— Да, отойдем в сторонку! — в тон ему уклончиво ответил Барон.

Они расположились в закутке притона, у стены, где за отсутствием под рукой угольного карандаша некий поддатый график-любитель намарал куском угля сцену повешения герцога де Гиза в Генеральных Штатах в году 1789.

И тогда-то, покуда вокруг них потихонечку-полегонечку разгорался хлебурный тарарам, Болтконски выложил свой План...

В самый кульминационный момент, когда Барону предстояло узнать единственно недостающее звено в цепи малозначительных подробностей, где-то под потолком сухо кашлянул выстрел, и Болтконски отдал поганую душу дьяволу, пока его продырявленная туша сползала под стол.

Барон выхватил свой шпалер и разнес вдрызг тысячеваттную лампочку, имевшую глупость освещать эту сцену ужасов. Затем, перемахнув одним прыжком через бесформенную груду тел, копошащихся во тьме и испускающих утробные рыки и бранные крики, он добрался до двери и ухлебал под покровом ночи, ибо семь часов пролетело с тех пор, как он переступил порог вертепа...

Знаменитый детектив Самолетогон восседал за письменным столом, зафанерованным под палисандр ротаторным способом, и покуривал свою сто седьмую за день трубочку, как вдруг раздался властный трезвон колокольчика. Не выпуская мундштука изо рта, он учтиво, как шляпу, приподнял крышку канцелярской картотеки, тронно возвышавшейся по его правую руку. На самом деле это был классификатор подозрительных лиц.

Пред его взором предстала навороченная панель с уймой циферблатов, а зеленая лампочка ухитрилась трижды ему подмигнуть. Стрелки застыли на часах. Самолетогон внес какие-то быстрые пометки в блокнот и не глядя ткнул пальцем в черную кнопку. Ею прикинулась зубатая бляхавошка, и на ор Самолетогона притопал слуга.

— Введите посетителя, Сколопендр, — выпалил пострадавший.

— Так точно, шеф, — отрапортовал Сколопендр и уставно отдал честь.

Он сохранил с тех времен, когда трубил в доблестных рядах муниципальных дворников, солдафонские замашки и чисто зоологическую ненависть к собакам и лошадям.

Вскоре в комнату прошествовал Барон д'Элда.

— А не вы ли тот знаменитый Самолетогон? — спросил он резким, пронзающим насквозь, как сапожное шило, голосом.

— Он самый и есть... Барон д'Элда, — не растерялся сыщик.

Барон чуть заметно ухмыльнулся.

— Тогда, разумеется, вам не составит труда определить мой рост с точностью до миллиметра... — задал он вопросец с подковыркой.

— Метр восемьдесят семь, — не ударил в грязь лицом Самолетогон, но все-таки капельку покраснел.

— Что ж, ваши приборчики работают вполне исправно, — хмыкнул Барон. — Так что не сюит меня просвещать на тот счет, что я вешу восемьдесят пять кило, что объем груди составляет метр двадцать два и что я ношу ботинки сорок третьего размера. Все это я знаю и без вас. Скажите лучше, кто завалил Болтконски.

И его взгляд устремился прочь из комнаты и затерялся в кроне деревьев, отливающих зеленым блеском в лучах утреннего солнышка. Самолетогон всегда спал с открытым окном.

— Весьма сожалею, — прошипел Самолетогон. — Промашечка вышла... Сколопопеидр облажался... Он должен был убрать не его, а вас...

Неуловимым движением он щелкнул рычажком, который слегка высовывался над полированной поверхностью стола. Стотрехкилограммовая бронзовая люстра, секундой раньше вздрогнувшая точнехонько над плешкой Барона, вдребезги разбилась об пол, поскольку Барон сделал шаг в сторону.

— Я вам еще так дам прикурить, что из задницы дым пойдет, — заметил он как бы вскользь, стирая с висков бисером выступивший от злости розовый пот.

В диалоге наступила неопределенная пауза. Собеседники молча давили косяка друг на друга.

— Вас голыми руками не взять, — заключил Самолетогон. — Предлагаю деловое партнерство.

Он протянул Барону пачку банкнот на сумму примерно в двадцать миллионов рупий. Эта денежная единица стала легальной и конвертируемой после того, как все, убоявшись орудий Пропа Ганди, обратились в буддизм.

