Бельгрэйв-сквер, Лондон, апрель 1916

В этот вечер он подарил мне розы.

Я ждала его весь вечер, а он пришел поздно – но я не обратила на это внимания, потому что держала на руках мою малышку. Ее тоже звали Розой – чудеснейший дар из тех, какие он когда-либо преподносил мне. За неделю после рождения она немного выросла и с каждым днем становилась все красивее.

Наклонив голову, я вдохнула ее сладкий запах и прошептала:

– О, моя Роза, ты станешь красавицей – прекраснейшее дитя из всех, которых я когда-либо видела.

Ее светлые глазки таращились на меня, пока я шепталась с ней, рассказывала ей о своей любви. Затем, угнездившись у моего сердца, она опустила темные полумесяцы ресниц на пухлые щечки – и заснула. О, я любила ее, как же я любила ее!

Она не проснулась, когда вошел Лео. Я улыбнулась ему поверх ее головки, он подошел ближе и остановился, гладя на нас обеих. Очень осторожно я повернула руки так, чтобы он мог, разглядеть ее получше.

– Смотри, разве она не красавица?

– Да, она красива. – Я услышала нежность в его голосе – он любил ее, как и я. Затем он спросил: – А как ты, Эми?

– Спасибо, Лео, я бодра и здорова. Этот доктор слишком много суетится, – я собиралась расспросить его о поездке, но он опередил меня.

– Я вернулся с подарком для тебя. – Лео подошел к оставленному на столе пакету и начал его развертывать.

Добравшись до продолговатого деревянного ящичка, он открыл крышку и вынул оттуда розы. Наконец я поняла, что это такое – это был новый сорт золотистой розы, который Лео вывел сам.

– Но для них слишком рано – сейчас только апрель! – воскликнула я.

– В прошлом году я перенес один куст в теплицу и дал Хиксу распоряжение телеграфировать мне, когда на нем появятся бутоны, – он встряхнул розы, чтобы они расправились, и протянул их мне. – Это для тебя, Эми.

Поместив мою малышку на сгиб руки, я протянула другую руку и приняла от него цветы.

– Спасибо, Лео, спасибо, – поднеся розы к лицу, я вдохнула их тонкий лимонный запах, а затем опустила их пониже, чтобы полюбоваться шелковой бахромой золотистых лепестков. – Эта роза слишком красива, чтобы не иметь названия.

Серые косящие глаза Лео, решительно заглянули в мои.

– Да, у нее есть имя – я окрестил ее этим вечером.

– Тогда – как она называется?

Улыбка медленно проступала на губах Лео, пока он говорил мне:

– Эми, графиня Ворминстерская.

Я была потрясена. Я всегда любила розы, с тех пор как маленькой девочкой приплясывала вокруг своего дедушки и требовала, чтобы он назвал мне каждую розу, росшую в саду нашего коттеджа. Теперь у меня была роза, названная моим именем! Я чувствовала, как мое лицо светится от радости, когда взглянула на мужчину, который преподнес мне такой чудесный дар. И тогда я увидела это – вспышку любви и влечения в его глазах.

В одно мгновение моя радость превратилась в боль и вину. Он вручил мне дивный подарок, но все, что я могла чувствовать в ответ – только благодарность. Я увидела, как неуверенный проблеск надежды в его косящих глазах начал блекнуть и угасать, и не могла вынести этого. Глядя на розы, его прекрасные розы, я прошептала:

– Они прекрасны, я никогда не видела роз прекраснее этих.

Лео ответил, теперь его голос был тяжелым и безрадостным.

– Я рад... что они тебе понравились.

Я повторила снова, впустую:

– Да-да, они мне понравились, – и поняла, что это прозвучало так – нравятся, но я не люблю. Не люблю.

Мой муж тоже понял это, его рука опустилась в едва заметном, безнадежном жесте.

– Осторожнее, Эми, у них есть шипы.

– Знаю, – взглянула я на него. – Дедушка говорил мне об этом, когда я была еще маленькой девочкой. Я помню, как он говорил, что розы похожи на саму жизнь. Радость и печаль, наслаждение и боль – все это соединено вместе, как цветы вьюнка на колючей изгороди.

– А я – колючая изгородь, – он произнес так тихо, что я едва расслышала его.

– Нет-нет, я... – мой голос ослабел и замер. Что я могла сказать ему? Что я не люблю его, как жена должна любить своего мужа? Он это знал.

Наступило молчание, которое тянулось и тянулось, пока не было нарушено сопящим звуком – Роза проснулась. Я отложила золотистые розы и подняла ее повыше, прижимая к сердцу. Она уткнулась мне в блузку, я быстро расстегнула пуговицы и дала ей грудь. Лео сел напротив меня, не говоря ни слова, но, наблюдая – наблюдая, как я кормлю ребенка, в котором он пытался отказать мне. Чуть позже. Когда, ее ровное посасывание замедлилось, я взглянула на него и сказала:

– Она и впрямь голодна. Я кормила ее незадолго до твоего прихода, но она любит свое молочко, моя Роза.

Лео заставил себя улыбнуться моим словам, и я улыбнулась в ответ.

– Она выглядит... цветущей, – чуть заикаясь, сказал он.

– Она уже наелась – хочешь подержать ее? – предложила я. Подняв малышку, я заглянула в ее светлые глазки. – А теперь, моя Роза, твой папа хочет пожелать тебе спокойной ночи.

Лео взял у меня девочку и сел назад в кресло, придерживая ее на одной руке так, что мог смотреть прямо в ее лицо.

– Спокойной ночи, Роза.

Она икнула в ответ.

– Может быть, ты поднимешь ее, чтобы ей было легче отрыгнуть? – предложила я.

Он поднял Розу и уложил животом себе на плечо, осторожно, но крепко. Его широкая ладонь похлопывала по выпрямленной спинке малышки, пока та не издала тихое, удовлетворенное бурканье.

– Итак... папа у нас умная нянюшка? – ласково заговорил он с ней. – Так лучше, моя Роза? – его пальцы прикоснулись к гладкой кожице на ее шейке. – Кажется, у тебя уже появилась одна прелестная темная кудряшка.

– Больше, чем одна, – мой голос звучал гордостью, пока я говорила это мужу. – Сними с нее чепчик, если хочешь – здесь тепло от камина.

Широкие пальцы Лео потянули за ленту, распуская завязки перед тем, как снять с нее чепчик и положить на колени. Его покрытые темными волосами руки бережно погладили черные завитки на затылке девочки, ее ручонка потянулась к нему в ответ. Вдруг он поднял Розу кверху, так, что ее голова прислонилась к курчавым седым волосам на его виске. Маленькие пальчики потянулись к лицу Лео, ухватились за изгиб его ноздри, а я смотрела на них обоих – мою прекрасную, совершенную малышку, и скрюченного, горбатого мужчину, который был ее отцом.

Он взглянул на меня, теперь его глаза были мрачными.

– Ты устала, Эми. Я задержал тебя допоздна, – Лео встал и подошел ко мне, чтобы вернуть мою драгоценную доченьку. Дождавшись, пока она безопасно устроится на моих руках, он отпустил ее. Когда он отстранялся от меня, пальцы его правой руки задели мою – и он отдернул их, словно обжегшись. Уходя, он повторил: – Ты устала, Эми... тебе пора быть в постели.

– Пустяки, – быстро ответила я, – я и так целый день провожу в постели.

– Так и должно быть после родов.

Это напомнило мне ранее сказанное доктором. Тогда я была разочарована, но сейчас – почти рада этому.

– Тебе это сказал доктор?

– Да. Я немного... беспокоюсь... – привычное заикание было очень заметно в его голосе.

– О, моя температура скоро упадет, он только сказал...

– Конечно, он был совершенно прав. Даже если бы она у тебя не была высокой, с моей стороны было неосторожным входить в твою комнату после того, как я вернулся с работы в больничной палате, – вздохнул Лео. – Так много воспаленных ран у пациентов из Франции.

Франция, земля, где люди сражались и умирали, Слезы выступили на моих глазах, я не могла сдержать дрожь страха, потому что он тоже был там – человек, которого я любила.