— Но даже и так, Госпожа, — сказала Киана, монахиня, которая была выбрана, чтобы изложить их аргументы, — уже просто присутствие мужчины в женском монастыре будет разрушительным. Он не один из нас, и никогда не будет, так как он не виличчи.
— Нет, он не виличчи, — подтвердила Варанна. — В некоторых отношениях он настолько отличается от нас, как мы отличаемся от других людей. И так как мы родились другими, нас выбросили. Должны ли мы отнестись к Сораку так, как отнеслись к нам?
— Проблема не в том, как мы относимся к нему, Госпожа, а в том, как он отнесется к нам, — возразила Киана. — Он — племя в одном. Как много известно об этой редкой болезни? Вы сами, Госпожа, сказали, что видели ее только дважды, и только когда были еще молоды. Никто из нас не в состоянии сказать, на что этот эльфлинг способен. Он не обладает нормальным умом. Откуда мы знаем, что не пригреем гадюку на груди.
— Он не обладает нормальным умом? — сказала Варанна, повторяя слова Кианы. — Это то, что ты действительно сказала? А кто из нас нормален? Каждая из нас находится здесь только потому, что другие говорят тоже самое о нас. Но мы судим людей не по их внешнему виду, полу или по их способностям, мы судим о людях по тому, что у них в сердце. Мы не осуждаем никого только потому, что они другие. Или делать то, во что мы верим и учить тому, чему мы учим в монастыре, нам можно только тогда, когда это удобно? Если мы отказываемся он наших убеждений, когда они требуют он нас стойкости, тогда мы просто смеемся над ними. Но если вы выберете изгнать Сорака из монастыря, тогда вам придется выбирать и новую аббатиссу. Я пообещала Старейшине пирен позаботиться о нем и дать ему кров. Я не отступлюсь от своего слова. Если Сорак уйдет, я уйду вместе с ним.
Так Сорак остался в монастыре, но вместе с ним, увы, остались и его проблемы. Долгое время он не говорил, и Варанна не знала, было ли его молчание из-за незнания человеческого языка, или следствием душевной травмы из-за всего пережитого. Варанна по прежнему не знала, из какого племени его выгнали, эльфов или халфлингов, и не была уверена, на каком языке говорить с ним. Потом у Сорака начались ночные кошмары, из-за которых он кричал во сне. По большей части он кричал на языке халфлингов, и она предположила, что первые несколько лет своей жизни он провел в племяни халфлингов, но время от времени он кричал и по эльфийски.
Просыпаясь, он не говорил ни слова.
Старейшина Ал'Кали сделала почти невозможное, вернув его обратно из того жалкого состояния, в котором он был, но он был еще слишком слаб, и силы к нему возвращались очень медленно. Первые несколько недель Сорак оставался в личной комнате Варанны в храме. Она постоянно пыталась осторожно проникнуть в его сознание, и каждый раз ей это не удавалось. Или ее бесцеремонно изгоняли или она натыкалась на каменную стену. Тем не менее, она продолжала пытаться.
Когда Сорак начал становиться сильнее, она решила, что для него будет лучше, если он будет жить бместе с монахинями. Это и поможет ему привыкнуть к жизни в монастыре, и защитит его от обвинения в том, что он ее «любимчик». И, опять, когда она привела его в одно из жилых зданий, это вызвало волну протеста. У молодых монашек не было своей отдельной комнаты или кельи. Они все спали на верхнем этаже зданий, их кровати стояли рядами вдоль стен. Нижние этажи использовались как общие комнаты, там можно было работать на ткацких станках, беседовать или общаться с подругами. Когда Варанна принесла наверх кровать для Сорака, другие женщины, особенно те, что помоложе, были просто вне себя.
— Но… он не может спать здесь! — сказала одна из них, пятнадцатилетняя девочка, чья кровать оказалась рядом с его кроватью.
— И почему? — спросила Варанна.
— Но, Госпожа, как же мы будем … раздеваться?
— Снимайте ваше платье через голову, как вы обычно и делаете, — сказала Варанна. — Если у вас есть какой-нибудь новый способ для этого, я с ним не знакома.
— Но, Госпожа, тогда мальчик увидит! — запротестовала юная монашка.
— Ну и что? — раздраженно спросила Варанна. — Ты что, стыдишься своего тела? Или твоя нагота заставит тебя почувствовать себя незащищенной перед мужчиной, который к тому же просто мальчик. Если так, тогда ты почувствуешь себя незащищенной и одетая в самые лучшие доспехи.
— Нет, это не тоже самое, — робко заикнулась другая юная послушница.
— Брови Варанны приподнялись. — То есть ты считаешь, что я действую неправильно?
— Н-Нет, Госпожа, но…но… он мужчина, самец, и если он увидит нас голыми, это наведет его на развратные мысли.
— В самом деле? — спросила Варанна. — И на какие же именно развратные мысли?
Юная монашка отчаянно покраснела. — Вы… вы же знаете.
— Нет. Расскажи мне.
Монашка глубоко вздохнула и бросила отчаянный взгляд на всех остальных, собравшихся вокруг них и ждавших ее ответа. — Мужчины думают только об одном, когда приходят к женщинам, — сказала она.
— А, теперь я понимаю, — протянула Варанна. — И вы все так пугливы и беззащитны, что боитесь шестилетнего мальчика?
— Нет, Госпожа, конечно нет, но … — Она опять глубоко вздохнула и закончила, — Это принесет напряженность и дисгармонию.
— Только если вы сами доведете дело до этого, — ответила Варанна. — Сорак еще ребенок. Его мысли и его мнения в этих… вопросах еще не сформировались. Если вы примете его и будете обращаться с ним как с братом, тогда и он вырастет с любовью к вам и будет относиться к вам, как к сестрам. Если вы будете учить его уважению к женщине, именно этому он и научиться. Но если вы будете скрывать свои тела он него, как будто они что-то неестественное, тогда он, естественно, заинтересуется этим и привыкнет смотреть на обнаженное женское тело как на запретный плод. Если вы будете относиться к нему иначе, только потому, что он мужчина, он вырастет и будет относится к женщинам иначе, только потому, что они женщины. Если то, как мужчины думают и действуют, вам не нравится, прекрасно, у вас есть шанс изменить это, воспитать мужчину, который думает и действует так, как вы считаете правильным. И если после всех ваших усилий вам это не удастся, что ж, возможно есть какая то ошибка в том, как вы сами действуете и думаете.
— Вы можете поставить его кровать рядом с моей, Госпожа, — сказал юный, твердый голос. — Я не боюсь.
Варанна с улыбкой повернулась к Риане. В свои шесть она была самой юной монашенкой в монастыре и во многих отношениях отличалась от остальных. В отличии от большинства виличчи, которые имели светлые волосы и голубые или светло-серые глаза, волосы Рианы были абсолютно белые, а глаза блестяще-зеленые. Она была и более нормально сложена, высокая для девушки и худая, но у ней не было черезчур длинных рук, ног и шеи, как у большинства виличчи. Если судить по ее внешнему виду, было даже трудно сказать, что она виличчи. Однако, она родилась с могучими псионическими способностями и сильным, независимым умом, так что она была намного умнее, чем дети в ее возрасте. В монастыре она была меньше года. Ее несчастные родители были бедняками из деревушки недалеко от Тира и имели еще четырех детей, которые были совершенно нормальны. Они были более чем счастливы избавиться от ответственности за Риану, которая требовала намного больше, чем они могли ей дать.
— Вы видите? — сказала Варанна. — У самой маленькой среди вас самое смелое и отважное сердце. Вы, все остальные, должны глядеть на Риану как на пример того, что на самом деле означает быть виличчи.
Слова Рианы пристыдили остальных, и они, хотя и неохотно, приняли Сорака в свой дом. Его кровать стояла рядом с кроватью Рианы, и, начиная с этого дня, она стала заботиться о нем как старшая сестра, хотя они и были примерно одного возраста. Именно Риана ежедневно сообщала аббатиссе об успехах Сорака, и когда Сорак впервые что-то сказал, это было ее имя. Парочка стала практически неразлучна.
Как и следовало ожидать, страх других молодых монахинь перед юным эльфлингом оказался безосновательным, и очень скоро все они стали звать его «маленький брат». Они приняли и детеныша тигона, как если бы это было обыкновенное домашнее животное, но, хотя тот и позволял им себя ласкать, было ясно, что он зверь Сорака. Они назвали его Тигра. Тигре разрешили охотиться по ночам, и обычно, незадолго до восхода солнца, сторожа у ворот слышали, как он царапает тяжелые деревянные ворота. Когда он не охотился, он спал рядом с кроватью Сорака или следовал за ним, как тень. Время шло и он стал очень большой тенью.