Сперва мы отправились вниз по течению на разведку. Дарси сидел на носу, а я на корме со своим новым веслом. Я учился плавно грести и менять курс. Раньше я никогда в каноэ не плавал. Каноэ, если его разогнать, долго движется по инерции, но его трудно останавливать или поворачивать. Мы прошли две мили вниз по реке, то и дело пересекая ее и заглядывая в камыши и заводи, изучая пляжи и отмели. На обратном пути Дарси удивил меня, сказав:

— Там, где мы искали, живут два небольших крокодила, но большой крокодил не заглядывал туда много недель.

Я ничего не заметил.

После обеда мы пошли вверх по течению. За вторым поворотом Дарси наклонился и стиснул гребок, который держал я, но инерция была слишком велика, чтобы остановить каноэ сразу. Лодка шла прямо на большого черного крокодила, лежавшего изогнутой двухтонной громадой на пляже ярдах в трехстах от нас. Меня бросило в дрожь. Я начал грести в обратную сторону, но Дарси спокойно сказал:

— Мы опоздали. Он наблюдает за нами. Удерживайте каноэ так, чтобы вас он видел, а меня нет. Я полезу в воду. Старайтесь, чтобы он все время видел только вас. Если мы вдруг исчезнем, он тотчас полезет в воду. Отвлекайте его внимание, а я постараюсь подкрасться к нему.

Как только я загородил собой Дарси, он скользнул с винтовкой за борт каноэ и поплыл к берегу. Там легонько вытряс воду из своей многострадальной винтовки и исчез между деревьями. Я маневрировал по излучине на самом виду у неподвижного крокодила так долго, что Дарси мог уже двадцать раз подкрасться к нему. Потом я снова увидел Дарси, его голову и плечи, незаметно продвигавшиеся под прикрытием берега. На моих глазах он продвинулся ярдов на тридцать. Потом исчез, и я не мог разглядеть, где он. Ему оставалось ярдов пятнадцать до того места, откуда он мог бы увидеть крокодила или где крокодил увидел бы его. Не было ни единого дуновения ветерка, и я могу поклясться, что не раздавалось ни шороха, ни шелеста по мере почти призрачного продвижения Дарси, но крокодил равнодушно скользнул в воду и исчез из виду так основательно, что трудно было поверить, что он когда-нибудь был на пустом пляже.

Через несколько минут Дарси одолел оставшееся расстояние и посмотрел вниз, на то место, где прежде лежал крокодил. Потом он разрядил винтовку и спрыгнул с берега, чтобы осмотреть следы, а я погнал каноэ к берегу. Против ожидания, он не был обескуражен.

— Шестнадцать или семнадцать футов, — сказал Дар-си, показывая на какие-то невидимые знаки на твердом, слежавшемся песке. — Он очень велик и, наверное, очень стар. Нам нелегко будет убить его.

— Но каким образом он узнал, что вы подкрадываетесь к нему? Вы были почти у места. Может, вас выдал какой-нибудь шум?

— Нет, — сказал Дарси. — Я не производил шума. Но этот крокодил отдыхал на речных берегах еще до того, как охотники на крокодилов и скот прибыли в эти края. Делать ему было нечего, разве что слушать. Возможно, его встревожило отсутствие звуков. Может быть, насекомые замерли или загудели тревожно впереди меня. Кто знает, надоело ли ему наблюдать за каноэ, встревожило ли его что-нибудь, просто захотелось поплавать или он отправился на поиски еще одной собаки?

— Значит, мы никогда не убьем его, — сказал я, угнетенный мыслью, что крокодил обнаружил Дарси, который подкрадывался совершенно неслышно.

— Рано еще отчаиваться, — рассмеявшись, сказал Дарси. — Пока он будет следить, как бы к нему не подкрались со стороны берега, мы приблизимся к нему другим путем. Есть много способов убить крокодила. Чем больше у него побед, тем смелее он становится. Местные собаки стали его легкой добычей, и теперь ему хочется большего. Если бы он собирался уйти отсюда, он сделал бы это, когда Ричардс выпустил в него пулю. Теперь он голоден, и это заставит его быть менее осторожным.

Той же ночью мы попытались охотиться с фарой и осветили глаза крокодила, который оказался на той же излучине, где мы его видели днем. Он был посередине реки, в двадцати ярдах от пляжа, к которому подкрадывался Дарси. Он наблюдал за нами, пока мы не приблизились ярдов на сто, а потом сделал круг, ушел под воду и оставался там все два часа, в течение которых мы ждали его. Лелеемая мной надежда не сбылась. Дарси признал, что мы вряд ли добудем крокодила с помощью фары. Но он по-прежнему был настроен оптимистично.

— Мы испробовали только два обычных способа, — сказал он. — Наш крокодил пережил много подобных попыток. Есть еще одна ловушка, в которую он попадется, — его собственный желудок.

Ночью Дарси повесил на ветку керосиновую лампу на той самой излучине, где мы видели его оба раза.

— Просто для того, чтобы ввести его в заблуждение и доставить ему беспокойство. Я хочу, чтобы он покинул этот участок реки.

На следующее утро мы послали на охоту две группы аборигенов: одну — к колонии летающих лисиц, вверх по реке, другую — за кенгуру.

— Постарайтесь принести мне дохлого динго, — сказал Дарси. — Вы можете нести его на руках, потому что это собака, а собаке полагается пахнуть человеком. Но летающих лисиц и кенгуру несите на копьях.

Он велел аборигенам не подпускать собак к реке, но некоторых из них привязать на берегу, чтобы крокодил не забывал о своем голоде. Прушковица не надо было ни уговаривать, ни привязывать.

Я тоже пошел, и мне посчастливилось подстрелить динго, бежавшего ярдах в трехстах от меня. Охотники вернулись с летающими лисицами и еще одним динго. Кенгуру они не встретили, но Дарси был доволен.

— Это хорошо. Я боялся, что придется пожертвовать одной из собак. Кенгуру теперь не играют роли.

Я не люблю возиться с дохлыми динго. У одного человека в Ялогинде Дарси взял немного негашеной извести и стрихнина. Мы заложили оба яда в трупы динго и сбросили их в укромном месте в мелководной заводи.

— Чтобы ему было потруднее найти. Если на моем столе вдруг окажутся жареная баррамунда и куриные яйца, я отнесусь к этому с подозрением. Я не люблю травить крокодилов ядом. Это не в моих правилах. Но с таким крокодилом все средства хороши. Ниже я установил ловушку и приладил два крючка. Пойдем и наживим их летающими лисицами.

Ловушка была простым устройством, изготовленным из тонкого троса, снятого с лебедки лендровера, но таким хитроумным и так ловко размещенным среди корней мангров, что Дарси пришлось показать мне его, даже когда мы подошли почти вплотную. Он шагнул в ил и вплел приманку в корни мангров над протянутым по дну тросиком.

— Когда крокодил зацепится за это, он уже войдет в ловушку. Тросик натянется, и ловушка опустится на крокодила. Защелку ловушки трудно запрятать, остается слишком много следов вашего пребывания здесь. Простота успевает там, где сложность мстит сама себе. А теперь пошли насаживать наживку на крючки.

Это были обычные акульи крючки — один, привязанный к древку гарпуна, служил багром, а другой мы возили с собой в качестве запасного в «крокодильем ящике». Они были привязаны тросиками шести- или восьмифутовой длины к деревьям на самом верхнем уровне, до которого поднималась вода. Они находились на одном и том же берегу на расстоянии в полмили друг от друга. Один был поднят над водой, другой лежал на иле, прикрывавшем трос. Дарси вымазал руки илом и насадил на крючки по летающей лисице. На обратном пути мы выбросили двух других лисиц в реку для того, чтобы раздразнить аппетит крокодила.

На следующее утро я едва дождался, чтобы Дарси сел в каноэ. Торопясь узнать, не попался ли крокодил, я чуть было не забыл винтовку. Отравленный динго не тронут, приманка в ловушке тоже, на первом крючке тоже, на втором крючке тоже. Мы даже нашли одну из летающих лисиц, которую бросили в воду. Несмотря на оптимизм Дарси, я уныло отметил, что мы потерпели полный провал. В это время крокодил мог быть за много миль отсюда.

— К счастью, маленькие крокодилы не попались ни на одну из приманок, — заметил Дарси. — Это часто случается.

Тянулся скучный и жаркий день. Дарси велел аборигенам отвязать собак, что было воспринято, как признание поражения. Но Дарси, казалось, было все равно.