Шеф апримской полиции жестом подозвал поближе к столу.

— Положение, мальчики, прямо скажем, дерьмовое! — загрохотал Фоббс.

Взрывная волна его мощного баса обрушилась на картонный макет площади, сдвинув с места трибуну.

— Сегодня, где-то после шестнадцати часов, вот здесь, — Фоббс поставил трибуну на место, — произойдет очередное покушение, а если мы снова оплошаем, то и убийство!

Лица «мальчиков» вытянулись, словно у гончих псов, почуявших запах дичи. («Запах домашнего жаркого», — поправил бы любимец Фоббса, супердетектив Крус, который был уверен, что его четвероногая подружка Изабелл стоит, по части розыска, больше, чем все «мальчики» вместе взятые.)

— Вслед за покойным председателем партии Благоденствия Россом и не менее покойным лидером партии Огненного Меча Зотосом, — продолжал громыхать Фоббс, — банда Цезаря намерена отправить туда же, на покой, и господина Бесса!

«Мальчики» заржали — заупокойный юмор шефа пришелся им по душе.

— Вам бы на луг, на зеленую травку, — осадил их Фоббс, — да еще бы в придачу табун молодых кобылиц!

— Мы согласны, шеф, — давясь от смеха, прохрипел Абабас.

— Только этим вы и можете заниматься! — гаркнул Фоббс.

Все мигом присмирели. «Мальчики» ничего и никого не боялись, кроме своего шефа: во всей Гурарре не было другого такого мощного голоса и такого тяжелого кулака.

Фоббс извлек из кармана помятую оранжевую листовку, разгладил ее и молча протянул агентам.

Первым взял листовку Абабас. Он долго глядел на перевернутую вверх ногами латинскую фразу, затем понимающе хмыкнул и передал товарищу. Листовка пошла по кругу, «мальчики» ощупывали ее, обнюхивали, пробовали на зуб, смотрели на свет, одним словом, подвергали ее тщательному и всестороннему анализу.

— Надеюсь, в переводчике не нуждаетесь? — бросил Фоббс.

— Нуждаемся, шеф, — весело прохрипел Абабас. — Мы люди служивые, непрозвищенные!

«Вот он, еще один потомок Зак-зака», — подумал Фоббс. Вслух сказал:

— Служивые невежды, Абабас, приносят отечеству больше вреда, чем пользы! На листовке написано: «Прощай, Бесс, привет, Цезарь!» Или в переводе Абабаса, если бы он знал вульгарную латынь — «Хана тебе, Бесс, даешь клевого Цезаря!».

Все опять рассмеялись, и больше других гоготал весельчак Абабас.

Фоббс поднял руку, призывая к тишине:

— Итак, шайка Цезаря снова угрожает! Мы с господином Пак-паком пытались убедить господина Бесса отменить митинг, но что вы хотите от предводителя партии неумеренных либералов? С другой стороны, господина Бесса тоже можно понять. Скоро выборы, каждая встреча с избирателями — это еще один шаг к дверям мэрии, тем более что его противников поубавилось. Наш долг, мальчики, — голос Фоббса несколько потеплел, — обеспечить кандидата надежной охраной и во чтобы то ни стало упредить возможный удар Цезаря…

Он покосился на стоящую в углу статую Фемиды и нехотя добавил:

— Как-никак, а мы олицетворяем закон и порядок, стоим, так сказать, на страже человеческой цивилизации…

Взглянув на Абабаса, олицетворявшего скорее раннюю зарю человеческой цивилизации, Фоббс невольно поморщился и склонился над макетом:

— Мой план таков — превратить Площадь Воркующих Голубей в мышеловку. Для этого, во-первых, надо максимально ограничить число участников митинга, пропустить человек сорок, от силы пятьдесят, для массовки. Остальных — в шею, под любым предлогом. Самых строптивых можно и припугнуть восемьдесят пятой статьей… Вы, мальчики, ничем не должны выделяться, по крайней мере, попытайтесь это сделать. Расстановка сил обычная — в шахматном порядке. Разыграем один из вариантов гураррской защиты…

Закончив инструктаж и отпустив агентов, Фоббс опустился в кресло. Он сидел, пыхтя дешевой андулуской сигарой, и сквозь сизые завихрения дыма смотрел на макет площади, где в беспорядке стояли шахматные фигуры, белые и черные. В руке Фоббс держал белого короля и, вероятно, искал для него наиболее безопасное место.

