ИВАНОВ
И в а н о в Н и к о л а й А л е к с е е в и ч, непременный член по крестьянским делам присутствия.
А н н а П е т р о в н а, его жена, урожденная Сарра Абрамсон.
Ш а б е л ь с к и й, граф Матвей Семенович, его дядя по матери.
Л е б е д е в П а в е л К и р и л л ы ч, председатель земской управы.
З и н а и д а С а в в и ш н а, его жена.
С а ш а, дочь Лебедевых, 20 лет.
Л ь в о в Е в г е н и й К о н с т а н т и н о в и ч, молодой земский врач.
Б а б а к и н а М а р ф а Е г о р о в н а, молодая вдова-помещица, дочь богатого купца.
К о с ы х Д м и т р и й Н и к и т ы ч, акцизный.
Б о р к и н М и х а и л М и х а й л о в и ч, дальний родственник Иванова и управляющий его имением.
Д у д к и н, сын богатого фабриканта.
А в д о т ь я Н а з а р о в н а, старуха с неопределенной профессией.
Е г о р у ш к а, нахлебник Лебедевых.
1-й г о с т ь.
2-й г о с т ь.
П е т р, лакей Иванова.
Г а в р и л а, лакей Лебедевых.
Гости обоего пола, л а к е и.
Действие происходит в одном из уездов средней полосы России.
ДЕЙСТВИЕ 1
Сад в имении Иванова. Слева фасад двухэтажного дома с террасой. Одно окно открыто. Перед террасой широкая полукруглая площадка, от которой в сад, прямо и вправо, идут аллеи. На правой стороне садовые диванчики и столики. На одном из последних горит лампа. Вечереет. При поднятии занавеса слышно, как в доме разучивают дуэт на рояли и виолончели.
И в а н о в и Б о р к и н.
Иванов сидит за столом и читает книгу.
Б о р к и н в больших сапогах, с ружьем, показывается в глубине сада; он навеселе; увидев Иванова, на цыпочках идет к нему и, поравнявшись с ним, прицеливается в его лицо.
И в а н о в (увидев Боркина, вздрагивает и вскакивает). Миша, бог знает что… вы меня испугали… Я и так расстроен, а вы еще с глупыми шутками… (Садится.) Испугал и радуется.
Б о р к и н (хохочет). Ну, ну… виноват, виноват… (Садится рядом.) Не буду больше, не буду… (Снимает фуражку.) Жарко. Верите ли, душа моя, в какие-нибудь три часа 17 верст отмахал… замучился, как черт… Пощупайте-ка, как у меня сердце бьется…
И в а н о в (читая.). Хорошо… после…
Б о р к и н. Нет, вы сейчас пощупайте… (Берет его руку и прикладывает к груди.) Слышите? Ту-ту-ту-ту-ту-ту… Это значит, у меня порок сердца. Каждую минуту могу скоропостижно умереть. Послушайте, вам будет жаль, если я умру?
И в а н о в. Я читаю… после…
Б о р к и н. Нет, серьезно, вам будет жаль, если я вдруг умру? Николай Алексеевич, вам будет жаль, если я умру?..
И в а н о в. Не приставайте.
Б о р к и н. Голубчик, скажите: будет жаль?
И в а н о в. Мне жаль, что от вас водкой пахнет. Это, Миша, противно…
Б о р к и н (смеется). Разве пахнет? Удивительное дело… Впрочем, тут нет ничего удивительного. В Плесниках я встретил следователя, и мы, признаться, с ним рюмок по восьми стукнули. В сущности говоря, пить очень вредно. Послушайте, ведь вредно? А? Вредно?..
И в а н о в. Это наконец невыносимо… Поймите, Миша, что это издевательство…
Б о р к и н. Ну, ну… виноват, виноват… Бог с вами, сидите себе… (Встает и идет.) Удивительный народ, даже и поговорить нельзя. (Возвращается.) Ах да, чуть было не забыл… Пожалуйте 82 рубля!..
И в а н о в. Какие 82 рубля?..
Б о р к и н. Завтра рабочим платить.
И в а н о в. У меня нет.
Б о р к и н. Покорнейше благодарю. (Дразнит.) «У меня нет»… Да ведь нужно платить рабочим? Нужно?..
И в а н о в. Не знаю. У меня сегодня ничего нет. Подождите до первого числа, когда жалованье получу.
