– Я немного изучала искусство династии Сун, потом посещала лекции о керамике этого периода. Мне посчастливилось видеть коллекцию селадонов у одного из преподавателей.

– Тебе и вправду повезло. У этого преподавателя, должно быть, денег не счесть? Он же не мог купить селадоны на преподавательское жалование.

– Отец оставил ему немалые деньги, и он истратил все на эту коллекцию. Основную ее часть он купил в Китае, но готов был ехать хоть на край света, если вдруг узнавал, что там продается селадон.

Они молча стояли, любуясь изысканной простотой сосудов. Все селадоны были только голубого и зеленого цветов, но при этом самых разнообразных непередаваемых оттенков и форм. На одних сосудах слабо проступал рисунок, другие были совсем однотонны; на всех них лежала печать тысячелетий.

В отношениях Джанет и Крейга снова возникла какая-то близость, когда они стояли рядом, восхищаясь фарфором, близость, родившаяся из общей любви к красоте и древнему искусству. Отчужденность исчезла, и они впервые ощутили такую духовную близость. Джанет почувствовала, как ее наполняет счастье; оно отразилось в ее улыбке и во взгляде, когда она подняла глаза на Крейга. Его улыбка была ей ответом, он взял ее за руку, и они медленно пошли из зала.

Проходя через Ворота Мира, они остановились, и Крейг прочитал арабскую надпись над ними. В ней заключалась основная заповедь ислама: «Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет пророк Его».

По обеим сторонам ворот стояли высокие башни; в левой раньше были камеры пыток, рассказал Крейг. Там осужденным придворным отрубали головы.

– Только султан имел право проходить через эти ворота, – продолжил он и, улыбнувшись, добавил: – Если у тебя романтическое воображение, ты сможешь представить, как он едет на великолепном скакуне в богатых одеждах и в тюрбане украшенном драгоценными каменьями. Или ты не находишь это романтичным? – насмешливо закончил Крейг, и Джанет засмеялась.

Но, когда она заговорила, тон ее был вполне серьезен:

– Нет, не нахожу, особенно когда вспоминаю о жестокости тогдашнего правления. Хорошо, что Турция избавилась от султанов. – Вспомнив, что последнего султана свергли всего сорок семь лет назад, она вдруг спросила с любопытством: – Интересно, что стало с обитательницами последнего гарема? Некоторые, наверное, еще живы.

– Многие вернулись в свои семьи, о других – им сейчас уже за восемьдесят – заботится государство.

Выпив чая, они еще побродили по городу, как будто хотели продлить день, оказавшийся таким приятным. Они смотрели на лавки, на живописные лодки, пришвартованные у Галатского моста, на рыбаков, которые стояли рядком и, казалось, не спешили продать свой улов.

– Здесь так много всякой рыбы, – заметила Джанет, наблюдая, как два рыбака разгружают свою лодку. – Я никогда столько не видела.

Крейг объяснил, что у берегов Турции проходит много морских течений с разной температурой; отсюда разнообразие планктона, а следовательно, и рыбы.

То и дело встречались уличные торговцы, чистильщики обуви наперебой предлагали свои услуги. Поймав себя на том, что часто останавливается, чтобы получше все рассмотреть, Джанет беспокойно взглянула на Крейга – не раздражает ли это его. Но по его виду ничего нельзя было сказать. Джанет решилась предложить зайти в мечеть султана Ахмета, и Крейг сразу же согласился, как будто ему тоже пришла такая идея.

Соблюдая обычай, они сняли обувь и ступили в полумрак и прохладу мечети. К ним подошел высокий загорелый турок. Он вежливо спросил, не нужен ли им гид. Крейг поблагодарил его, но отказался. Тот все равно последовал за ними, и пока они медленно шли по толстому ковру к беломраморному михрабу[3], рассказывал о выдающихся людях, которые посещали эту мечеть. Он много говорил о Мекке, хотя сам еще там не бывал. Вскоре он поклонился и направился к группе туристов, которые растерянно озирались вокруг, не зная, куда следует идти.

Джанет взглянула на купол и почувствовала себя совсем маленькой рядом с его величием. Они с Крейгом долго стояли и смотрели на ряды простых тружеников, которые прервали свою работу и сейчас склоняли головы в молитве.