— Я не против!.. — согласился Барон. — А не вызвать ли вам на ковер Сколопендра?

И он прикарманил денежки.

— С удовольствием! — обрадовался Самолетогон возможности чуть-чуть развеяться. — Мне и впрямь давно пора поменять прислугу.

Он позвонил. Чеканя шаг вошел Сколопендр и вытянулся во фрунт.

— Ну-ка, Сколопендр! — рявкнул Самолетогон. — Повесить люстру на место!

Поставленная задача была выполнена без лолжного рвения.

— А теперь перекрестись!

Рука слуги только-только опустилась, а пуля уже вонзилась ему в самое сердце. Он заревел как осел, в совершенстве овладевший уханьем совы, и хряснулся неулыбчивой пачкой в ковер.

— Не забудьте здесь прибраться, — напомнил Барон. — К делу, однако. Где он?

— Вам знаком архипелаг Туамоту? — начал издалека Самолетогон.

— Если надо, найду с закрытыми глазами.

— Не надо. Потому что он не там. А жаль. Он на Борнео, в двухстах километрах юго-западнее Маликопийского пика.

— Прямо посередь острова, — вставил Барон.

— Именно, — кивнул Самолетогон, — но вас снабдят сигаретами и моторкой.

— Заметано! — воскликнул Барон. — Еду завтра же.

— Завтра будет поздно!..

— Почему?

— О деле пронюхал Ванденбуик, — нехотя признался Самолетогон.

— Ага, теперь мне все ясно, — прошептал Барон.

— Чуете? Дело пахнет керосином!..

— Кто такой, собственно, Ванденбуик?

— Мой бывший тайный связной.

— Так вы были в тайной связи?

— Еще десять минут назад, — разнюнился Самолетогон. — Но вы мне нравитесь больше.

— Вполне разделяю ваши чувства, — отчеканил Барон, принимая самую увесистую из геройских поз.

— Еще бы! Козел рогатый! Он разбил мне люстру. Это ж надо ж быть таким твердолобым!..

— Ни фига себе кумпол... — поразился Барон. — Он, сдается мне, кокнул ту, что в передней.

— Не буду спорить, — согласился Самолетогон, — но она еще потянет килограммчиков эдак на пятьдесят.

— Хотелось бы поближе с ним познакомиться, с Ван-денбуиком... — размечтался вслух Барон. — Ужя бы рогато ему пообломал, этому якобы голландскому запойному керосинщику...

— Завтра увидитесь, алканавт полетит на том же гидросамолете, что и вы.

— Очень удобно: заодно и помоемся, — схохмил Барон. — Однако я вынужден откланяться. Пора паковать чемоданы.

Он потряс клешню детектива и вымелся из комнаты».

На этом месте внимательно слушавший Майор вскочил и пошкандыбал на розыски Серафимы), ибо тот куда-то вышел по срочной надобе. Майор без колебаний направился в одну заветную комнатку. Как он предполагал, именно ее облюбовали для местожительства крысы. Там-то и отыскал он Серафимьо, который лежал в естественной позе на пузе и конвульсивно дрыгался.

— Дырочка не узковата? — подгребнул его Майор. — Не жмет?

— Жмет не жмет, какая разница, — пропыхтел Серафимы). — Суть не в дыре, а в норе. А там крыса. Она меня не отпустит ни за какие коврижки. Погоди минуточку, сейчас я ее утоплю.

Когда он наконец высвободился, они рука об руку вернулись послушать продолжение, и заждавшийся Антиох возобновил чтение.

«...Барон д'Элда спускался по лестнице, ведущей к пристани. Он спрыгнул в неприметную оранжевую шлюпку, на которой искатели приключений добрались до гидросамолета, регулярно совершавшего левые рейсы, а сейчас вальяжно разлегшегося на своих длинных водных лыжах.

Легкий бриз насвистывал какой-то бодрый мотивчик, подыгрывая себе на вантах мачты с флюгером на конце. Лишь серо-зеленая листва плакучих ив вносила в окрестный ландшафт минорную ноту. Ленивица речка катила свои волны в отстойник моря, где шалунишка ветерок тискал водную гладь, отчего по ней под видом ряби бегали мурашки. Солнце уже палило вовсю.