Понятно, что Помойному Ведру удалось повидать в жизни гораздо больше, чем любому из нас, потому что оно каждый день бывало за пределами кухни. Может, поэтому оно и зазналось.
Оно вообразило, что является вместилищем чего-то важного и самого драгоценного в мире.
«Ведь недаром же со мной так носятся!» — думало Помойное Ведро.
Однажды, вернувшись с очередной прогулки, Помойное Ведро сказало:
— Ох, что я видело! Во двор принесли несколько вазонов. Они совсем такие, как я, даже меньше, только в донышках у них — маленькие отверстия. Говорят, что в эти вазоны посадят цветы и поставят их в комнаты.
В кухне каждый был занят своим делом, и никого не заинтересовали слова Помойного Ведра. А оно продолжало:
— Перейду и я в комнаты. Надоела мне ваша кухня.
И оно упросило Гвоздь, случайно попавший в него вместе с помоями, просверлить в его дне маленькую дырочку. Гвоздь с удовольствием выполнил эту просьбу.
— Вот теперь я — настоящий Вазон, — заявило Помойное Ведро. — Прощай, кухня!
И действительно, с кухней ему вскоре пришлось распроститься.
Когда пришла хозяйка, все помещение было полно воды.
— Ведро течет, — сказала хозяйка. — Надо его выкинуть: больше оно ни на что не годно.
Помойное Ведро всхлюпнуло от горя, услыхав о том, что его ждет. Оно уже не помышляло перебраться в комнаты, оно хотело остаться в кухне, продолжать собирать помои, но этого как раз Помойное Ведро теперь не умело делать.
И его выкинули.
— Вы, кажется, из кабинета? — спросил у Чернильницы Веник.
— Да, я там живу и работаю.
— Тогда вам должно быть известно, как в кабинете повесили Занавеску?
— Нет, что-то я такого не припоминаю.
— Не помните? Ну, тогда слушайте.
Все были в смятении: Занавеску хотят повесить!
Старый, дряхлый Чемодан и рваная комнатная Туфля долго, всесторонне обсуждали последнюю новость.
— Я лично с ней не знакома, — говорила Туфля, — но от других слыхала, что это вполне порядочная, честная Занавеска, которая никогда никому не делала зла.
— Уж если таких начинают вешать… — многозначительно вздохнул Чемодан.
Слова Чемодана испугали рваную Туфлю. А вдруг повесят и ее? Это было бы ужасно. Туфля сама никогда не висела, но от других слыхала, что это должно быть ужасно.
Подошла Половая Тряпка, вся мокрая, — очевидно, от слез. Потом пришлепали Старые Калоши.
— Я всем сердцем любила несчастную, ведь она приходится мне родственницей. Можете не удивляться, если повесят и меня.
Так говорила Половая Тряпка. А Старые Калоши вдруг стали жаловаться, что их давно уже обещают починить и все не чинят.
Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы в разговор не вмешался Календарь. Он висел на стене и все слышал.
— Эх вы, старые сплетники, — сказал Календарь. — Слышали звон, да не знаете, где он. Повесить Занавеску — вовсе не значит ее казнить, а наоборот — дать ей жизнь полную, интересную, какую она заслуживает. А за себя не бойтесь, — закончил Календарь. — Вас могут выбросить, но никогда не повесят.
Тряпку обидели эти последние слова: она считала себя родственницей Занавески, — почему же ее должны обязательно выбросить? Чемодан был стар и ничего не услышал, а Туфля услышала, да не поняла.
Одни только Старые Калоши нашли что ответить Календарю:
— Если это правда, что вы сейчас сказали, то почему нас не чинят?..
— Вы знаете, — сказала Канистра, — что в хорошей легковой машине всегда есть Часы. Машина идет — и они идут, машина стоит — а они все равно идут. Вот такие Часы были в одной «Победе».
«Победа» эта была чудесной машиной, очень быстроходной, и все хвалили ее за это.
А Часы тикали себе помаленьку, и их не хвалил никто.
Понятно, что Часы завидовали машине. Они хотели показать, на что они способны, и потому стали идти быстрее, пока не ушли вперед почти на целый час.