Зазвонил телефон. Фоббс неохотно снял трубку:

— Слушаю.

— Шеф, — послышался голос секретарши, — к вам ломится господин Син-син, главреж телекомпании «Камера обскура». Я ему объясняю гураррским языком, что вы заняты, а он…

Этого ему не хватало!… Фоббс скривился, словно от неожиданного приступа зубной боли. С телекомпанией у него были старые счеты, он бы с удовольствием выгнал, предварительно надавав по шее, даже самого господина Юлиуса, ее генерального директора. С определенного времени, точнее, с момента убийства Росса, «Камера обскура» стала для полиции своеобразной конкурирующей фирмой, во многом опережающей нерасторопных «мальчиков» Фоббса. Но, к сожалению, шеф апримской полиции знал и другое: большой пакет акций этой процветающей компании принадлежит «квадратуре круга», а следовательно…

— Пропустите, — процедил Фоббс.

Он накрыл макет плотным чехлом и откинулся в кресле, продолжая вертеть в руке белого короля.

Дверь распахнулась, и в кабинет стремительно вошел высокий элегантный мужчина лет пятидесяти.

— Аве, Фоббс! — крикнул он с порога.

Это был Син-син, главный режиссер телекомпании «Камера обскура». Роскошно улыбаясь, словно позируя для обложки журнала «Люкс», Син-син приближался к столу.

Фоббс взглянул на непрошеного гостя с недоброй усмешкой:

— Грифы почуяли запах мертвечины?

Син-син хохотнул и небрежно присел на край массивного стола:

— Браво, коллега! Я всегда говорил, что с вашей склонностью к метафорическому мышлению, которую вы неоднократно и с таким блеском демонстрировали, вам бы, любезный Фоббс, надо служить не этой слепой старухе, — кивнул он в сторону Фемиды, — а одной из юных муз, скажем, нашей, телевизионной! Кстати, сегодня вам представляется такая возможность — услужить нам!

Фоббс глубоко затянулся и выпустил в лицо Син-сина густое облако сигарного дыма:

— Хотите получить разрешение на прямую трансляцию митинга с Площади Воркующих Голубей?

— Милый Фоббс, ваша прозорливость безгранична! — воскликнул режиссер и, разгоняя рукой облако, добавил: — Впрочем, и вежливость тоже.

— Не люблю, когда посетители садятся на стол.

— Надо было предложить мне стул! — мгновенно парировал Син-син, но тут же спохватился: — Только чур, не электрический!

Фоббс продолжал смотреть на гостя с откровенной враждебностью:

— Думаете поживиться, как на Россе и Зотосе?

Син-син весело сверкнул зубами:

— Думаем, коллега! Хорреско референс, как сказал бы латинянин, что, как вам известно, означает — содрогаюсь, говоря вам это!

Он вынул из кармана оранжевую листовку и показал Фоббсу, но в руки не дал:

— Нам тоже подбросили, между прочим, на полчаса раньше, чем вам. Из чего я заключаю, что Цезарь жаждет увидеть свои деяния, вернее, злодеяния запечатленными в немеркнущих образах искусства. И Цезарь прав, коллега, ибо, как сказал бы его древний соплеменникаре лонга, вита бревис, что означает: жизнь коротка, искусство…

— Знаю, что это означает! — оборвал его Фоббс. — Такое искусство, как ваше, сокращает и без того короткую жизнь! После ваших сериалов хочется взять веревку, мыло…

— Парфюмерной фирмы «Рекс», — вставил Син-син.

Реплика режиссера почему-то разозлила Фоббса, и он рявкнул:

— И хорошенько намылить шею автору!

Автор сериалов расхохотался:

— А веревку зачем?

Фоббсу надоела словесная пикировка, он демонстративно взглянул на часы:

— Короче, «Камера обскура» хочет закупить все права на прямую трансляцию с площади?

— Вы снова угадали, коллега, — осклабился режиссер. — Если ничего особенного не произойдет, этот митинг здорово ударит нам по карману, ну, а если что — раскошеливаться придется остальным. Как видите, милый Фоббс, мы здорово рискуем — аут Цезарь аут нихил, как сказал бы…

— Весьма рискуете, Син-син! — пророкотал Фоббс. Он поднялся с кресла и, наклонившись к режиссеру, выдохнул ему в лицо вместе с очередной порцией сигарного дыма: