Босс полез в карман, достал две купюры номиналом по сто долларов и ткнул их в руку Паленого.

– Все, разговор окончен. Выведи его отсюда, – приказал он Олегу Петровичу. – И пусть не болтает лишнего. Попроси его об этом… настоятельно попроси. Черт, как я устал… Потом все ко мне. Уезжаем…

Совсем потерявший голову Паленый опомнился только на улице. Олег Петрович быстро увел его в тень и сказал:

– Босс верно говорит. Прикуси язык. Ситуация очень неприятная и нам еще расхлебывать ее и расхлебывать.

Паленый молча кивнул. Ему все было безразлично. Надежда получить помощь от босса растаяла как снег весной, оставив в душе мусор и горькое чувство безысходности. Вот невезуха…

– Между прочим, от тебя, мил дружочек, спиртным и не пахнет, – насмешливо сказал Олег Петрович. – Так что твоя версия – это липа. Шеф этого не учуял, он подшофе, но я-то сегодня трезв, как стеклышко.

– Какая вам разница?

– Большая. Мне бы хотелось точно знать, чем ты занимался за мусорными баками на самом деле.

– Наблюдал за вашей красивой жизнью, – резко ответил Паленый. – Всего вам доброго.

– Постой! Держи… – Олег Петрович что-то запихнул в карман Паленого. – Здесь еще двести баксов. Это лично от меня. Извини, но это все, что я сейчас имею. А ты действительно сделал большое дело. Спасибо. Как-нибудь сочтемся. Главное – не горюй. Ты классный мужик.

– За деньги благодарю, а что касается вашего босса… Зря я влез в это дело.

Не дожидаясь, что ему ответит Олег Петрович, Паленый круто развернулся и быстро пошагал по тротуару, не осознавая, куда идет, – лишь бы подальше от казино. Он был в бешенстве.

Таким Паленый не помнил себя никогда. Когда он возвратился в свое подземелье, чувство протеста, возникшее во время разговора с боссом Олега Петровича, переросло в ненависть ко всем богатеям. Теперь он готов был сам убить кого хочешь, и в первую голову того человека, которого совсем недавно спас от верной смерти.

Паленый и раньше не обольщался насчет нуворишей и вообще человечества. За достаточно короткий период своих скитаний по городским задворкам и за то время, которое он провел на Мотодроме, Паленый убедился, что люди, такие яркие, милые и добрые на расстоянии, вблизи чаще всего оказываются серыми, предельно жестокими, циничными и безразличными к страданиям других.

Он не склонен был философствовать и обобщать, все это знание отнюдь не доброй человеческой натуры таилось у него где-то глубоко внутри, потому как с ее проявлениями он сталкивался каждый день и то, что среди ученых мужей являлось предметом диспутов и исследований, для Паленого было обыденностью.

Но в то время у него не было никакой цели. Он плыл по течению, даже не шевеля хвостом. Единственное, что его в тот момент волновало, так это отсутствие хоть каких-нибудь документов.

Что касается бытовых неудобств и своего чрезвычайно низкого общественного статуса, то Паленый к этим вещам относился безразлично. Возможно, сказывалось воздействие физической травмы, после которой он забыл прошлое, а может, Паленый и раньше не хватал звезд с неба и вырос на помойке.

Однако теперь разговор с боссом Олега Петровича сильно задел его за живое. Паленый в одночасье лишился всех иллюзий. А он так надеялся, что тот будет настолько ему благодарен за спасение, что заплатит за операцию…

Увы, надежды Паленого в одночасье превратились в прах.

Нет, он не может ждать десять лет! Он обязан найти деньги на операцию… любыми путями. Обязан! Пусть даже для этого ему придется кого-нибудь ограбить или убить.

Так думал совсем потерявший голову Паленый, бегая по своему подземному убежищу, как сумасшедший. Наверное, у него даже поднялась температура, потому что, нечаянно посмотревшись в зеркало, висевшее над умывальником, он увидел свое страшное, неестественно багровое лицо и вытаращенные полубезумные глаза.

Казалось, еще немного и кровь из лопнувших капилляров прорвется сквозь тонкую обезображенную кожу на щеках и ударит десятками маленьких фонтанчиков.

