– Сам смотри, Гонтарь, а я словами не кидаюсь. И об указах новых пока не слыхал.

Старший отряда уже заворачивал своего кабардинца на небольшую площадь, над которой вознесся ажурным каменным плетеньем высокий собор с острыми, как хребты Кавказских гор, шпилями колокольни, расположенной сзади. Впереди, между двумя широкими башнями, в лучах солнца засияла разноцветным витражом стеклянная роза. Путь конников лежал дальше, к каменному мосту через неспешную Сену, за которым раскинулся огромный город, построенный из желтовато-розоватого туфа.

За месяцы, которые Дарган со станичниками провел здесь, он успел свыкнуться с постоянным розовым светом, разлитым вокруг, в котором так прекрасно выглядели местные молодые девушки. На самом же деле все они на лицо были погрубее черноглазых, с тонкими чертами лиц, узких в талии терских казачек, живущих на родине, у подножия гор Большого Кавказа. Несмотря на обходительную вежливость, предупредительность и галантность, до которой некультурным на их фоне казачкам было далеко, особого желания овладеть ими они не вызывали, хотя молодая южная кровь затачивала чувства воинов до остроты гурдинского кинжала. Казаки ночами часто уходили на телесный промысел к безотказным и страстным чужачкам, возвращаясь от них умиротворенными, почти любящими этот далекий странный край и этих чувственных женщин, так умело заставляющих их на время забывать о неприступных горах, о родных и близких, живущих на другом краю земли. Но розовый свет был одинаков что там, что тут. Только здесь он так окрашивался камнем такого же цвета, а там – утренними лучами солнца, освещающими белоснежные вершины первозданных гор. Туда, на родину, к тем, родным женщинам, тянуло здорово, с каждым днем все сильнее.

Обогнув собор и процокав узенькой улочкой до берега реки, обложенного каменными плитами, отряд готовился уже ступить на край моста, как вдруг из-за странного гранитного зверя с цепью во рту вышла та самая девушка, что повстречалась казакам за несколько переулков отсюда. Поодаль болтался длинноносый нескладный парень. Выдернув из-за пояса расшитый цветами белый платок, она поцеловала его край и протянула в сторону Даргана. Привстав в стременах, тот под усмешки станичников тонко присвистнул.

– Откуда она взялась-то? – недоуменно передернул он краями черкески, обшитой на плечах галунами. – Вроде сзади ее оставляли.

– Так мы ж петлю вокруг их церкви сделали, а она напрямки прошла, – гоготнул ему в ухо товарищ.

– Гляди-ка, умылилась баба, неровен час тут и свадебку сыграем. Чапуру для вина из дома я прихватил добрую.

Со всех сторон посыпались соленые шуточки, заставившие строевых коней беспокойно запрядать ушами. Старший над казаками всем корпусом развернулся назад и зычно гаркнул:

– Это когда ты успел мамзель оприходовать, голова твоя беспутная? Своих скурех на Тереке было мало? Года два, как из малолеток, а уж джигитовать по хатам вздумал.

– Дядюка Федул, ты ж мне и нянюка, и кунак, все про меня знаешь, – покраснев, стал открещиваться молодой казак. – Никогда я с ней не встречался. Может, ошиблась, спутала с кем, ведь казаков на постое тут много.

– Куды ошиблась, ежели вся до тебя устремилась. Вот… на наше несчастье, татарский выпестыш, породнился твой прадед с чеченским тейпом, – ощерился Федул и хлестнул коня плетью под тугое брюхо. – В намет, в отца и сына!… Еще приказы ругательные из-за вас я от штабных не получал!…

Отряд упруго сорвался в слаженный галоп, по каменным плитам древнего моста зацокали подкованные копыта боевых коней, заглушая взрыв непристойного хохота. Изогнувшись с седла, Дарган выхватил из руки девушки платок, торопливо запихнул его за отворот черкески, не преминув поморгать красавице светлыми глазами, жадными до любви. Она так и осталась стоять на краю моста, чем-то похожая на птицу, готовую взлететь.