– В Коране говорится, что правоверные должны молиться пять раз в день, – шепотом сказал Крейг. – Они всегда молятся в этот час, перед заходом солнца.

Крейг снова замолчал, а Джанет с интересом осматривалась по сторонам, поражаясь массивным колоннам, прекрасным цветным витражам и многочисленным золотым сурам из Корана.

Голубые изразцы, покрывавшие стены, казалось, излучали таинственный свет, вся атмосфера мечети была пронизана духом вековой истории. Джанет, как и в первый раз, переполнило чувство покоя. Прикосновение руки Крейга, – он обратил ее внимание на богато украшенный михраб – пробудило ее от блаженного забытья. Она вдруг почувствовала, как глубоко прорастает близость, возникшая между ними в залах Топкапы.

Когда они вышли на улицу, солнце уже садилось. Высокие гранитные колонны были залиты малиновым светом заката и четко выделялись на фоне древних платанов и темных контуров зданий вокруг. Повсюду в старой части города стали зажигаться огни; на Галатском мосту и в Топхане, через которые они возвращались домой, тоже горел свет.

– Устала? – мягко и заботливо спросил Крейг притихшую Джанет.

– Это приятная усталость, – улыбнулась она. – Я так благодарна тебе, Крейг, за чудесный день. – Она повернулась к нему, широко улыбаясь, и в ее открытых глазах он увидел совершенно новое выражение. – Я запомню его на всю жизнь.

– Я тоже, – сказал он и тут же добавил: – Нам надо бы поскорее съездить куда-нибудь еще. Здесь так много интересного. Ближайший уик-энд отпадает – в субботу будут торжества в честь дня рождения королевы, а в воскресенье я должен ехать в Бюйюк-Ада… А как насчет следующего?

– Это будет замечательно! – Ее нетерпение вызвало у Крейга улыбку. – А куда мы поедем? – Она опять вспомнила о его книге и удивилась, что он готов прервать работу над ней, хотя и надеется, по словам Марка, закончить ее к концу года.

– У нас очень большой выбор. Ты уже бывала в азиатской части страны? – спросил он, и когда она отрицательно покачала головой, добавил: – Тебе там понравится. Там нет больших отелей, только живописные рыбачьи деревушки и развалины старинных дворцов… а еще – прекрасный участок берега между Бюйюк-Гок-Су и Кючюк-Гок-Су. Эти речки впадают в Босфор. Местность эту чаще называют «Свежие воды Азии». Когда моя бабушка была молодой, там было любимое место прогулок высшего общества Османской империи. Турецкие дамы приплывали по Бюйюк-Гок-Су на украшенных позолотой барках, это было захватывающее зрелище.

– Да, должно быть, восхитительное.

– Конечно, сейчас многое из восточного колорита утрачено, но красота этих мест осталась неизменной. Я уверен, она тебя очарует.

Когда они подъехали к аллее, Джанет предложила выйти у ворот сада, но Крейг непременно хотел проводить ее до самого дома.

– Метат дома, я надеюсь? – спросил Крейг, войдя в холл следом за Джанет.

– Да, должен быть. – Джанет огляделась вокруг. – А миссис Байдур уж точно дома; она никуда не ходит.

Не удовлетворившись ее ответом, Крейг последовал за ней в гостиную. Нигде не было видно ни миссис Байдур, ни Метата.

– А Марк поздно вернется? – спросил он, но тут увидел Метата – тот шел из сада через веранду. – А вот и Метат, значит, тебе нечего бояться… – Он вдруг замолчал и, подойдя к полке в углу комнаты, взял с нее небольшой предмет. – Что это?

– Я сама хотела тебя спросить. Я нашла это в лавчонке, где Салли и Гвен покупали разные древности. Что ты об этом думаешь? – Джанет с нетерпением ждала ответа, но Крейг молчал, внимательно рассматривая предмет. – Я заплатила за него совсем немного.

Крейг все еще изучал ее находку, когда Джанет высказала предположение, что это сосуд для благовоний.

– Да, это действительно сосуд для благовоний. – Последовала долгая пауза. – Он очень изящный. Отличное приобретение, Джанет.