Взгляд, брошенный на зеркало, неожиданно успокоил Паленого. Он вылез на поверхность, подошел к бочке с дождевой водой и окунул в нее голову.

Холодная вода немного остудила его пыл, заставила мыслить более-менее здраво. В уме постепенно вызревало решение, от которого зависело очень многое.

Усевшись прямо на траву и привалившись спиной к толстому шершавому стволу старой яблони, Паленый задумался, глядя на ясную луну.

Расшалившиеся нервы постепенно успокаивались, а вызванное стрессом возбуждение начало выталкивать из глубины подсознания какие-то разрозненные картинки-воспоминания, которые казались Паленому занимательным фильмом, одним из тех, что показывают по ночному каналу.

У грузчиков была своя бытовка, где стоял видавший виды цветной телевизор "Электрон". Они коротали возле него время в ожидании, пока подадут вагоны под разгрузку. Но в данный момент воспоминания о своей трудовой деятельности в качестве грузчика и о перекурах возле телевизора совершенно не трогали Паленого.

Его мысли были направлены совсем на другое…

В понедельник, прямо с утра, даже не позавтракав, Паленый, махнув рукой на все свои предосторожности и опасения, отправился в город, чтобы повидать доброго знакомого. Этого человека кликали Шуня.

Вернувшись из тюрьмы, Шуня решил завязать со своим воровским прошлым, и одно время работал в бригаде грузчиков вместе с Паленым. Но от старых привычек трудно отказаться, и вскоре он поплыл по старому руслу.

Нет, он не крал у своих товарищей. Шуня приспособился тырить из железнодорожных контейнеров различные товары во время разгрузки. Притом брал самые дорогие и помногу.

Когда охрана поймала его за руку, Шуню отметелили по полной программе, но на суд не потащили. Может, потому, что не хотели поднимать вокруг товарной станции лишнего шума.

Дело в том, что и у самих охранников рыльце было в пуху. Это знали все грузчики, да помалкивали. Однако охрана курочила вагоны с толком, не зарываясь и не жадничая.

Охранники брали всего понемногу и тщательно маскировали следы проникновения в вагоны и контейнеры. Но составы с коммерческими грузами приходили каждый день, а значит, товарный поток не иссякал, и его тонкие струйки, убегающие налево, превращались в полноводные ручьи, наполняющие карманы законных воров очень быстро.

Нечистых на руку охранников прикрывали высокие железнодорожные чины, которым тоже отваливалась немалая копейка, и которые успешно делали вид, что не знают, откуда берутся конверты с долларами в ящиках письменных столах. Поэтому любые неприятности подобного рода начальство старалось спустить на тормозах.

В общем, Шуне крупно повезло…

Паленый знал, где живет Шуня. Он был у него раза два или три – помогал пилить и рубить дрова. Между ними сложились почти дружеские отношения, хотя бы потому, что Шуня чем-то напоминал Паленому бомжа с Мотодрома.

Он был бесшабашный, легкомысленный, любил заложить за воротник и мог спать сутками. Шуня был лентяем и пошел на товарную станцию грузчиком лишь для того, чтобы немного "подлататься" после зоны, как Шуня выразился в доверительном разговоре с Паленым. И наглядно показать ментам, что он стал на путь исправления.

Шуня жил в частном секторе. Паленый долго стучал в покосившиеся ворота, пока, наконец, во дворе не появился взъерошенный приятель. Он был похож на воробья – маленький, конопатый, взъерошенный и весь в пуху.

– Кому не спится в ночь глухую!? – пропищал он тонким фальцетом.

– Очнись, Шуня. Какая ночь? Уже солнце вон где.

– Ба, кого я вижу! Санек… Здорово, братан! Какими судьбами.

Он знал Паленого только по имени – как Александра. Новое имя было непривычно, но Паленый быстро привык к нему и охотно откликался на него.

– Вот, пришел в гости…

– Так чего же ты торчишь за воротами? Заползай.

Принадлежащий Шуне дом, состоящий из двух комнат и кухни, построили в незапамятные времена. Когда-то в нем жил, по словам Шуни, козырный мужик, которого расстреляли во времена культа личности.