А вечером Дарган с Гонтарем уже рвались с постоялых дворов в круговерть мирных домов парижан. Оба были одеты все в те же черкески, башлыки развязаны, папахи заломлены на затылки, на ногах ноговицы для форсу спущены ниже колен. Дарган, как Гонтарь, как и остальные казаки, никогда не уступал дорогу солдатам и офицерам действующей русской армии, потому что считал себя выходцем из иного роду-племени, более гордого и свободолюбивого, нежели московские царские холопья. При встречах с армейскими служками на его тонком поясе лишь резче начинал покачиваться остро отточенный кинжал-гурда, как и шашка, как и любое другое оружие кавказского мастера по имени Гурда, особо чтимое среди джигитов в диких и неприветливых горных селениях. И этого было достаточно, чтобы разношерстное воинство, согнанное сюда со всех концов огромной страны, еще издали замечало казака и считало за благо свернуть в сторону.

Так получилось и сейчас, когда неожиданно возникший патруль, состоящий из нескольких солдат, попытался было преградить дорогу терцам длинными ружьями.

– А куда это мы засобирались, господа казачки? – грозно вопросил унтер-офицер, командовавший патрулем. – Показывайте пропуск, иначе завернем в обратную.

– Какой пропуск?! Эта территория под контролем нашей сотни. – Дарган тут же отставил ногу и схватился рукой за кинжал, Гонтарь немедленно последовал его примеру.

– По дневному патрульному делу – так, а вечером и ночью к гражданскому населению пускать никого не велено, – заартачился и унтер, большим прокуренным пальцем отводя назад курок, торчащий над прикладом ружья. Солдаты не спеша сняли с плеч оружие, а их командир с ухмылкой добавил: – Особливо казаков, уж больно они до местных мамзелек охочи.

– А тебе что, завидно? – насупился Дарган.

– Не завидно, но не велено. Да и завидно тоже, – решил сознаться служивый. – Не одним же вам бабские панталоны стаскивать.

– А ну с дороги, сермяжник, – наклонился вперед Дарган, до ломоты в суставах сжимая рукоятку кинжала. Он понял, что приказа не пускать воинство к гражданскому населению не существовало, а было устное пояснение, о котором известно давно и всем. И про казаков ефрейтор придумал для форсу. Урядник явственно ощутил, как вместе с ним напрягся всем телом и Гонтарь. – Не доводи до греха, потом разбираться будет некому.

– Но-но, полегче, дикое племя, – подаваясь назад, стушевался служивый. – Откуда мне знать, из каких вы рот-батальонов.

– Из Моздокского полка.

– Ясное дело, по черкескам видать… Уж и пошутковать нельзя.

– Отпусти ты их, Василий, не видишь, они только с гор спустились, – косясь на казаков, подсказал один из солдат постарше. – Они без нас где хочешь проскочат.

– Не держу я их, Кирьян. Они люди вольные, их дело, перед кем и за что отвечать.

Но Дарган с Гонтарем уже не слушали объяснений солдата, они скоро и мягко ступали по жестким булыжникам мостовой мягкими чувяками, пошитыми из выделанной кожи, направляясь к небольшой площади. Дарган знал наверняка, что девушка, одарившая его платком, тоже станет искать встречи с ним, потому что они оба давно хотели ее. Так бывало и у них, на Тереке, когда с одного взгляда начиналась долгая совместная жизнь, для приличия освященная в станичном молитвенном доме. Так, наверное, было принято и здесь. К тому же после войны французские женщины к победителям, какой бы национальности они ни были, относились больше с любовью, нежели с неприязнью. Это было связано с тем, что много их мужчин погибли в последних ужасных битвах, потому и возникла необходимость восстановить население страны с помощью вот такого нехитрого способа. Так объясняли любвеобильность местных дамочек умные головы, и это была чистая правда. Недостатка в женщинах в Париже не ощущалось со дня входа в прекрасный город русских войск.

Едва вырвавшись за кордоны, состоявшие из небольших групп уланов и гусар, отдельно от которых гарцевали на холеных дончаках, кабардинцах и ахалтекинцах разномастные казачьи отряды, Дарган поспешил на круглую площадь, вымощенную тесаным булыжником, расположенную перед каким-то зданием, таким громадным, что с одного раза его невозможно было охватить взглядом. Это была гора из круглых каменных колонн и блескучего стекла, у подножия которой всегда толпилось множество людей, в том числе и молодых девушек. С высоких ступеней разные люди говорили пространные речи, после которых горожане начинали еще добрее относиться к чужеземным воинам, занявшим их город и страну.