Вчитайтесь в текст “Это я — Эдичка” или “Дневника неудачника”, это же приговор “свободному обществу”, разоблачение его мифов, вызов, брошенный сладко диссидентской пасторали, и сама Америка поняла это вполне однозначно — в США книги Лимонова искусственно замалчиваются, игнорируются, считаются “политически некорректными”. Система прекрасно понимает значение брошенного ей вызова.

Не приняв Запад как социальный идеал, Лимонов отказывается и от признания превосходства его политико-экономической системы. Его влечет левая идеология, поэтому путь его лежит в редакции и штаб-квартиры маленьких радикальных экстремистских партий — к коммунистам, анархистам, маоистам, радикалам. Иными словами, и в этом вопросе изначально последовательная и непримиримая оппозиция к буржуазии и рынку, к обществу, целиком основанному на процентном рабстве и ссудном капитале. Едва ли наши люди представляют себе, каким мужеством надо обладать, чтобы прийти на Западе в эти маргинальные, преследуемые, нонконформистские кружки. Особенно в Америке. Там существовал и существует тот же политический тоталитаризм, как и при Советской власти, только с обратным знаком. У нас отрицалось все некоммунистическое или коммунистическое, но не согласное с магистральной линией партии (мы теперь знаем, до чего довела эта магистральная линия прогнившей и предательской, ликвидаторской партии!). На Западе в таком же по сути положении находятся антикапиталистические партии и кружки. Но путь Лимонова именно туда, к ним, к запаху типографской краски на неуклюжих малотиражных революционных листках, призывающих к свержению Системы и упрямо раздаваемых фанатиками-идеалистами тупым сонным безразличным ко всему зомби капитализма.

Итак, в приходе Лимонова в политику нет ничего неожиданного. Он всегда был в политике, всегда откровенно высказывал свои радикальные взгляды, всегда осознавал и подчеркивал свою активную ангажированность социально-политическими вопросами.

Каковы же политические убеждения раннего Лимонова — автора первых знаменитых романов “Это я — Эдичка”, “Дневник неудачника” и т.д.? Отрицание советского бюрократического строя, засилья отчужденных чиновников, с одной стороны, и столь же радикальный отказ от либерально-капиталической модели, от буржуазно-демократических мифов общества, в котором оказался после эмиграции из брежневизма. Третий Путь. Левый, предельно левый путь, близкий к крайнему социализму Ги Дебора или Герберта Маркузе. Иными словами, с самых первых шагов в литературе и публицистике перед нами Лимонов-коммунист, но не казенный, не пиджачный или карьеристский, некомсомольский и не совписовский. Коммунист — реальный и свободный, бескомпромиссный и отказывающийся от полумер, лицемерия, лжи. Коммунист настоящий, не фиктивный, не шутейный, как те, кто в то время хлопал на съездах и всего через пару десятилетий отдавал приказы стрелять по краснознаменным колоннам патриотической оппозиции, состоявшей в большинстве своем из таких, как Лимонов, а не таких, как хрущевско-брежневские выблядки. Но это уже другая история.

