Подошли пленные и шофёр.
— А пацаны где? Эй! Живо сюда!
— Спят они, — сказал шофёр.
— Спят они, Василий Степанович. Вы уж покормите нас, будьте так ласковы, а пацанов, как проснутся.
Василий Степанович крикнул помощнику:
— Выдай им расход! Две порции оставить. Пацаны тут ещё… А какие пацаны, откуда?
— Та наши, Василий Степанович, гарнизонные. Лёвка и Серёжка.
— Какой Серёжка? Их у нас полдесятка, не меньше.
— Старшего лейтенанта Мамонтова сынок.
Василий Степанович протёр глаза кулаками, встал, кряхтя, на ноги.
— Пойду погляжу на этих героев. Мамаш, наверное, до инфаркта довели. Заблудились?
— Так точно, Василий Степанович. Та вы не беспокойтесь. В гарнизоне уже знают. Всю ночь переполох там стоял, тайгу от пенька до пенька обшарили, не нашли, а мы на них сами наткнулись.
— Шалопаи, — процедил Василий Степанович и пошёл к машине.
Не успел Хмельнюк и полпорции съесть, как повар возвратился:
— Чего языком мелешь? Какие пацаны? Нету в кабине никого.
Хмельнюк поперхнулся:
— Как — нету?
ШИБЕНИКИ
Ребята хотели идти к кухне, куда звал их Хмельнюк, но тут Серёжка увидел вдруг сразу несколько парашютистов в небе.
— Один, два, три… пять!..
— Шесть, семь! — подхватил Лёвка. — Гляди-гляди, сюда летят!
Казалось, что парашютисты сядут прямо на деревья.
Мальчишки, не сговариваясь, припустили по лесной дороге. Она вывела их на опушку.
Впереди расстилалась бескрайняя низина, заросшая изумрудной, травой. Вдали трава была голубой и синей, в белой гречишной кипени.
— Море! — восторженно закричал Лёвка и потряс над головой автоматом. — Море!
Серёжка замер. Так вот оно какое, море. Настоящее, с кораблями. Множество их, самых разных, полным ходом шли к берегу.
Морская армада хотела захватить плацдарм. А с неба навстречу морскому десанту опускался воздушный. Парашютисты плыли уже совсем низко. По траве, как от облаков, скользили фиолетовые тени.
Лёвка случайно оглянулся и толкнул Серёжку:
— Погоня!
Из леса выезжали легковые машины. Они круто разворачивались, дверцы распахивались. И сразу выросла толпа офицеров и генералов.
— Прячься! — шепнул Серёжка.
Они нырнули в густую траву, отползли подальше от дороги и осторожно высунули головы. Офицеры и генералы даже не смотрели в их сторону.
Зелёное поле побелело от парашютов. Солдаты в комбинезонах гасили пышные букеты куполов, на бегу сматывали их.
Одна за другой взлетели, рассыпая жаркие хвосты, сигнальные ракеты.
Небо загудело с такой силой, что задрожала земля. Несметное множество самолётов парило над лесом. Из самолётов посыпались десантники. Всё пространство над головой покрылось белыми хлопьями. Словно налетела среди лета снежная буря.
Закружила, завьюжила, устлала землю пушистым снегом.
За первой волной самолётов появилась вторая, затем третья.
— С прицепами! С прицепами! — завопил Серёжка.
Самолёты вели на буксире толстопузые планёры. Планёры отцепились и, описывая плавные круги, начали снижаться.
Мальчишки, забыв об осторожности, встали на колени. Было чему дивиться. Солдаты выкатывали из планёров пушки, миномёты, пулемёты. Из брюха других крылатых вагонов сами выезжали танки, бронетранспортёры, самоходные пушки. Целое войско спустилось с небес на землю. И двинулось к морю, чтобы не допустить захват нашего берега.
Вражеская армада была уже близко. Тупорылые десантные баржи под огневым прикрытием крейсеров и эсминцев ползли жуками к берегу.
