— Но я не устала! — запротестовала она.

— Охотно верю. Ты очень выносливая молодая леди. Зато я устала. И кроме того, сейчас начнут просыпаться другие ученицы.

— Проклятие, — пробормотала Николь, но тут же спохватилась. — Прощу прощения. Это потому, что я потрясающе провела время.

— Я тоже. Кажется, я не фехтовала целую вечность… Последний раз это было с Жан-Батистом… — Голос ее дрогнул, затем, встрепенувшись, мадам спросила: — Мы встретимся снова сегодня после полудня?

— Было бы не плохо, — задумчиво проговорила Николь. — Я никогда не думала, что это так сложно. Должно быть, я еще не готова к службе в армии, да?

— Ты подаешь большие надежды.

— Вы в самом деле так считаете?

— Надежды — да, но они подкрепляются действием! — ответила мадам и засмеялась. — Я должна позавтракать, чтобы восстановить силы. И у меня еще есть обязанности. Но если ты хочешь, мы можем встретиться в два часа.

— Я буду очень рада, — с готовностью ответила Николь.

В тот же вечер, вернувшись в свою комнату, Николь разделась, испытывая приятную усталость. Второй урок фехтования был напряженнее первого, и у нее болело все тело от головы до пят. Нагнувшись, чтобы развязать шнурки на ботинках, Николь застонала, и Бесс встревоженно посмотрела на нее:

— С тобой все в порядке, Николь?

— Болят все мышцы, — объяснила она.

— Неудивительно. Я видела тебя во дворе после полудня. Чем вы занимались?

— Я учусь фехтовать.

— Зачем?

— Чтобы записаться в армию.

— О! — Некоторое время Бесс переосмысливала услышанное. — Пожалуй, в этом есть резон.

— Никакого резона быть не может, — фыркнула Кэтрин Деверо, стоя перед зеркалом и расчесывая свои роскошные волосы. — Похоже, здесь все сошли с ума!

— А я не согласна, — заявила Гвен, натягивая через голову ночную рубашку. — Сегодня у меня был увлекательный урок, его давала женщина, которую зовут мадам. Мы ставили опыты. Например, ты знаешь, что если смешать соду с уксусом, то начинается брожение?

— Не знаю да и знать не хочу, — отрезала Кэтрин. — Она посмотрела на свои холеные руки. — Боже мой, я сломала ноготь!

— Она обещает научить меня изготавливать порох, — мечтательно сказала Гвен, а Кэтрин Деверо содрогнулась.

— Мне мадам тоже давала урок, — застенчиво проговорила Бесс. — По литературе. Мы все вместе читали «Кен-терберийские рассказы». Она знает о поэзии все.

Николь увидела в зеркале, как Кэтрин скорчила гримасу.

— А какой урок был у тебя? — поинтересовалась Николь.

— У меня? — Поколебавшись, Кэтрин призналась: — Ну, если вы так настаиваете. Ваша обожаемая мадам показывала мне, как доить корову.

— Доить корову? — озадаченно переспросила Николь.

— Да. Отвратительное грязное животное! Забрызгала мои юбки!

— Но почему…

— Уверяю тебя, что не имею ни малейшего понятия! — отрезала Кэтрин. — Я сказала ей, что умение доить корову не поможет заполучить джентльмена из высшего общества. И знаете, что она ответила? «Вы ошибаетесь, леди Деверо, если считаете, что существующая структура общества в Англии останется неизменной. Может наступить время, — заявила она мне, дочери герцога! — когда нация сбросит цепи классовых различий и потребует, чтобы каждый гражданин сам доказал, чего он стоит, как это произошло уже во Франции и Америке».

— Неужели она так и сказала? — изумилась Бесс.

— Да, именно так! Можешь быть уверена: я уже написала родителям об этом. Даже если мое предыдущее письмо, в котором я рассказала о кошмарных условиях в академии, не подвигнет их к тому, чтобы забрать меня отсюда, думаю, подобные высказывания заставят их это сделать.

— Мне кажется, — заметила Николь, — она в чем-то права!

— И ты туда же! — Кэтрин смерила Николь презрительным взглядом. — Думаю, тебе уроки фехтования вряд ли помогут заловить мужа.

— А может, — с усмешкой ответила Николь, — я готовлюсь отваживать претендентов.

