– Не-а, блондинка – это состояние души, – скептически покачала головой я. – Тем паче, что мне не подойдет. Пусть такой цвет, имени бурого медведя остается. Да и глаза у меня серые, и кожа светлая, еще затеряюсь на белом-то фоне…

Танька меня не слушала – она и так знала все мои доводы.

– О, анекдот вспомнила! – встрепенулась она. – Сидят две блондинки на физфаке и щелкают задачки по теормеху, как орешки. Вдруг одна из них торопливо прячет учебники-ручки-тетрадки в сумку: «Смотри, парни идут! Давай живо о тряпках!»

– Даже ради анекдота не краситься не собираюсь. Не на первом курсе.

Мы еще немного посидели, поболтали о разных пустяках, а потом разошлись по своим делам. Танька – собираться на работу, а я – думать о будущем вообще и месте жительства в частности.

***

«Вот что я точно умею», – думалось мне, – «так это жечь мосты».

Например, после третьего курса, я, вдрызг разругавшись с научным руководителем, взяла академический отпуск, и отправилась изучать ушу в Поднебесную. Если бы я знала, во что влипну позже, потратила бы буйство натуры на что-нибудь другое. Во-первых, под предлогом дачи нового имени (китайская традиция) мастер обозвал меня «Лиса», что в переводе на русский язык означало «Полная очарования». Мне имя польстило, за год, проведенный в Китае, я к нему привыкла, и, вернувшись в Москву, потребовала, чтобы меня именовали так, и никак иначе. Прозвище прилипло ко мне намертво, и никто не называл меня моей прежней и благородной «Евгенией». Даже преподаватели, и те поддались дрессировке. И только потом, напоминая всем и каждому, что ударение надо ставить на первом слоге, а не на втором, я поняла, как же была не права.

Кроме того, говорят, имя влияет на судьбу человека…

С тех пор прошло несколько лет, я закончила физический факультет, получила второй дан айкидо и возглавила местечковую секцию традиционного японского фехтования, в которой занимались еще несколько таких же боккеном двинутых, что и я. Кормилась я преподаванием линейной алгебры (это оказалось проще всего) и всей вышеупомянутой японской физкультуры, и продолжала жить в общаге на Воробьевых горах. Во-первых, это было дешево относительно остальной арендно-квартирной Москвы. Во-вторых, вид из окна был просто сногсшибательный. Ну а в третьих… А также четвертых и пятых! Мне нравилась ни с чем не сравнимая атмосфера МГУ. Эти лиственницы и ели, водящие хоровод вокруг знаменитой высотки. Порой в минуты вечерней вселенской печали я шла к ним, и подолгу смотрела сквозь пушистые ветки на свет, льющийся из окон здания. Запоздалые студенты, отяжелевшие от изгрызенного за день гранита науки, сползали вниз по широким ступеням, внося оживляющую нотку в мое тотальное одиночество. И мне, сумеречной душе, становилось легче. Я выходила из своего укрытия, шла гулять по хвойным аллеям, и камень, лежавший у меня на душе, неизменно терялся по ходу прогулки.

В замке повернулся ключ.

– Это я, – кивнула мне, вышедшей на звук, Танька. – Телефон забыла.

– Так отдохнула бы от общения-то, – подивилась я. – Такой повод!

– Не-а, – пристально смотрясь на себя в зеркало, дабы избежать негативных последствий возвращения с полпути (примета!), ответила Танька. – Я как раз режим Т9 осваиваю, мне надо практиковаться. А ты чего до сих пор не в парке?

– Да вот, задумалась о своем поведении…

– Это полезно, – подмигнула мне соседка, и, подведя еще раз губы, вышла за дверь.

Не сказать, чтобы Танька была совсем уж неправа. Конечно, определяться в жизни надо, это действительно полезно во всех отношениях, и уважаемо социумом. Но… Вся загвоздка была в том, что любая моя попытка против собственной правды побатрачить на общество заканчивалась в лучшем случае ничем.

Так обстояло, например, с учебой на факультете. Мне очень нравились общеобразовательные лекции, я млела от курсов математического анализа и линейной алгебры, бегом бежала на общую физику. Еще бы – у нас на «общей физике» ощутимую часть лекций занимал показ опытов: пушка радостно палила, откатом демонстрируя законы сохранения, а гигантский маятник дисциплинированно сбивал кеглю с табуретки на пятом возвратном движении (как и было заявлено лектором!), подтверждая своим примером наличие в природе силы Кориолиса.