3. В оппозиции к диктатуре подонков

В перестройку за Лимонова поначалу схватились “демократы”. Как же — столь свободный стиль изложения, отсутствие самоцензуры, предельный грубый реализм в описании жизни, и наконец, мировая известность писателя делали Эдуарда Лимонова желанным гостем всех “демократических” изданий или передач. Ему стоило лишь поумерить свой пафос, лишь несколько сгладить свои эмоции, и перед ним открывалась баснословная перспектива в перестроечной культурной и политической жизни. Все двери открыты, все кабинеты доступны, все телекамеры направлены как по команде в его сторону. Человек-легенда, писатель, на трудах которого выросло целое поколение советской нонконформной интеллигенции, причем бодрый, полный сил и энергии, не ссохшийся, не постаревший, не превратившийся в ходячий кич типа Солженицына или Буковского. Живой гений, живая легенда. Но что делает этот человек? Отправляется на фронт в Сербию, потом в Приднестровье, потом в Абхазию. Идет к Проханову в “День” и “Советскую Россию” к Чикину. Отдает свой голос, всю свою репутацию, весь свой талант патриотической оппозиции, с которой он связывает отныне свою жизнь и свое творчество. Теперь Лимонов — лидер патриотов, гонимых, преследуемых, избиваемых, подавляемых. Их пример, их архетип, их спикер, их трибун. У российских либералов это вызывает панику, недоумение, шок. “Анфан шери” бросает вызов общественному мнению, разбивает миф о единодушной поддержке западнического курса интеллигенцией, отдает свой голос заклятым врагам “политической корректности”. Вначале этому отказываются верить, пытаются представить все как эпатаж или шутку. Потом, когда становится очевидным, что все предельно серьезно, начинает нарастать злой, вонючий, конформистский вой — тот же самый, который гудел в обыдиотившемся позднем Совдепе, тот же самый, который можно было различить за мнимым безразличием американской и эмигрантской подцензурной критики, тот же самый вой, которым Система, основанная на рабстве и лжи, встречает каждого, кто пишет на своем щите запретные слова свободы и откровенности. Свободы любой ценой. Священное право быть “за” то, что никому не нравится, и “против” того, что нравится всем.

Теперь Лимонов на баррикадах и митингах, в глухой оппозиции, без поддержки, без средств, без наград и поощрений, среди отверженных. На его творческие вечера робко крадется недоумевающий Зюганов — тогда еще политический ноль, поэтому вежливый и внешне вполне приличный. Пожать руку знаменитому писателю, так неожиданно ставшему на сторону патриотов для него честь. Начинается период активной работы в патриотической печати. Выходят замечательные, полные страстного пафоса, разоблачений либеральных мифов книги, публицистики Лимонова — “Исчезновение варваров”, “Убийство часового”, “Дисциплинарный санаторий”.

В 1993-м Лимонов в “Белом доме” рядом с лидерами оппозиции, под пулями собак Системы, в Останкине… Все до конца, без условностей и самопоблажек. За все надо платить, за все слова — отвечать.

Если внимательно вчитываться и в ранние тексты Лимонова, патриотический выбор не будет казаться странным. Он вполне естествен, логичен, последователен. Он всегда был таким, Эдуард Лимонов. За тех, на чьей стороне правда и свобода, за тех, кто в меньшинстве, кто гоним, кто на периферии Общества Спектакля находит в себе силы бросить грязным манекенам Центра вызов.

Говорят, что Лимонов стал “правым”, “националистом”. Это не совсем верно. Уже на Западе, особенно во Франции, Лимонов понял, что между крайними антисистемными силами — как справа, так и слева — не существует фундаментальных неснимаемых противоречий, что их объединяет общая борьба с Системой. Лимонов участвует в газете “Идио Интернасьональ”, которая настаивает на сближении всех радикальных сил и на создании единого Фронта Сопротивления новому мировому порядку. Вместе с ним в одной редколлегии и леваки-коммунисты, и “новые правые”. Возвратившись на Родину, Лимонов встречается в патриотической оппозиции с точно такой же картиной. Коммунисты бок о бок с националистами противостоят западнической капиталистической модели, активно и насильственно навязываемой стране группкой заговорщиков. Лимонов остается красным, но при этом радикальным патриотом.

Никаких поворотов, никаких зигзагов. Прямая траектория.

4. Национал-Большевик

В 1993 году русские как нация и социализм, как политико-экономическая идеология потерпели сокрушительное поражение. Внешне это касалось только оппозиции, но дело обстоит намного страшнее, так как сонная пассивность масс и несомненная эффективность прозападных буржуазных сил запустили такие разрушительные механизмы, весь чудовищный масштаб которых будет осознан позднее. Это была национальная трагедия. Поворотный момент, когда гигантский геополитический национальный механизм был пущен под откос.

С этого момента следует отсчитывать особый период российской истории — период прямой и ничем более не сдерживаемой мондиалистской оккупации. Идеология тех, кто стоит у власти в России, отныне тождественна идеологии ее самых заклятых врагов. Здесь лежит критическая точка в истории оппозиции. Это же было поворотным пунктом и в политической судьбе Эдуарда Лимонова.