Гвен и Бесс весело расхохотались.

— Если так, то ты зря утруждаешь себя. Тебе это явно не грозит.

Накануне Николь поразилась жестокости своей утонченной одноклассницы. Сейчас же она лишь устало опустилась на свою кровать.

— Когда ты закончишь терзать свои волосы, не будешь ли ты добра погасить лампу? — вежливо осведомилась она. — Завтра на заре у меня опять урок фехтования.

— Господи, — в сердцах бросила Кэтрин, — и когда только я покину это место!

Спустя месяц, сидя одна в своей комнате, Николь перечитывала письмо от матери, которая корила ее за то, что она так и не собралась написать домой. «Если ты так сердита на меня за то, что я отправила тебя в эту академию, — писала баронесса своим элегантным почерком, — и намерена наказать меня длительным молчанием, то, пожалуйста, любезно сообщи об этом. Если ты чувствуешь себя там несчастной, полагаю, придется забрать тебя оттуда».

Николь громко рассмеялась. Домой? Академия миссис Тредуэлл стала для нее настоящим домом. Она никогда не чувствовала себя так уютно в Хейнесуорте. Правда, тут были бесполезные занятия вроде вышивания, музыки и танцев. Однако Николь научилась думать о фехтовании даже тогда, когда разматывала нитки, играла гаммы или путалась в юбках во время танцев. У нее появились подруги, а во время ужинов открывались изумительные возможности для дискуссий с мадам.

Однако же, размышляла Николь, если она в ближайшее время не напишет матери, то баронессе может взбрести в голову забрать ее. Это необходимо отсрочить до того времени, пока Николь не овладеет основами фехтования.

«Дорогая мама», — вывела она, не имея понятия, о чем писать дальше. Она исчертила закорючками и палочками чуть ли не полстраницы, затем досадливо отодвинула лист и взяла новый. Сейчас некогда размышлять о превратностях жизни. Если она хочет остаться у миссис Тредуэлл — а Николь очень этого хотела, — она должна успокоить баронессу. «Дорогая мама, — снова вывела Николь. — Прошу извинить меня за длительное молчание. Я была занята. Здесь очень интересно… — Это может показаться подозрительным, ведь она так не хотела ехать. — Несмотря на то, — продолжила она, — что занятия по правилам хорошего тона, вышиванию и танцам наводят на меня скуку…» — Девушка покусала губу. Господи, какое тоскливое занятие — писать письма!

«Короче говоря, — написала в заключение Николь, — я вполне удовлетворена своим пребыванием здесь и уверяю тебя, что ты не должна опасаться за мое благополучие. — Затем поспешно добавила: — С любовью к тебе и папе. С наилучшими пожеланиями — Николь».

Она сложила листок и запечатала письмо, спеша отправить его, пока не передумала. По крайней мере с одним неприятным делом покончено.

Ей следовало бы написать Томми. Она не писала брату целую вечность. Его наверняка интересует, как ей живется в этой «академии для молодых леди». Однако если она напишет, то непременно расскажет о занятиях фехтованием, а он, в свою очередь, запросто может проболтаться баронессе. Конечно, Томми замечательный парень, однако порой бывает форменным ослом.

Николь вдруг сообразила, что изгрызла гусиное перо до такой степени, что просочившиеся чернила испачкали ей подбородок. Она успела вытереть его платком, когда дверь открылась и в комнату вошла Гвен.

— Надеюсь, я тебе не помешала, — застенчиво пробормотала изящная черноволосая девушка.

— Нисколько. Я как раз закончила письмо к матери. — Николь сделала гримасу. — Пыталась объяснить, почему я молчала так долго. Она пригрозила, что заберет меня отсюда, если я не буду сообщать ей о своих успехах.

— Ты не хочешь домой? — спросила Гвен, усаживаясь на кровать.

— Боже упаси! Мне здесь гораздо лучше.

— Мне тоже здесь нравится. Дома я чувствую себя одиноко. Отец почти постоянно отсутствует.

— У тебя нет матери?

— Она умерла, когда я была маленькой.

— Сожалею, — машинально ответила Николь, а затем рассмеялась: — Хотя, возможно, что и не сожалела бы, будь я на твоем месте. Честно говоря, я была бы счастлива никогда не возвращаться домой.