Всё вокруг стрекотало, ухало, гремело. Как на настоящей войне в кино.
Мальчишки в страхе припали к траве, защищая головы руками.
Громоподобный рёв прокатился над долиной и в ярости забился в дальних сопках. Могучая сила оторвала мальчишек от спасительной земли, зажала в стальные объятия — и понесла. Глаза зажмурились так плотно, что не было сил открыть их.
Что-то тяжело и надрывно хрипело в уши, а тиски сжимали тело, мешая дышать. И вдруг всё кончилось. Неведомая страшная сила внезапно исчезла, и обмякшие, истисканные мальчишки мягко шлёпнулись на землю. Но тотчас загремело опять. Потише, да не менее грозно:
— Шибеники! Дезертиры! Дурни несчастные!
Хмельнюк, багровый, потный, таращил глаза, потрясал кулаками и орал:
— С ума посходили! В самое пекло полезли!
Странно: рассвирепевший, бранящийся на чём свет стоит Хмельнюк подействовал успокаивающе. Мальчишки поднялись на ноги и украдкой посмотрели на море.
Вражеская армада поспешно удирала в открытое море. К берегу проскочили всего лишь три десантные баржи. Они стояли с откинутой кормой-сходней, как развалившиеся корыта. Над побережьем звенело победное «урр-ра!».
Хмельнюк увидел командирскую группу и ещё больше заволновался.
— Надо тикать. Начальство тут настоящее, не имитация какая-нибудь. Врежут на полную катушку — и будьте так ласковы! А ну, за мной!
Он схватил мальчишек за руки и потащил в лес.
Закрытый грузовик быстро мчался по таёжной дороге. В кабине, зажатые между шофёром и Хмельнюком, сидели Лёвка с Серёжкой. После всего пережитого и сытного обеда клонило ко сну. Головы тыкались подбородками в грудь, словно мальчишки во всём соглашались с Хмельнюком.
— Ох и шибеники! Надо же такое! В самое пекло полезли! А если б то справдишний взрыв? Мне — выговор? А то и, будьте так ласковы, пять суток гауптвахты? У-у, шибеники!
«Что такое — шибеник?» — хотелось спросить Серёжке, но не было сил ни поднять голову, ни пошевелить языком. В ушах шипело: шиб-ши, шиб-ши, шиб-ши…
Слово «шибеник» в переводе с украинского значит — сорванец. Шибеники — сорванцы. А сорванцы — это сорванцы.
Глава четвёртая
БЕЛЫЕ НОЧИ И «ЧЁРНЫЕ» ДНИ
Жил да рос Серёжка на Дальнем Востоке в таёжном военном гарнизоне и вдруг — приказ:
«Откомандировать старшего лейтенанта-инженера Мамонтова П. Н. на курсы усовершенствования офицерского состава. Со всех видов довольствия снять, из списков части исключить».
Исключить — это не в наказание. Здесь «исключить» означало, что отец, а следовательно, и Серёжка уже не вернутся обратно в гарнизон.
Пришлось срочно собираться в путь далёкий, через всю страну, от Тихого океана до Балтийского моря. Было решено, что, пока отец будет совершенствоваться на курсах, мама с Серёжкой поживут у бабушки в Ленинграде.
Что творится в доме, если кто-нибудь из штатских вздумает отправиться из Москвы в Смоленск! Почти кругосветное путешествие! Неделю снаряжать будут всей роднёй! От Москвы до Смоленска триста девяносто два километра. На Дальнем Востоке это вообще как пригородная прогулка. На Дальнем Востоке и тысяча километров за расстояние не считается. Тем более у военных. У них переезд — обычное дело, даже семьёй, в полном составе. Жизнь у военных походная, вечная перемена мест. Беспокойная жизнь, трудная, интересная.
Серёжка ходил именинником. Все ребята завидовали ему: на Ту-104 полетит! Крейсер «Аврору» увидит! Гулять день и ночь будет: все знают, что в Ленинграде ночи необыкновенные, белые ночи.