Теплая волна облегчения окатила меня – наконец я все поняла. Сначала Лео пригласил жить в Истон свою сноху, мисс Аннабел, но потом поссорился с Фрэнком и потерял ее. Вместо этого он был вынужден взять меня. Я не была его лучшим выбором – да и как это могло быть? Я была необразована, я не могла разговаривать о литературе и театре, Лео просто снизошел до того, чтобы приютить меня. Это я была виновата в том, что позже заставила его выполнить обязанности мужа – желание иметь второго ребенка сделало меня эгоистичной, – но теперь наши отношения вернулись к норме, и Лео ясно дал мне это понять.

Я взяла каталог «Харродса», чтобы просмотреть его наверху, в кровати, вместе с Розой, уютно устроившейся рядом.

На следующее утро я выбрала цвета для своей гостиной и послала за книгами, содержащими образцы обоев, ковров и занавесок. Кроме того, я выбрала две новые шляпки, пару туфель и материал на платье для крестин Розы. Затем я стала беспокоиться – как я договорюсь о крещении? Лео ходил в церковь только на Рождество и на Пасху, а я никогда не разговаривала с истонским пастором.

Все случилось словно в ответ на мои молитвы. Едва Элен увела Флору спать, как мистер Тимс открыл дверь гостиной:

– Мистер Бистон, моя леди. Вы дома?

Я, запнувшись, согласилась. Толстый мистер Бистон семенящей походкой вошел в гостиную. По его лбу текли струйки пота, а рука была совершенно мокрой, когда, он пожал мою. Я поняла, что он волнуется не меньше, чем я. Видимо, Лео написал ему и сообщил, когда состоятся крестины.

– Этот срок удобен вам, мистер Бистон? – спросила я. Он удивленно взглянул на меня и ответил:

– Ну, если сам лорд Ворминстер назначил эту дату... – его голос нервно сорвался.

– Да, конечно, если его светлость так сказал... – поспешно ответила я. Мы обменялись робкими взглядами – было очевидно, что никто из нас не посмеет противоречить Лео, и дата была принята.

– А как она, малышка? – когда я обернулась к кроватке, мистер Бистон воскликнул: – Ах, она здесь, с вами! Можно взглянуть? – кажется, Роза ему понравилась. – Что за прекрасное дитя – такая, пухленькая и здоровенькая. Ах, эти невинные младенцы приносят в дом столько радости.

– Да, мистер Бистон, да, она меня радует, – мы взглянули друг на друга. – А у вас есть дети?

– Боюсь, ни одна молодая леди не оценила моего сердца, – с сожалением ответил мистер Бистон. – Сестра делит со мной мое скромное жилище, – затем на его лице проступила смесь тревоги и гордости, – но с нами поселился наш кузен Сирил – хотя сейчас из-за этой ужасной войны он во Франции.

– Ох, мистер Бистон, это, наверное, тревожит вас.

– Так, леди Ворминстер, так. Сирил всегда был дорог нам как сын. Но, конечно, сейчас он исполняет свой долг – вот только... – мистер Бистон наклонился ко мне, – у него слабые почки. В детстве он перенес скарлатину. – Он покачал головой. – Страшная болезнь, леди Ворминстер, страшная, из-за нее у мальчика склонность к нефриту. Этой зимой мы с Люсиндой не могли радоваться теплу домашнего очага, зная, что наш дорогой Сирил там, в сырых окопах.

Я пожала ему руку в знак симпатии, и он благодарно пожал мою в ответ.

– Дорогая леди Ворминстер, вы так добры, – мистер Бистон распрямил свою короткую спину. – Но мы гордимся Сирилом, очень гордимся. – Роза что-то залепетала, и он улыбнулся ей. – Ах, ваша малышка проснулась. Я расскажу Люсинде, что видел ее. Если окажетесь в деревне, навещайте нас. Мы, знаете, люди не церемонные.

Мистер Бистон ушел, а я снова взялась за наперсток. Вскоре мистер Тимс появился во второй раз:

– Леди Бартон, моя леди.

В гостиную вплыла леди Бартон, в облаке своего обычного запаха фиалок.

– Сиди-сиди, дорогая! Как я рада тебя видеть! – она опустилась на диван. – Как ты себя чувствуешь? Совсем поправилась после тяжелого испытания? Ты выглядишь цветущей, просто цветущей. Но жалко, что ребенок – девочка. Ничего, в следующий раз... – леди Бартон улыбнулась. – А как малышка? – она встала и подошла к кроватке. – Роза – самое подходящее имя для этой малышки. Они лучше всего выглядят, когда спят, правда? И забот с ними гораздо меньше. Конечно, она еще не ходит, а это так утомительно, когда дети отнимают все время! – она опять улыбнулась. – Больше всего я обожала, когда мой дорогой Джордж был со мной в гостиной во время чая, и дорогая Джоан, и Элен, и Цинтия, конечно. Девочки ведут себя вдвое приличнее... – она запнулась и спросила. – На чем я остановилась, дорогая?

– Сэр Джордж, его приносили вам в гостиную на время чая.

– Ах да, как умно с твоей стороны напомнить... – ты тогда еще и не родилась – но все-таки какое было облегчение, когда Нэнни снова уносила его наверх, – леди Бартон вернулась на диван. – Так зачем я сюда приехала? Ах да, вспомнила – сказать, что мы оба, конечно, будем здесь двадцать первого. Леонидас виделся с Джорджем в городе и спросил, когда ему будет удобнее. Джордж, сказал, чтобы тот обратился к нему после обсуждения точной даты с пастором, но Леонидас не нашел в этом необходимости.

– Лео послал ему письмо.

– Лео? Вот как ты зовешь его? Забавно, до чего обманчивы, бывают имена. Например, бедняжка Бистон[3] совсем не похож на зверя, особенно, если нужно иметь дело с Леонидасом – хотя Леонидас порой бывает ужасающе грубым, – она остро взглянула на меня. – Уж тебе-то это известно, дорогая.

– Лео, не грубит мне, – встряхнула я головой.

– Как же мудро ты умеешь обходиться с ним! – леди Бартон не позволила мне возражать. – Вот в чем была ошибка нашей дорогой бедняжки Жанетты, – она понизила голос, – знаешь, его первой жены. Такая милая девушка, но не умела обходиться с ним, и он вел ее, как в танце – так, как он танцует с его короткой ногой, понимаешь? – кивнула она. – Ему повезло с тем несчастным случаем – сейчас он почти не хромает, а ведь раньше с рождения носил один ботинок на высокой подошве. Да, о чем я? Ах, о Жанетте. Может быть, и он был не прав – возможно, проблема была в том, что он слишком заботился о ней, – она остановилась, я ждала, насторожив уши. – Да, – вспомнила леди Бартон, – он глаз с нее не спускал, он все время был рядом с ней. Жене нужно немножко времени и для себя – заботиться о каждой мелочи хорошо во время помолвки, но после замужества вполне достаточно умеренной любви. Но Леонидас никогда не знал меры, он мог делать такие из ряда вон выходящие вещи, как... – она резко оборвала фразу. – Ну, тебе это известно, дорогая. Как малышка Флора? Когда я видела ее в последний раз, она была точной копией бабушки – ничего удивительного, что Леонидас думает только о ней, такой прелестной малышке. Но ваша Роза – просто поразительно, если учесть, что один из вас... – она светло улыбнулась. – Впрочем, твоей красоты хватит на двоих.

– Лео был бы красивым мужчиной, если бы не был горбатым, – твердо сказала я.

– Но он ведь такой, дорогая? Горбатый, я имею в виду.

Я глубоко вздохнула.

– Леди Квинхэм сказала однажды, что если бы, у Лео не было горба, он был бы похож на актера – мистера Фобеса Робертсона.

Леди Бартон недоверчиво развела пухлыми, одетыми в перчатки руками.

– Но мистер Робертсон – такой красивый мужчина! Я припоминаю, что видела его в роли Юлия Цезаря, его профиль... – она запнулась и удивленно повысила голос. – Знаешь, она права. Эти благородные густые брови и мощная челюсть... Нос Леонидаса, чуть побольше, – сильнее, я бы сказала, но эти пронзительные серые глаза... Да, я представляю его в тоге и лавровом венке – я просто должна рассказать это Джорджу, как только увижусь с ним! Какая умница Аннабел – заметила сходство. Джордж говорил мне, что она развозит раненых по госпиталям – такая смелая молодая женщина, не сидит дома. Конечно, у тебя все по-другому, дорогая. Да, который час? Мне пора лететь! – она обдала нас с Розой запахом фиалок. – Какой прелестный ребенок – не волнуйся, в следующий раз будет мальчик. Понятно, что ты гораздо благоразумнее нашей бедной дорогой Жанетты, но разве молодые мужчины смотрят на это? Они просто влюбляются! До свиданья, дорогая, до двадцать первого.