— Этот точно всех опасней, — шепнул Дауд.

— И не говори, — шепнул в ответ Джелаль ад-Дин.

— Тем не менее, высокочтимый хан, — продолжил Павел, — не сомневайся в правоте Феодора. Когда ты и твой народ примете христианство, все, у кого более одной жены — как и все женщины, у кого больше одного мужа, если такое случается — должны будут расторгнуть все браки, кроме самого первого, и понести примерное наказание под руководством священника.

Его простая, естественная манера разговора, казалось, успокоила Телерига.

— Я вижу, что вы верите, что это необходимо, — сказал хан. — Но, впрочем, все это так странно, что я не понимаю, почему так надо. Объясни поподробнее, если можешь.

Джелаль ад-Дин сжал руку в кулак. Он ожидал, что христианский взгляд на брак возмутит Телерига, а не заинтригует его уже самой своей загадочностью. Неужели под этими меховыми одеждами, под этим тюрбаном кроется потенциальный монах?

 — Безбрачие, высокочтимый хан, — сказал Павел, — является высочайшим идеалом. Для тех, кто не в силах его достичь, брак с одной женщиной — приемлемая замена. Наверняка ты, высокочтимый хан, знаешь, как сладострастие может овладеть мужчиной. И нет греха более нетерпимого для пророков и других святых, чем грех разврата и распутства, ибо Дух Святой не снизойдет на пророка, когда тот занят совокуплением. Духовная жизнь выше плотской, в этом Священное Писание согласно с Аристотелем.

 — Я никогда не слыхал об этом, как его, Аристотеле. Он был шаманом? — спросил Телериг.

 — Можно сказать и так, — ответил Павел, произведя впечатление на Джелаль ад-Дина. Араб знал об Аристотеле немного. Ну да, был такой мудрец еще до римских времен. Он был уверен, однако, что Аристотель был цивилизованным человеком, а не варварским языческим священником. Но слово «шаман» было явно лучшим эквивалентом понятия «мудрец» с учетом духовного кругозора Телерига, и Павел заслуживал похвалы за понимание этого факта.

 Болгарский хан повернулся к Джелаль ад-Дину:

 — А ты что скажешь об этом?

 — Коран позволяет мужчине иметь четырех законных жен, если он способен обращаться с ними одинаково хорошо, — сказал Джелаль ад-Дин. — А если не способен, то ему положена только одна. Но запрета на наложниц нет никакого.

 — Это уже лучше, — сказал хан. — Спать каждую ночь с одной и той же женщиной мужчине просто надоест. Но все эти запреты на свинину и вино почти так же неприятны. — Он снова обратился к священникам: — Вы, христиане, эти вещи позволяете?

 — Да, высокочтимый хан, позволяем, — сказал Павел.

 — Хмм, — Телериг потер свой подбородок. Джелаль ад-Дин постарался скрыть свое волнение, как только мог. Выбор по-прежнему еще не был сделан, а ведь он уже использовал самое лучшее оружие для обращения хана в Ислам. Если у христиан еще остались хорошие аргументы, обратить Болгарию в истинную веру едва ли удастся.

 — Высокочтимый хан, — сказал Павел, — все эти вещи могут казаться тебе важными, но на самом деле они не столь существенны. Главная разница между арабской верой и нашей состоит в том, что религия, которую проповедовал Мухаммед, предпочитает миру насилие. Боюсь, что такое учение может исходить только от сатаны.

 — Это наглая, мерзкая ложь! — закричал Дауд ибн Зубайр. Два араба, сидящих за Джелаль ад-Дином, также издали гневные крики.

 — Молчать! — сказал Телериг, бросив на них взгляд. — Не перебивайте. Когда придет время, я дам вам возможность ответить.

 — Да, пусть христианин продолжает, — согласился Джелаль ад-Дин. — Я уверен, что он очарует хана своими рассуждениями.

 Оглянувшись назад, он подумал, что Дауд сейчас взорвется от ярости. В конце концов его молодой товарищ с усилием прошептал:

 — Как ты можешь спокойно смотреть, как этот неверный клевещет на Пророка (да пребудет с ним мир)? Уж не помутился ли твой рассудок?

 — Я думаю, что не помутился. А сейчас сиди спокойно, как велел Телериг. Мои уши уже не те, что были раньше. Я не могу слушать и тебя, и Павла одновременно.

 Монах тем временем говорил:

 — Кредо Мухаммеда призывает к обращению посредством меча, а не убеждения. Разве его священная книга, если ее можно так назвать, не проповедует джихад, — он вставил арабское слово в свою изысканную греческую речь, — против всех, кто не исповедует его веры? А те воины джихада, то есть убийцы, которые при этом гибнут сами, попадают прямо в рай. Так гласит этот лжепророк. — Он повернулся к Джелаль ад-Дину. — Отрицаешь ли ты это?

— Не отрицаю, — ответил Джелаль ад-Дин. — Ты пересказываешь третью суру Корана.

— Ну, вот видишь? — сказал Павел Телеригу. — Даже сам араб признает свирепость своей веры. Также подумай о том, какой именно рай обещает своим последователям невежественный Мухаммед…

— Почему ты ничего не говоришь? — настойчивым тоном спросил Дауд ибн Зубайр. — Ты позволяешь ему оклеветывать и извращать все, во что мы верим.

— Тихо, — снова сказал Джелаль ад-Дин.

— …реки с водой и молоком, медом и вином, а праведники развалились на шелковых диванах, и их обслуживают женщины, созданные специально для этого. Обслуживают всеми способами, включая удовлетворение плотских страстей. Как будто у душ могут быть подобные желания! — Павел остановился, чтобы перевести дух, после чего продолжил с тем же негодованием: — Такому низменному разврату не место в настоящем раю, высокочтимый хан.

— Не место? А чему же тогда место? — спросил Телериг.

Трепет возник на худом, аскетичном лице монаха, представившего себе загробную жизнь:

— В раю, высокочтимый хан, нет пиров и распутных женщин — они предназначаются для обжор и грешников в этой жизни, и ведут к адскому пламени в следующей. Нет, рай по своей природе духовен. В раю души праведников узнают вечное наслаждение близости и единства с Богом. Они спокойны, их ничего не тревожит. Вот истинный смысл рая.

— Аминь, — благочестиво произнес Феодор. Все трое христиан осенили себя крестным знамением.

— Вот истинный смысл рая, говоришь? — Грубое лицо Телерига оставалось непроницаемым. Взгляд хана обратился к Джелаль ад-Дину: — А сейчас ты можешь говорить, что хочешь, посланец халифа. Верно ли этот христианин описал загробный мир в своей вере и в твоей?

— Верно, великолепный хан, — Джелаль ад-Дин развел руками и улыбнулся болгарскому владыке. — Соблаговоли выбрать сам, в какой рай ты хотел бы попасть.

Телериг явно погрузился в раздумья. На лицах христианских духовников уверенность сменилась обеспокоенностью, потом ужасом. Как это уже сделал Джелаль ад-Дин, они наконец задумались над тем, какой тип рая придется по душе варварскому монарху.

Дауд ибн Зубайр мягко прикоснулся к спине Джелаль ад-Дина.

— Простираюсь ниц пред тобою, о почтеннейший, — сказал он, извиняясь витиевато, как это принято у арабов. — Ты видел дальше, чем я. — Джелаль ад-Дин наклонил голову, воодушевленный похвалой.

Священник Никита вдруг взволнованно заговорил:

— Высокочтимый хан, тебе следует обдумать еще одну вещь перед тем, как ты сделаешь свой выбор.

— А? И что это за вещь? — Телериг, казалось, был чем-то отвлечен. Джелаль ад-Дин на это и надеялся — прелести мусульманского рая вполне заслуживали того, чтобы на мысли о них отвлекались. Вариант же Павла, с другой стороны, казался ему довольно скучным для вечного времяпрепровождения. Однако хан, к сожалению, даже после этого пока еще не махнул окончательно рукой на христианство. Джелаль ад-Дин увидел, как Телериг внимательно посмотрел на Никиту: — Говори же, священник.

— Благодарю тебя, высокочтимый хан, — низко поклонился Никита. — Подумай вот о чем: в христианском мире святейшему Папе принадлежит высшая власть во всех духовных делах. Это так, но есть немало и светских владык, каждый в своем государстве: ломбардские герцоги, король франков, саксонские и английские короли в Британии, разные ирландские принцы, каждый сам себе хозяин. Но в Исламе есть только один повелитель, халиф, который управляет всеми мусульманами. Если ты решишь молиться Мухаммеду, как же ты при этом останешься владыкой в своей собственной Болгарии?