– Нет, мэм. Боюсь, она все еще там. Мы ждем следственную группу из Форт-Смита. Сегодня совершено еще одно преступление. Ограбление. Есть убитые. Говорят, стрелял один мерзавец из этих мест.

– Боже мой, Боже мой, – бормотала женщина.

Эрл собрался было спросить миссис Паркер о друзьях ее дочери, но в это время к дому подъехал старенький автомобиль священника Хейрстона.

– О сестра Люсиль, – запричитал он. – О Боже, помоги нам. Помоги нам, Иисус.

Священник подбежал к миссис Паркер. За ним спешили четверо или пятеро полногрудых негритянок с грустными лицами. Они окружили несчастную мать и все вместе зарыдали. Эрл отступил в сторону.

***

Эрл в тоске ехал по шоссе №88, ведшему в западном направлении к Нанли, где на холмах зеленели пастбища. Его путь пролегал мимо летней резиденции босса Гарри Этериджа, горы Ритрит и двух каменных столбов, на которых висели кованые железные ворота – свидетельство высокого общественного положения босса Гарри, неоднократно избиравшегося в Конгресс США. Дорога петляла, карабкаясь вверх по склону к дому Этериджа на противоположной стороне горы. Все было спокойно. За забором – никаких признаков жизни. Очевидно, босс Гарри вернулся в Вашингтон или, возможно, проводил время в Форт-Смите, где у него был особняк.

Эрл включил радио: в эфире звучали только сигналы вызова с дорожных блокпостов. Новостей не было. Джимми и Буб не объявлялись.

– Первый, – наконец произнес Эрл, – на связи четырнадцатый. Я нахожусь в квадрате сто семьдесят шесть, направляюсь к дому Пая в восточной части Полк-Каунти.

– Вас понял, четырнадцатый.

– Что-нибудь слышно о том, когда следственная группа прибудет в квадрат сто тридцать девять, на шоссе номер семьдесят один?

– Кажется, они закончили работу в Форт-Смите. Примерно в шесть появятся в квадрате сто семьдесят семь. Они, похоже, подустали. Тяжелый день.

– Это верно. Первый, если схватите Джимми, сообщите мне. Хочу вернуться в свой сто тридцать девятый.

– Хорошо, Эрл. Желаю удачи.

– Вас понял. Конец связи.

Нанли называлось местечко с несколькими складами и лесопилкой Майка Логана, расположенной в стороне от дороги. Чуть дальше находилось поместье Лонгэкров. Эрл свернул налево, миновал большое здание и поехал по грязной дороге через пастбища, где нагуливало вес самое крупное во всем Западном Арканзасе стадо мясных коров. Коттедж, выстроенный миссис Лонгэкр для сына и невестки (они погибли в автокатастрофе в Новом Орлеане, так и не успев въехать в свой новый дом), представлял собой причудливо пышное сооружение – воплощение представлений матери о жилище, достойном любимого сына и его жены. Сын должен был унаследовать всю фамильную собственность, но этому не суждено было случиться.

Перед коттеджем Эрл заметил машину шерифа и «кадиллак» хозяйки.

– Здорово, Эрл.

– Привет, Бадди. Ты вроде как не на своей территории?

– Шериф решил, что неплохо бы понаблюдать за домом, на тот случай, если Джимми сюда рванет. Пусть только появится, уж я его встречу. – Бадди показал большим пальцем на заднее сиденье. Эрл разглядел через стекло автомат Томпсона, подобный тому, с которым он воевал. Правда, эта модель была выпущена не для вооруженных сил: она имела диск на пятьдесят патронов и вертикальную ручку, укрепленную под ребристым стволом с наддульником, – совсем как у Аль Капоне.

– Ты порой меня удивляешь, Бадди, – сказал Эрл. – Если уж Джимми прорвется через пятьдесят постов, расставленных на участке в семьдесят миль, то ты, я уверен, для него не помеха. Так что спрячь свою игрушку в багажник, пока не подстрелил кого не следует.

– Черт побери, Эрл, с тех пор как тебя наградили медалью, будь она проклята, ты совсем зазнался, всеми помыкаешь, распоряжаешься, как командир.

Эрл никогда не кичился своей наградой, и если кто-нибудь всуе упоминал о ней, его это раздражало и бесило. И сейчас в нем вспыхнул гнев, но он сдержался.

