– Игнашка, так ты говоришь, слух прошел, что я срубил Ахмет-Даргана? – в который раз спросил казак у соседа по станичным куреням. – А кто его пустил?

– Хромой Ибрагим разболтал, что на подхвате в лавке у армянина, – пояснил Игнашка. – А ему, мол, известие передал его знакомый из чеченского аула, еще, мол, сказал, что ты и зятя Ахметки при стычке в ущелье отправил вслед за главарем.

– Быстро абреки новость разнесли… А как ее восприняли мои родственники?

– Мать есть мать, сестры всегда на твоей стороне, остальные кто как.

– Не горюй, Даргашка, в обиду не дадим, – подал голос Чеботарь, ходивший еще на турок. – Этот Ахмет-Дарган со своим зятем и бандой таких же головорезов до Пятигорской весь тракт держал, на него даже войска отряжали. Скользкий был, что твой угорь, а ты его срубил. Честь тебе и слава.

– Слава, слава, – подхватили казаки.

– Я не про то, – устало потер виски Дарган.

– А про родство с ним не думай, у чеченцев половина правобережных аулов в Дарганах записана, – попытался успокоить друг Чеботаря Горобец. – Еще надо доказать, из какой ветви происходит Ахмет-Дарган, а из какой ты сам, а потом кровную месть объявлять. У меня бабука из чеченок, до сих пор не знаю, к какому из ихних тейпов принадлежит ее род.

– Мои прапрадеды, кажись, ночхоями были, зато потом их дети стали казаками, – заломил папаху на затылок еще один станичник.

– Что тут гутарить, когда Ибрагим тоже в православные выкрестился.

– Он же был ярым мусульманином! – вскинулся Дарган.

– А крестится теперь по-нашему.

– Мы давно смешались, потому что веками живем вместе, москалей с хохлами одинаково на дух не принимаем, – продолжал выговаривать Чеботарь. – Лет четыреста назад чеченцы тоже были православными, пока пришедший с войсками на их территорию турецкий паша не запряг их в мусульманский ислам. С тех пор чеченцы остались мусульманами, а мы – православными, из-за веры и весь раздор. Даргашка, выбрось из головы угрозы, если надо, кровную месть мы им сами устроим.

– Про веру чистая правда, – закивали все разом.

– А по кровной мести, там и делов-то немного. Вывести под корень род ихнего главаря, состоящий из одного младенца мальчонки, его внука, тогда и мстить станет некому. Второе дите женского полу в расчет брать не след, – добавил Игнашка. – Говорят, Ахмет-Дарган сам был единственным мужчиной в семье, и у него в роду одни девки, только старшая успела выйти замуж и родить сына с дочкой.

– Откуда прознал? – повернулся к нему Дарган.

– Ибрагим все и расписал, сказал, что старики мстить не пойдут, а Ахметовым дочерям за хозяйством надо приглядывать.

– Вот и вся недолга. Когда внук Ахмета подрастет и надумает объявлять кровную месть за деда с отцом, тогда и погутарим.

После этого разговора Дарган со спутницей проводили гостей за порог, и Чеботарь из темноты улицы напомнил:

– Завтра по заутрене выходим. Илья пророк в реку уж помочился, так что по росе оно будет как раз, – он помолчал, потом добавил: – Скуреху свою обрядил бы в платье, а то в портках издаля на мужчину похожа.

– А что так? – напрягся Дарган.

– Всякое по пути случиться может… В бабу-то стрелять не станут.

С первыми лучами солнца отряд вышел из Моздока и, подвздыбив пики, закачался по тракту вдоль левого берега Терека. Вместе со стодеревцами ехали двое казаков из станицы Червленной, выделенных в помощь Даргану в Пятигорской, третий, погибший в стычке с абреками, свесил руки со спины лошади, укрытой попоной. Раненого казака перевязали, он старался держаться в седле самостоятельно, хотя бледный вид ясно показывал, каких усилий ему это стоило.

Бедные осетинские селения с саманными саклями, крытыми плоскими крышами, скоро остались позади, впереди размахнулась предгорная равнина с высокой травой и редкими островками деревьев. По правую сторону, через реку, высились горные массивы с далекими заснеженными вершинами, оттуда несло ощутимой прохладой. Но башлыки на голову никто не надевал, они белели за спинами казаков, а их концы крест накрест перехлестывались спереди.