Или взять те же лекции по астрономии. На них нам так красиво рисовали картинки расширяющейся Вселенной, и рассказывали захватывающие байки об прытких электронах, добегающих до конца мира, и лезущих по его стенке, а мое неуемное воображение себе их так красочно представляло, что предмет превращался в праздник.

А вот потом все стало кисло. После распределения по кафедрам меня припахал научный руководитель к решению задач, нужных ему для докторской диссертации, и очень скоро я почувствовала, что начинаю хуже видеть – еще бы, сидеть и часами тупо пялиться в фотопластинки после целого дня учебы! И что-то внутри меня взбунтовалось. Именно тогда я и решила уехать в Китай.

И это был еще «лучший случай»…

…В худшем случае попытка поработать «на дядю» кончалась серьезной болезнью или травмой…

Не пойду в аспирантуру! Нет у меня своего интереса к фундаментальной науке!

Тук-тук-тук.

Кого еще несет?

Я встала, открыла дверь.

– А Таня здесь? – вопросили меня с высоты двух метров.

– Только что ушла, – задрала я голову, изучая неандертальскую внешность посетителя. – Заходи вечером, наверняка застанешь.

На лице парня отобразились немыслимые усилия, затраченные на мозговую деятельность. По правой щеке поползла струйка пота.

– Ну, тогда я пошел на тренировку, – пробурчал себе под нос этот наверняка баскетболист, и, побрел, возвышаясь, в сторону лифтов.

Кстати, о тренировках… Пора бы и мне размяться-то… Черт! Меня же сегодня припахали к зачету! Взамен то ли Волковой, то ли Перова, то ли кого-то еще. Впрочем, мне-то как раз все равно взамен кого. Разве что студентам, что сдадутся быстро и безболезненно…

Надо было поторапливаться.

Я быстро облачилась в спортивные штаны, только вчера приобретенные за нечеловеческую сумму в фирменном магазине, обычную хлопчатобумажную футболку, повязала вокруг поясницы джинсовую рубашку. На всякий случай – вдруг на улице прохладно? И только-только успела завязать кроссовки, как:

Тук-тук-тук. Очень уверенный. Такой бывает только у…

– Откройте, милиция! – раздался пропитый бас.

А для кого я, скажите на милость, деньги сегодня передавала? И… вообще, ну почему я до сих пор не за пределами главного здания?

Эти неконструктивные «охи» и «ахи» вертелись в моей голове, пока я открывала дверь – все равно отсиживаться было бесполезно, у доблестного участкового ключи запасные от всех номеров имелись.

– А, это ты, – широко улыбнулся в предчувствии наживы хорошо, и, увы, печально знакомый мне мент. – Ну как, ты все еще прописана в своей Тмутаракани, али в аспирантуру поступить удосужилась?

– Денег нет, – широко улыбнулась я, костеря в душе нерасторопную Дмитриевну на чем свет стоит. – Но сто рублей могу от щедрот выделить.

– Давай, – тяжело вздохнул участковый с таким видом, словно это он давал мне в деньги, а не я ему. – Но чтобы к концу дня… – нахмурившись, он псевдо-грозно посмотрел на меня. – Короче, ты в курсе.

О чем это он?

На лице участкового вдруг заиграла гаденькая ухмылка. Он провел своей лапой по моей руке, меня перекорежило от гнева и отвращения.

И тут оно случилось. То самое, о чем я никогда не рассказывала никому. Даже Таньке. Об огне. Точнее, о моих редких, и абсолютно неконтролируемых «паранормальных способностях». Об умении поджигать легковоспламеняющиеся материалы безо всяких там спичек и прочих зажигалок. Один раз я чуть было не устроила пожар. Как сейчас помню, мне приснилась какая-то выворачивающая душу мерзость. Проснулась я тогда от удушливого запаха – тлело одеяло. А в окно светила огромная полная луна.

Но подобные казусы случались настолько редко, что я до сих пор не удосужилась как следует озаботиться на их счет. А зря. Вот и сейчас события последнего часа не прошли даром, но накопились, и ждали «последней капли», чтобы радостно выплеснуться на поверхность.