– Я достаточно поработал оружием на войне, – заговорил он властно, – и знаю, что с ним надо уметь обращаться. В неумелых руках оно пуляет куда попало. А мне не хотелось бы, чтобы ты прихлопнул кого-нибудь зазря. Да и ты этого не хочешь. Так что спрячь автомат в багажник и двигай отсюда. Если шериф Джекс спросит, почему уехал, скажешь, что я приказал.

Бадди с недовольным видом подчинился.

Эрл поднялся на крыльцо и постучал.

Дверь открыла сама Конни.

– Эрл, слава тебе, Господи!

– Здравствуйте, мисс Конни, – поприветствовал хозяйку Суэггер.

Конни Лонгэкр была родом из Балтимора. С Рэнсом Лонгэкром она познакомилась где-то там же, на востоке, вышла за него замуж и приехала в Полк-Каунти, который и стал ей родным домом, а она сама – хозяйкой крупнейшего в округе стада рогатого скота. Поместье Лонгэкров слыло самым красивым во всем Полк-Каунти, и Конни с Рэнсом жили здесь, как магараджи, пока босс Гарри не купил всю землю на горе, а это случилось несколько лет назад. Конни Лонгэкр смерть преследовала по пятам, словно навязчивая черная собачонка. Рэнс умер в сорок восемь, а год назад погибли ее единственный сын Стивен (ему было всего двадцать четыре) и его жена, ожидавшая ребенка. На долю Конни выпало немало горя, но она в свои пятьдесят с лишним по-прежнему поражала красотой, присущей женщинам из восточных штатов.

– Вы отправили отсюда этого ужасного троглодита?

Эрл не знал значения слова «троглодит», но по тону женщины понял, о ком идет речь.

– Да, мэм. Он уже уехал. Как Эди?

– О, – протянула миссис Лонгэкр. – Переживает.

– Да, конечно.

– Эрл, что же все-таки произошло?

– Мисс Конни, я и сам не понимаю. Джимми, он… э… Джимми непредсказуем. Никогда не знаешь, что у него на уме.

– Я никогда особо не верила Джимми, Эрл. Я ведь достаточно пожила на свете и знаю: не все то золото, что блестит.

– Он рос без отца.

– Да, знаю, Эрл, и это всегда служило оправданием всем проступкам Джимми. Однако многие ребята росли без отцов и тем не менее с пути не сбились.

– Мне следовало уделять ему больше внимания. Я мог бы больше сделать для него. Но я был занят собственным сыном.

– Его поймают?

– Да, поймают. И воздадут по заслугам. Он заплатит за свое преступление. Иначе и быть не может.

– И правильно. А вот брата его мне жаль, беднягу.

– Буб очень любит Джимми. А Джимми любить опасно. Не очень хороший нынче день для Арканзаса, – пожаловался Эрл. – Утром к северу от города мы нашли труп чернокожей девушки. Кто-то надругался над ней.

– О Боже. Кто она?

– Ширелл Паркер.

– Я была знакома с Ширелл. И мать ее знаю. О, Эрл, это ужасно. – Видно было, что сообщение о смерти девушки потрясло миссис Лонгэкр.

– Бедняги, – наконец промолвила она. – Горе преследует их.

– Радостей у них не много, это точно.

– Полагаю, убил кто-нибудь из негров?

– Надеюсь, что так. Хотя трудно сказать, мисс Конни. Идет какая-то подозрительная возня, и мне это не нравится.

– Эрл…

Суэггер обернулся.

– Милая, тебе не надо было вставать, – проговорила миссис Лонгэкр.

Эрл смотрел на Эди Уайт-Пай, стараясь не выдать своего волнения. Внешне бесстрастный, он не был человеком бесчувственным. Он просто запрятал свои эмоции поглубже и вколотил в них парочку гвоздей, чтобы не лезли наружу.

Эди начала встречаться с Джимми Паем в 1950 году, когда тот вывел футбольную команду школы Блу-Ай на второе место в штате. Она была, пожалуй, самой красивой девушкой во всем Полк-Каунти. Отец Эди погиб на войне, спустя две недели после высадки войск в Нормандии; его изжарил немецкий «тигр». Мать воспитывала Эди одна, но девочка не доставляла хлопот, была примерным ребенком. Ее называли Белоснежкой. Джимми был ее Прекрасным Принцем и, когда не безумствовал, полностью соответствовал этой характеристике.

Эрл посмотрел на девушку с минуту, а потом запрятал свои чувства еще глубже, вколотив в них дополнительно четыре гвоздя.

– О, мистер Эрл, – промолвила Эди. – Мне так жаль!