В данном случае мы видели как резко протокол осмотра трупа противоречит требованиям точности, определенности и необходимой полноты. В протоколе осмотра местности, где был обнаружен труп, мы не находим сколько-нибудь достаточного освещения таких моментов, освещение которых является минимальной программой всякого протокола осмотра, как-то: а) места обнаружения трупа; б) путей, по которым покойная могла или сама придти или быть принесенной; в) места, где были обнаружены другие следы преступления; г) специфические особенности осмотра, и места.

Имеющийся в деле план местности совершенно неудовлетворителен и доказывает крайнюю желательность того, чтобы всякий, производящий дознание и следствие, усвоил технику так называемой «глазомерной съемки».[2]

Методы установления личности убитой по частям трупа (идентификация). — Концентрация розыскных действий, производимых в различных районах. — Сочетание гласного расследования с агентурной разработкой. — Противоречия в показаниях свидетелей и подозреваемых и оценка этих противоречий при анализе доказательственных улик. — Психология свидетельских показаний. — Четкость и полнота расследования мотивов преступления.

В этом деле мы остановимся лишь на некоторых отдельных моментах, представляющих, на наш взгляд, выдающийся интерес с точки зрения техники расследования. Во-первых, здесь перед нами пример искусного, быстрого и точного установления по обнаруженным в различных районах частям трупа личности жертвы; во-вторых, безусловного внимания заслуживает та, почти исчерпывающая, полнота, продуманность и всесторонность собирания объективных доказательств, которая, в связи с проявленной при этом сообразительностью и инициативой, привела к блестящему результату, в смысле раскрытия личности убийц.

Наконец, выдающаяся четкость предварительного следствия, с выявлением и освещением психологии и мотивов преступления, представляет дополнительный рельефный штрих, завершающий общую картину умело проведенного следствия.

Начинаются довольно обширные материалы настоящего дела с весьма крупного упущения со стороны младшего милиционера 9 отделения Московской милиции. Стоя 23 марта 1924 г. на посту у Никитских ворот, в 8 час. вечера, он узнает, что на Малой Бронной улице подкинут ребенок. Придя по указанию сообщившего о происшествии мальчика к парадному подъезду д. № 2 на Малой Бронной, милиционер на ступеньках лестницы видит сверток, обернутый клеенкой, а в нем часть человеческого трупа. Вместо того, чтобы немедленно же через районное отделение милиции вызвать следователя, или хотя бы представителя МУУР, для производства подробного осмотра места обнаружения частей трупа и до прибытия их принять меры к сохранению обстановки, милиционер «поспешил» (по его собственному выражению при допросе) доставить находку в 9 отделение милиции.

О происшествии сообщено было ст. следователю Московского губсуда, который в тот же день, при участии судебно-медицинского врача, произвел осмотр найденных частей трупа, при чем оказалось, что они представляют собой нижнюю часть туловища от трупа женского пола, но без нижних конечностей, удаленных в тазобедерном суставе.

Того же 23 марта 1924 г., но несколькими часами раньше (в третьем часу пополудни) в другом районе (в районе 14 отделения милиции) по Кабанихину переулку у двери дворницкой сторожки обнаружена была верхняя часть туловища до живота, без головы и рук, также от трупа женского пола.

По вскрытии этих частей трупа было установлено, что обе части принадлежат одному и тому же трупу женщины сравнительно молодого возраста, при чем исследование наружных половых органов дало основание заключить о том, что покойная при жизни предавалась половым излишествам. Причину смерти, за отсутствием многих частей и особенно головы, определить не представлялось возможным; в отношении же орудия, которым было произведено разделение трупа на части, судебно-медицинский эксперт дал заключение, что таковым мог являться мясной или кухонный нож, при чем самое разделение было произведено сильной и ловкой рукой, привыкшей к этому делу.

Были также приняты энергичные, но безрезультатные меры к обнаружению недостающих частей трупа; по распоряжению ст. следователя для этой цели даже производилось обследование дна пруда на Коммунистической улице в двух имевшихся во льду прорубях, на промежуточном между ними расстоянии в 5 саженей.

Как крупный дефект дознания, при допросах лиц, имевших отношение к обнаруживанию трупа, необходимо отметить такие записи в протоколе: «мне прочитано показание моей жены Марии Степановой, которое я полностью подтверждаю».

Разумеется, оглашение показаний уже допрошенных свидетелей пред свидетелями, еще недопрошенными, чрезвычайно рискованный, с точки зрения расследования, и недопустимый, с точки зрения процессуальных требований, прием. Но, в данном случае, впрочем, он никаких ни положительных, ни отрицательных последствий не имел.

Никаких заявлений об исчезновении лица женского пола ниоткуда не поступало, и расследование стояло перед трудной задачей по выяснению личности убитой.

И задача эта была выполнена удачно. 28 марта 1924 г. МУУР обращается в десять отделений милиции г. Москвы с предложением:

«Собрать точные справки, не замечено ли где-либо в гостиницах, меблированных комнатах, постоялых дворах, ночлежных домах и т. п. местах и частных квартирах, где могли проживать или регулярно появляться женщины, занимающиеся тайной проституцией, исчезновения или длительного отсутствия кого-либо из указанных женщин, в возрасте от 20–25 л.».

Здесь обращает на себя внимание то, что угрозыск уже намечает, хотя еще достаточно широкий, но все же определенный круг лиц, как объект дальнейших изысканий. На основании данных судебно-медицинского вскрытия о том, что покойная при жизни предавалась половым излишествам, МУУР делает предположение, что убитая при жизни занималась проституцией; как указано будет ниже, МУУР здесь вплотную подошел к разгадке.

Вместе с тем, непосредственные розыски по делу продолжал инспектор МУУР. Была пущена в ход агентурная разработка, усиленно собирались сведем о жильцах домов, расположенных по соседству с теми, в которых обнаружены были части трупа. Таким путем 30 марта 1924 г. удалось получить сведения о том, что из кв. № 2, д. № 2/7 по Трехпрудному пер. в районе 15 отделения милиции 22 марта внезапно выбыла неизвестно куда проживающая там гр-ка, до сих пор на означенную квартиру не вернувшаяся. При полном отсутствии аналогичных сведений из прочих районов, а также при отсутствии заявлений об исчезновении, упомянутые сведения, понятно, приобретали огромное значение для дела. Действительно, при предъявлении жильцам этой квартиры — супругам Бандейкиным и Крыловой предметов, которыми были обернуты части трупа, а именно: столовой клеенки, сорочки, панталон и салфетки с меткой «О. Б.», последние заявили, что все эти вещи принадлежат Пелагее Николаевне Лебедевой, 22-х лет от роду, жившей в одной комнате с Бандейкиными, при чем Лебедева, уезжая из дому 22 марта в 6 часов вечера неизвестно куда, домой не возвращалась и 26 марта была выписана по домовой книге. В отношении упомянутой столовой клеенки опрошенные оговорились, что Лебедева лишь пользовалась совместно с Бандейкиными тем столом, который был покрыт этой клеенкой, — самая же клеенка являлась собственностью Бандейкиных.

Таким образом, одна часть задачи была решена; на решение ее потребовался всего недельный срок, — срок, весьма незначительный, если принять во внимание очерченную выше значительную трудность задачи.

Анализируя методы, при помощи которых удалось в данном случае достигнуть столь положительных результатов, можно сделать следующие выводы: