Малюсенькие, а такие вёрткие! Серёжка подкрадывался осторожно-осторожно, погружал в воду руку — и хвать! А краб уже под камень улизнул. Сдвинет Серёжка скользкий голыш, а краб — юрк в другую щель.

Серёжка хохотал от удовольствия как ненормальный. Даже повизгивал. Женька не выдержал и тоже смотал удочку.

Они забыли о рыбалке, купании, обо всём на свете. Целый час лазили по камням. Женька одного крабёнка изловил. И Серёжка. Только Серёжка своего выпустил. Краб, даже не краб, а крабище, он больше всех других был, кусанул его. До крови! На кончике пальца выступила красная капелька.

— Ух ты, какой кусучий! — не столько возмутился, сколько загордился Серёжка.

Едва Витка вылез на берег, Серёжка сразу показал ему раненый палец:

— Это краб укусил! Кусучий страшно!

Витка безразлично кивнул и разлёгся на тёплой гальке. Из носа медленно вытекала кровь.

— Ты нос разбил! — встревожился Женька.

Брат не отозвался. Лицо его было бледным, словно весь загар в море облез.

— Витка! — закричал Женька и затормошил его.

— Сейчас пойдём, — вяло произнёс Витка, не открывая глаз.

Отлежавшись, он попытался очистить уши. Продувался, прыгал на одной ноге. Всё напрасно.

— Покажи, чего поймал, — попросил Женька.

Витка, не обратив внимания, укладывал в авоську снаряжение.

— Покажи!

Витка и головы не поднял.

Серёжка и Женька переглянулись.

— У него уши заложило, — шёпотом сказал Женька и не стал больше приставать.

Дома, как и следовало предполагать, ждали неприятности. Николай Петрович дважды ходил на санаторный пляж и, разумеется, не нашёл никого. Спасибо ещё, не поднял тревогу, не всполошил спасательную станцию.

Только ступили на порог, приехали мать с отчимом.

— Помоги огурцы перетаскать! — позвал отчим.

Николай Петрович выразительно посмотрел на Витку, но ничего не сказал. Взял Серёжку за руку и ушёл.

— Ты что, оглох? — разозлился отчим и стукнул Витку по худому затылку.

— У него уши заложило, — заступился за брата Женька.

Мать подбоченилась и напустилась на Витку:

— Опять нырял? Утопнуть хочешь!

Хорошо, что никто не знал, где спрятано подводное снаряжение. Витка не слышал матери, но догадывался, о чём она кричит…

— Сейчас же иди в поликлинику!

— Выходной сегодня, — сказал отчим угрюмо.

Мать всхлипнула:

— Мало ему, что отец в море загинул, так ещё и сам в пучину лезет.

— Мичман за общее дело голову сложил, а этот…

Отчим ничего хорошего о пасынке не добавил и всё равно заставил перебирать огурцы для засолки.

Витка сортировал огурцы и думал об отчиме. Много обид на него накопилось в душе. Чёрствый человек! Даже странно слышать от него светлые слова о погибшем отце…

Ошибался Витка, рассуждая так об отчиме. Не всегда моторист был таким суровым и молчаливым. Он замкнулся и очерствел после гибели жены и дочери в осаждённом Севастополе. И после войны не оттаял, остался угрюмым и нелюдимым. Команда водолазного бота особого назначения сторонилась моториста, хотя уважала как отличного специалиста и надёжного товарища.

Когда мичман Субботин погиб, моторист принял на себя заботы о вдове и осиротевшем мальчике. Потом он стал его отчимом.

Витка ничего не знал об этом. Он не понимал отчима, как, наверное, и отчим не понимал его, Виткиной души.

Серёжка и Женька поели, выспались, а Витка всё с огурцами в подвале возился. Уши у него так разболелись, что пришлось платком повязаться.

Ребята переживали за Витку и, кроме того, извелись от неутолённого любопытства. Какого же краба он поймал, если оглох и кровь из носу пошла?

Они сидели у входа в подвал и тихо беседовали.

— Ему сильно попало? — спросил Серёжка.

— Не-е… — Лёгкие подзатыльники и шлепки Женька не считал битьём. — Дал разок по шее, и всё.

— Больно, наверное. — Серёжка страдальчески сморщился.

— Нисколечко!

Серёжка подумал, что будь у Витки такая же фамилия, как у Женьки, никто бы его не обижал.

— А Витка не может твою фамилию взять?

— Чудак ты! У Витки же отец знаменитый герой, мичман Субботин. Про Субботина все знают. Даже Станислав! Зачем Витке другая фамилия?

— Чтоб родным сделаться.

— От фамилии люди родными не делаются.

Женька обхватил руками голые коленки и надолго задумался.

— Послушай, — заговорил он через какое-то время, — вот у Витки два отца: родной и не… Но мы же с Виткой братья! Значит, я тоже немножко Субботин?

Из подвала вышел Витка. Отчим отправил его отдыхать. Витка глянул по сторонам и таинственно поманил ребят. Он увёл их в дальний угол двора, к старой вишне. Все присели. Витка вытащил из-под кучи сухой картофельной ботвы влажный мешочек и бережно вытряхнул на землю краба.

Сережка как сидел на корточках, так и отпрыгнул назад. — Лягушонок, — сказал, улыбаясь, Витка, довольный сильным впечатлением, которое произвёл его краб.

— Мохнатый! — сдавленным голосом протянул Серёжка.

— Блэкфорд Виргиниана, — торжественно объявил Витка.

Женька с восхищением и гордостью взглянул на брата.

— Такого ещё никто не ловил!

— Можете потрогать, — милостиво разрешил Витка.

Ребята, словно по команде, спрятали руки за спину.

— Ещё бороду помнём, — благородно отказался Серёжка и торопливо прибавил: — У меня тоже крупненький был. Меньше, конечно, но зато такой кусучий!

И он показал Витке палец.

— Не бойтесь, — успокоил Витка, — я его в газету заверну. Краб, его хоть в папиросную бумагу упакуй, сразу смирным делается. Жень, ты ведь знаешь, где Станислав обедает?

— На веранде.

— В самом углу, на веранде. Сбегай, отнеси краба. Сейчас ужин как раз. И спроси, автобус когда. Попрощаться я приду. А в столовую неудобно в таком виде появляться.

Смущал не внешний вид. Не хотелось глухим с крабом к Станиславу идти.

— Можно, и я с Женькой? — попросил Серёжка, но вспомнил: Витка же не слышит…

Они несли толстый пакет с крабом по очереди, Совсем не страшно было. Витка завернул краба в газету и перевязал шпагатом. Он велел сразу не говорить Станиславу, что и от кого. Удивится сперва, потом сам догадается. Такого краба только старик Виктор мог добыть со дна морского для Яшки — светлой мордашки.

Имя «Бикфорд» для Серёжки не было новым. У сапёров шнур есть, бикфордов. Толовые заряды поджигать. Наверное, Бикфорд не только запальный шнур изобрёл, но и краба первым нашёл. А фамилия у краба прежняя осталась, Виргианов.

Женька влез на перила, просунул голову через зелёную стену винограда и заглянул на веранду. Станислав ещё не приходил ужинать.

Ребята притаились за гипсовой вазой и стали караулить.

Женька отдал пакет Серёжке.

— Пойдёшь ты. Сюрпризнее получится.

Наконец появился тот, кого они ждали. Высокий, загорелый мужчина в шортах и полосатой, под тельняшку, нейлоновой тенниске. На ногах резиновые «вьетнамки». Серёжка и не узнал его сразу.

— Иди, — шепнул Женька. Серёжка вышел навстречу.

— Вы — Станислав? — сурово спросил он, будто видел его впервые в жизни.

Мужчина остановился, удивлённо посмотрел сверху вниз на мальчика в соломенной кепке с красноармейской звездой и в голубой рубашке, испачканной извёсткой.

Станислав удержался от улыбки и, браво пришлёпнув «вьетнамками», доложил:

— Так точно, мой генерал!

— Вам пакет!

— О-о! — воскликнул Станислав, пытаясь на ощупь определить содержимое газетного свёртка. — Благодарю вас, мой генерал.

— Сварить в крутой солёной воде! — отчеканил инструкцию Серёжка. Витка говорил, что надо бы в муравьиную кучу положить, да уж некогда.

Придётся сварить, а то… — А то завоняется!

— Всё будет исполнено, мой генерал.

Серёжка молча отдал честь и хотел удалиться, но Станислав придержал его.

— На два слова, старик! Я понимаю: военная тайна, но… От кого пакет, мой генерал?