Но их не похвалили, а, наоборот, выругали и отдали в починку.
Часы недоумевали: ведь они спешили так же добросовестно, как и машина, — за что же ими недовольны?
— Скверная история вышла с Часами, — заметил Котелок. — Но не лучше получилось и с Выключателем. Вот послушайте.
Выключатель занимал на стене не особенно высокое положение, но возомнил о себе очень много. «Я, — решил он, — самостоятельная руководящая единица и не позволю каждому вертеть собой!»
Зажигают люди свет, — а он не зажигается. Гасят, — а он горит. Все наоборот. В чем дело?
Позвали монтера. Тот проверил все, осмотрел и говорит:
— Выключатель надо менять. Совсем испортился Выключатель.
Что ж, испорченный Выключатель сняли со стены, а вместо него поставили исправный.
— Что вы делаете? Какое вы имеете право? Я буду жаловаться! возмущался Выключатель, когда его снимали.
А потом успокоился:
— Ничего, не пропадем. Нашего брата, руководящего, всюду нехватка. Вон и Солнце без руководства работает. Там меня с руками оторвут!
Но Солнце не нуждалось в руководстве, да и в других местах не нужен был испорченный Выключатель.
И остался Выключатель ни при чем. Ничего не проворачивал, не давал никаких руководящих указаний относительно света.
Впрочем, света от этого не убавилось, а даже, говорят, чуточку больше стало.
— Чих! Чих! Чих! Чих! — это расчихался Примус.
— Будьте здоровы! — вежливо сказал ему Котелок. — Если вы что-то хотели рассказать, то я уже кончил.
— Спасибо, — поблагодарил Примус. — Мне показалось, что запахло керосином. Вечно меня преследует этот проклятый запах!
— Так какую историю вы могли бы нам рассказать? — напомнила ему Чернильница.
Но Примус опять расчихался, и всем стало ясно, что толку от него ждать нечего.
— Тогда разрешите мне, — сказала Миска. — Если не возражаете, я расскажу вам историю Спички.
Против Спички никто возражать не стал, и Миска рассказала такую историю.
Жила на кухне маленькая Спичка.
Как и все спички, проживала она в спичечной коробке, как и все спички, должна была, когда придет время, что- нибудь зажечь, но смотрела она на жизнь не как все спички.
«Мне ли, — думала она, — мне ли, которая создана для того, чтобы нести в мир огонь, — лежать здесь, в тесной коробке? Здесь так много спичек, что среди них легко затеряться. А может случиться и так, что сгорю я, а меня примут совсем за другую спичку. Что тогда делать? Нет, уйду я отсюда, поищу себе места получше!»
Так она и сделала.
Дождавшись, когда открыли спичечную коробку, Спичка незаметно выскользнула из нее и с наступлением темноты двинулась в путь.
Долго шла Спичка. При ее небольшом росте кухня казалась ей огромной страной, и Спичка совсем выбилась из сил, пока добралась до кухонного шкафа.
— Здравствуйте, куда это вы в такую позднюю пору? — услышала Спичка незнакомый голос.
Это была Чайная Ложка. Ей не спалось, — ее мучила изжога.
— А что это за края? — ответила Спичка вопросом на вопрос.
— Область кухонного шкафа, район второй полки, — объяснила Чайная Ложка и добавила, чтобы поддержать разговор: — А вы, видно, в наших краях впервые?
— Никогда даже не слыхала об этих местах. А что за народ здесь живет?
— Кого здесь только нет! Стаканы, чашки, тарелки, ножи, вилки, ложки всех не перечтешь!
— Ну что ж, — немного помедлив, сказала Спичка, — это мне как будто подходит. Я останусь у вас. — И тут же представилась: — Спичка! Вероятно, слышали?
— Да нет, что-то не приходилось, — простодушно созналась Ложка.
— Ох ты, темнота какая! — возмутилась Спичка. — Неужели вы без огня живете?
— А нам огонь и не нужен. Это в области печки да еще в области потолка, в районе электрической лампочки, — там другое дело. А у нас от огня только пожара жди.
— Предрассудки! — небрежно бросила Спичка. — Вот я стану жить у вас, и вы узнаете, что такое огонь.