Дарган послушался совета Чеботаря, посоветовал спутнице обрядиться в женскую одежду, и теперь она то и дело поправляла края модной накидки, мешавшие обозревать окрестности. Она походила на принцессу из сказки, решившую прогуляться по первозданной природе. Вид этой всадницы, сидящей на лошади боком, вызывал у казаков веселые усмешки, грозящие перейти в соленые шуточки. Казачки тоже часто ездили верхом, но они были свои, не чета этой мамзельке. Если бы не рассказ очевидцев о бое в ущелье, то ее давно подняли бы на смех, но смелых людей, независимо от пола, терцы уважали.

Начались густые леса со множеством дикой живности, через дорогу то и дело перебегали зайцы, а то и кабаны, трещали крыльями крупные фазаны, вдоль обочины припускали голенастые дрофы, каких путники видели в донских владениях. В чаще ломали сушняк олени, огрызались на кого-то чакалки.

Софи с неослабным интересом следила за лесным разнообразием, словно попала на незнакомую землю, и пропустила тот момент, когда перед головным всадником как из-под земли вырос широкоплечий казак с винтовкой в руке. Оба воина начали негромкий разговор, а потом караульный исчез в зарослях молодого карагача так же бесшумно, как и возник. Она повернулась к Даргану.

– Кто это? – стараясь не нарушать тишины, негромко спросила она.

– Дозорный с кордона, – тихо ответил спутник. – За деревьями, на берегу реки, караульная изба, рядом вышка из жердин с площадкой наверху, на ней несут дозор сменные казаки. А этот казак был в секрете, он вокруг да около бродил.

– Как он увидел нас? Мы же не на реке, а на дороге?

– Услышал звяканье подков, вишь сколько камней под копытами.

Вскоре за ветками кустарника показались крытые чаканом курени станицы Наурской, они были построены на высоких столбах с крутыми лесенками, ведущими к входным дверям.

– Это от зверей? – удивленно воскликнула Софи.

– От полой воды. Разливы тут бывают такие, что и макушки деревьев скрываются, – пояснил Дарган. – В станицах по Тереку все хаты так строятся. Когда большая вода, тогда сообщение только на каюках.

– На чем? – не поняла она.

– Лодка, каюк называется, с нее хорошо рыбу ловить, – казак указал на реку вдали. – Видишь, рыбаки лещей со щуками тягают? Какая на уху пойдет, а какую на зиму привялят.

– А у нас не так, леса мало, – с сожалением сказала Софи. – Там охота лишь королевская.

– А у нас каждый сам себе король. Налаживай удочки, заряжай ружье и бери сколько надобно, только не безобразничай.

На окраину станицы высыпали казачата, за ними появилось взрослое население. От толпы отделились верховые, не спеша направились к подходившему отряду.

– Здорово дневали, станичники, – громко поприветствовал путников сотник и, услышав ответ, обратился к головному всаднику: – Будь здоров, Чеботарь, из каких краев путь держите?

– Из Моздока, Захар. Был наш черед нести там службу, – отвечал старший отряда.

– Неужто уже месяц пролетел? – изумился сотник. – Вот как время-то скачет.

– Лето на исходе, – согласился Чеботарь. – Как тут, все ли в порядке?

– Утром из секрета доложили, что на этом берегу Терека видали много следов, кажись, абреки на промысел подались.

– Не унимаются, окаянные! Банду Ахмет-Даргана сничтожили, так на их место новые норовят встать.

– Про Ахметку с его зятем слыхали. Срубил их казак из ваших.

– Да вот он, Даргашка, с войны возвращается. За Пятигорской и схлестнулись.

– Так он абреку родственник?

– А это еще доказать надо.

– И то правда, – сотник оглядел и подъехавших, и своих. – Заворачивай до моей хаты, Чеботарь, будем вас угощать.

– Спаси Бог на добром слове, Захар. Если только чихиря пригубим, – вежливо отказался старший отряда. – Нам до своей станицы дотемна надо добраться.

Сотник покрутил усы, выдержал нужную паузу и только после этого произнес: