирелли. Твой приоритет увеличен вдвое. Им нужен чоппер для какой-то медной каски. Отворачивай и падай возле Лоури. Грузовик ждет тебя на севере ноль-шесть.

— О, черт, — сказала она. Потом начала включать двигатели, зажигая короткие выхлопы пламени, чтобы повернуть нас и замедлить снижение. Замедление было боковым. И неровным.

— Кстати, — добавило радио. — Отметь свой автомонитор для проверки. Мы потеряли несколько замеров расстояния прямо перед тем, как ты включилась.

— Нет, это я. Переключалась на внутреннюю.

— Черт побери, Лиз! Это не позволяется делать в воздухе.

— Расслабься, Джекки. Я была на твоем экране. Я слышала сигнал. Тебе не нужна была телеметрия или инерциальная проба. И я торопилась.

— Лиз, эта система работает для твоей безопасности…

— Верно. И оправдывает каждый цент. — Она улыбнулась. — Я не могу больше говорить, Джейк. Я должна уронить эту штуку. — Она выключила голосовую связь. Автомонитор продолжал мигать.

— Э-э, — сказал я, — похоже, я не понимаю…

— Ты прав, — оборвала она. — Не понимаешь. — Не отрывая глаз от управления она объяснила: — Моя отговорка — чепуха. На самом деле я отключила контрольные мониторы. Не хочу, чтобы он узнал, что я не использую шумоподавление — это забирает слишком много мощности двигателей.

— О, — сказал я. — А что же люди, живущие внизу?

— Я пытаюсь не думать о них, — сказала она. Потом добавила: — Ты предпочитаешь быть пятном красного желе на площадке — или хоть и неотесанным, но одним куском?

— Намек понял. — Я замолчал — Кроме того, — продолжала она, — любой, кто живет так близко к аэропорту, заслуживает этого — особенно теперь, когда полгорода пустует. — Чоппер попал в боковой ветер и мы соскользнули в сторону. На мгновение Мне показалось, что она просчиталась и мы не попадем на площадку, но она совсем не поправила снижение. Потом я увидел грузовик и понял, что она предусмотрела даже ветер. Нас сдувало по направлению к месту посадки.