Б о р к и н. Вот извольте разговаривать с такими субъектами… Рабочие придут за деньгами не первого числа, а завтра утром…
И в а н о в. Так что же мне теперь делать? Ну, режьте меня, пилите… И что у вас за отвратительная манера приставать ко мне именно тогда, когда я читаю, пишу или…
Б о р к и н. Я вас спрашиваю: рабочим нужно платить или нет? Э, да что с вами говорить… (Машет рукой.) Помещики тоже, черт подери, землевладельцы… Рациональное хозяйство… Тысяча десятин земли и ни гроша в кармане… Винный погреб есть, а штопора нет… Возьму вот и продам завтра тройку! Да-с… Овес на корню продал, а завтра возьму и рожь продам. (Шагает по сцене.) Вы думаете, я стану церемониться? Да? Ну нет-с, не на такого напали…
ЯВЛЕНИЕ 2
Те же, Ш а б е л ь с к и й за сценой и А н н а П е т р о в н а. Голос Ш а б е л ь с к о г о за окном: «Играть с вами нет никакой возможности… Слуха у вас меньше, чем у фаршированной щуки, а туше возмутительное… Семитическое, перхатое туше, от которого на десять верст пахнет чесноком…»
А н н а П е т р о в н а (показывается в открытом окне). Кто здесь сейчас разговаривал? Это вы, Миша? Что вы так шагаете?
Б о р к и н. С вашим Nicolas-voila еще не так зашагаешь…
А н н а П е т р о в н а. Послушайте, Миша, прикажите принести на крокет сена. Я хочу кувыркаться…
Б о р к и н (машет рукой). Оставьте вы меня, пожалуйста…
А н н а П е т р о в н а (смеется). Скажите, какой тон… К такому карапузику, как вы, Миша, этот тон совсем не идет. Если хотите, чтобы вас любили женщины, то никогда при них не сердитесь и не солидничайте. (Мужу.) Николай, давайте все кувыркаться…
И в а н о в. Тебе, Анюта, вредно стоять у открытого окна. Уйди, пожалуйста… (Кричит.) Дядя, закрой окно!..
Окно закрывается.
Б о р к и н. Не забывайте еще, что через два дня нужно проценты платить Лебедеву…
И в а н о в. Я помню. Сегодня я буду у Лебедева и попрошу его подождать. (Смотрит на часы.)
Б о р к и н. Вы когда туда поедете?
И в а н о в. Сейчас…
Б о р к и н (живо). Постойте, постойте… ведь сегодня, кажется, день рождения Шурочки… Те-те-те-те… А я забыл… Вот память, а? (Прыгает.) Поеду, поеду… (Поет.) Поеду… Пойду выкупаюсь, пожую бумаги, приму три капли нашатырного спирта и хоть сначала начинай… Голубчик, Николай Алексеевич, мамуся моя, ангел души моей, вы всё нервничаете, ей-богу, ноете, постоянно в мерлехлюндии, а ведь мы, ей-богу, вместе черт знает каких делов могли бы наделать… Для вас я на все готов… Хотите, я для вас на Марфуше Бабакиной женюсь? Марфутка эта дрянь, черт, жила, но хотите, я женюсь? Половина приданого ваша… То есть не половина, а всё… Берите всё…
И в а н о в. Будет вам вздор молоть…
Б о р к и н. Нет, серьезно, ей-богу, хотите, я на Марфуше женюсь? Приданое пополам… Впрочем, зачем я это вам говорю? Разве вы поймете? (Дразнит.) «Будет вам вздор молоть». Хороший вы человек, умный, но в вас не хватает этой жилки, этого, понимаете ли, взмаха… Этак бы размахнуться, чтобы чертям тошно стало… Вы психопат, нюня, а будь вы нормальный человек, то через год имели бы миллион… Например, будь у меня сейчас 2300 рублей, я бы через две недели имел двадцать тысяч… Не верите? И это, по-вашему, вздор? Нет, не вздор… Вот дайте мне 2300 рублей, и я через неделю доставлю вам двадцать тысяч. На том берегу Овсянов продает полоску земли как раз против нас за 2300 рублей. Если мы купим эту полоску, то оба берега будут наши. А если оба берега будут наши, то, понимаете ли, мы имеем право запрудить реку… Ведь так? Мы мельницу будем строить, и как только мы объявим, что хотим запруду сделать, так все, которые живут вниз по реке, поднимут гвалт, а мы сейчас: коммен зи гер*, если хотите, чтобы плотины не было, заплатите… Понимаете? Заревская фабрика даст пять тысяч, Корольков три тысячи. Монастырь даст пять тысяч.