— Нет! — крикнул ему Неру. — Под таким огнём, это самое безопасное место. Ты нам всем нужен, и нужен живым и невредимым. У нас уже достаточно жертв, память которых поможет нашему делу.

— У нас уже достаточно мертвых мужей и жен, отцов и матерей! Кто позаботится об их оставшихся родственниках?

Больше ему протестовать не дали. Неру и другой индиец поставили Ганди на ноги и побежали прочь, практически неся его на себе. Вскоре они оказались в толпе бегущих людей, пытающихся укрыться от смертоносного немецкого огня. Неизвестный индиец, который помогал Неру с Ганди, споткнулся — пуля ударила ему в спину. Ганди слышал как свинец вошел в плоть, почувствовал как человека шатает. Неожиданно хватка разжалась и индиец рухнул в пыль.

Ганди попытался освободиться от Неру, но ещё до того, как он смог что-либо сделать, ещё один индиец крепко взял его под руку. Даже в этот страшный миг, Ганди поймал себя на мысли о некоторой нелепости ситуации. Всю свою жизнь он выступал за индивидуальную свободу, и вот сейчас, его последователи лишают его этой свободы. В других обстоятельствах это было бы смешно. — Сюда! — крикнул Неру. Несколько индийцев уже сломали дверь какой-то лавочки, и, как увидел Ганди спустя пару мгновений, задняя дверь также была выбита. Затем его вытолкнули в какой-то переулок за лавкой, и они понеслись сквозь запутанный лабиринт узких улочек. Ганди на мгновение подумал, что это напоминает Старое Дели — в отличие от спроектированного и построенного англичанами Нового Дели, где они сейчас находились, Старое Дели было полностью индийским до последнего переулка.

Наконец безымянный компаньон, бывший с Неру и Ганди, постучал в дверь какой-то чайной. Им открыла женщина, узнав неожиданных гостей она задохнулась от изумления, но тут же овладела собой. Молитвенно сложив руки, она поклонилась и отступила в сторону, чтобы дать им войти. — Здесь вы будете в безопасности, — сказал индиец. — По крайней мере, на какое-то время. А мне надо узнать, что случилось с моей семьей.

— Мы благодарим тебя от всего сердца, — сказал ему Неру и индиец поспешил прочь. Ганди ничего не сказал — он молча переводил дух. Он чувствовал себя разбитым, а в сердце ныла боль из-за того, что марш провалился и столько людей пострадало от немцев.

Женщина усадила их за маленький столик в кухне, поставила перед ними тарелку с лепешками и чай. — Я вас покину, о, лучшие, — сказала она негромко, — иначе гости на веранде начнут интересоваться, почему я их оставила.

Ганди не притронулся к своей лепешке. Он медленно прихлебывал чай; тепло напитка возвращало жизнь в его усталое тело, но Ганди знал, что рана, нанесенная сегодня его душе, никогда не заживет. — Бойня в Амритсаре[11] — ничто по сравнению с тем, что случилось сегодня, — сказал он, ставя пустую чашку на стол. — Тогда англичане запаниковали и открыли огонь. Сегодня же никакой паники среди немцев не было. Модель сказал мне, что он собирается сделать, и выполнил свое обещание. — Ганди покачал головой, с трудом веря в то, чему он сегодня был свидетелем.

— Именно так, — подобно изголодавшемуся волку, Неру жадно заглотил свою лепешку; заметив, что Ганди не притронулся к своей, Неру взял и её. Его когда-то безукоризненно чистая белая блуза и брюки сейчас были порваны во многих местах, заляпаны грязью и кровью, пилотка сидела на голове под странным углом. Но его глаза, обычно мрачные, светились яростным огнем. — Явив такую бессмысленную жестокость, он, тем самым, предал себя в наши руки. Сейчас ни у кого не осталось сомнений, что немцы преследуют исключительно свои собственные интересы. Вся страна присоединится к нам. И после этого даже самое разбитое колесо в Индии не повернется.[12]

— Хорошо, я объявляю satyagraha, кампанию гражданского неповиновения, — медленно сказал Ганди. — Отказ от сотрудничества покажет всем то, что мы не признаем иноземного владычества. Немцам придется заплатить высокую цену за это, потому что они не смогут нас эксплуатировать. Соединение отказа от применения насильственных методов и нашего духа, полного решимости, безусловно, пристыдит немцев и заставит их дать нам свободу.

— Именно так! — ободренный словами своего учителя и тем, что он вновь превратился из стареющего философа в несгибаемого лидера, Неру встал, обошел вокруг стола и обнял старика. — Несмотря ни на что, мы победим!

— Обязательно, — ответил Ганди и вздохнул. Он боролся за свободу Индии большую часть своей жизни, и нынешняя перемена хозяев отбросила его далеко назад, на начальный этап борьбы. Ганди искренне не учитывал такой ситуации, даже после того как пали Британия, а потом Россия. Только после того, как немцы наголову разбили англичан, те наконец-то стали прислушиваться к речам Ганди. И вот теперь надо было всё начинать заново. Он опять вздохнул. — Однако это дорого будет стоить нашему бедному народу.

— Прекратить огонь! — приказал Модель. На Кутб-роуд ещё оставались демонстранты, но основная масса индусов бежала от расстрела, либо лежала убитая и раненая.

Однако тишина не наступила. Стрельба прекратилась, но воздух был наполнен стонами и криками: большинство людей, попавших под огонь немецких пулемётов, было ещё живо. Как будто нужно ещё одно доказательство, угрюмо подумал Модель — русская кампания научила фельдмаршала, что человека очень трудно убить сразу.

Фельдмаршал не испытывал никакой радости от стонов раненных, напротив, они его в какой-то мере расстраивали. Того же мнения придерживался и Лаш. — Нам надо избавить этих индусов от страданий, — сказал он Моделю.

— Совершенно верно, — Моделя внезапно озарила мысль. — И я знаю, как именно. Пойдём.

Офицеры зашагали прочь от побоища, огибая стоявшие шеренгой вездеходы. Проходя мимо лейтенанта, командира взвода бронемашин, Модель кивнул ему: — Отличная работа, лейтенант!

Лейтенант вытянулся: — Благодарю вас, mein herr! — Солдаты, находившиеся неподалеку, понимающе переглянулись, втайне гордясь — ничто так не ускоряет продвижение по службе, чем чётко выполненный приказ на глазах у командира.

Солдаты, выстроившиеся за броневиками, подобной гордости не испытывали. Это был тот самый взвод, который не сумел изначально остановить демонстрантов и дал маршу зеленую улицу. Модель хлопнул своим жезлом по сапогу. — Вы все заслуживаете того, чтобы вас отдали под трибунал, — сказал он холодно. — Вы прекрасно знаете приказы, касающиеся собраний туземцев, однако вместо того чтобы их исполнять, вы почему-то бредёте с ними рядом, чуть ли не рука об руку, как какие-то приятели, а не как солдаты! — Он плюнул в отвращении.

— Но, mein herr… — начал один из них, и прикусил язык, наткнувшись на взгляд фельдмаршала. Взглянув на погоны, Модель увидел, что перед ним сержант-майор.

— Говорите! — приказал командующий. — Ну, просветите же меня — что тут такое с вами случилось, что заставило вас столь позорно действовать? Это, часом, был не злой дух? Имейте в виду, в этой стране их более чем достаточно, туземцы вам ещё и не то расскажут, и, как я вижу, вы уже наслушались их болтовни, развесив уши, как зелёный первогодок.

Сарказм фельдмаршала заставил сержанта покраснеть, но все же он собрался с духом и ответил: — Mein herr, как я видел, они не собирались причинять никому вреда, только и всего. Старик, их предводитель, поклялся, что они мирные люди, и он был слишком немощен для всяких беспорядков, если вы понимаете о чем я.

В улыбке Моделя было столько же тепла, сколько в лютой русской декабрьской ночи: — Ага, и вы, значит, преисполнившись такой сокровенной мудрости, проигнорировали полученные вами приказы? Ну, вот вам и результат, слышите? — Фельдмаршал сделал паузу, крики раненых были явственно слышны. Модель за долгую службу научился внутренне отключать в себе такие звуки войны, это было необходимо. — Так, а теперь следуйте за мной, да-да, сержант, именно вы, и вся ваша компания разгильдяев, увиливающих от выполнения приказа, за мной, я сказал, если не хотите попасть под трибунал.