— Как интересно! И вы с ними познакомились?

— Раскланиваемся при встрече. Они приехали из Франции после того, как там начались беспорядки… а может, незадолго до этого, предвидя, что может случиться.

— Беспорядки?

— Лучше бы ты не сознавалась при дедушке в том, что понятия не имеешь о происходящем во Франции.

Он придет в ужас от твоего невежества.

— Там какая-то война или еще что-то?

— Настоящая война, и французы потерпели от пруссаков тяжкое поражение. Вследствие этого поражения здесь и оказались Бурдоны.

— Ты хочешь сказать, они покинули родину?

— Да.

— И теперь будут жить здесь?

Бабушка пожала плечами:

— Я не знаю. Но пока они живут в Хай-Торе. Мне кажется, они поселились туда специально, чтобы присмотреться, стоит ли его покупать. Впрочем, многое будет зависеть от событий во Франции.

— Что они за люди?

— Родители с сыном и дочерью.

— Очень любопытно, А как к ним здесь относятся?

— Ну, ты же знаешь, как в этих местах относятся к иностранцам, сказал дедушка.

— Девушка довольно милая, — заметила бабушка, — Ее зовут Селеста. Я бы сказала, что ей лет шестнадцать, верно, Рольф?

— Думаю, около этого, — подтвердил дедушка.

— А молодой человек — очень энергичный… не знаю уж, сколько ему… лет восемнадцать-девятнадцать?

— Да, примерно. Мы у них как-нибудь спросим.

Ты не возражаешь, Ребекка?;

— О да, конечно. А в общем, кажется дела здесь идут как обычно.

— Кое-какие изменения все же есть! Как я уже сказал, имеет место французское вторжение. Ну, а остальное и в самом деле осталось почти прежним. В прошлом году октябрьские шторма были особенно жестокими. Дождей выпало больше, чем обычно, и фермерам, конечно, это не понравилось. Миссис Полгенни продолжает отделять козлищ от агнцев и предвещать вечные адские муки грешникам, в число которых входит большинство из нас, исключая, разве что, ее лично. Дженни Стаббс ведет себя, как обычно.

— То есть разгуливает и что-то распевает?

Бабушка кивнула.

— Бедняжка, — тихо сказала она.

— И по-прежнему думает, что у нее вот-вот появится ребенок?

— Боюсь, что да. Но выглядит она довольной.

Надеюсь, что для нее все это представляется не таким трагичным, как для окружающих.

— Похоже, денек сегодня будет чудесный, — сказал. дедушка. — Жду-не дождусь нашей с, тобой прогулки.

Позавтракав, я поднялась к себе. Мисс Браун уже сидела в классной комнате.

В конюшне меня ожидал оседланный Денди.

— Хорошо, что вы опять приехали, мисс Ребекка, — сказал конюх Джим Айзеке.

Я ответила, что и сама рада возвращению, и мы немножко поболтали до прихода дедушки.

— Привет, — сказал он. — Все готово? Что ж, тогда мы можем отправляться, Ребекка.

Приятно было скакать по проселкам. Повсюду пестрели полевые цветы, воздух был наполнен запахами весны. В полях цвели одуванчики, ромашки, сердечники и кукушкины слезки; вовсю распевали птицы. Был разгар весны. Да, я вовремя приехала сюда.

— Так куда бы ты хотела направиться после Дори Мэйнор: к морю, на пустоши или просто проехаться где-нибудь по проселкам?

— Все равно. Здесь все доставляет мне радость.

— Такое уж тут настроение, — сказал дедушка.

Мы подъехали к Дори Мэйнор. Навстречу нам вышла тетя Мэрией, держа за руки своих близнецов.

Она нежно обняла меня.

— Джек! — крикнула она. — Посмотри, кто приехал.

Дядя Джек поспешил к нам.

— Ребекка!. — Он нежно прижал меня к груди. — Так приятно видеть тебя! Как ты поживаешь, а?

— Очень хорошо, дядя, а вы?

— Ну, теперь, когда здесь ты — лучше не придумаешь. А как прошла свадьба?

Я сообщила, что все было по плану.

Близнецы жались к моей юбке. Я нежно взглянула на них. Джекко и Анн-Мэри были прелестны. Джекко был назван в память о том молодом человеке, который утонул в Австралии вместе со своими родителями, а Анн-Мэри — в честь бабушки Анноры и матери Мэриен.

Они весело запрыгали вокруг меня, выражая свою радость. Анн-Мэри очень серьезно спросила, известно ли мне, что ей уже четыре года и три четверти, а в июне будет целых пять. Она с некоторым удивлением добавила:

— И Джекко исполнится столько же.

Я подтвердила, что это необыкновенно интересный факт, а потом выслушала Джекко, рассказавшего, что он уже стал лихим наездником.

Мы вошли в дом, которым дедушка очень гордился.

Было время, когда казалось, что дом находится в совершенно безнадежном состоянии. Дедушка собирался пойти по стопам своего отца и стать юристом, но бросил это дело и полностью отдался приведению в порядок Кадора.

Джек с гордостью продемонстрировал мне недавно отреставрированные гобелены, а Мэрией принесла бочонок своего домашнего вина. Пошли разговоры о поместье и, конечно, о свадьбе. Мэрией желала знать все подробности.

— У Анжелет теперь начнется совсем другая жизнь, — сказал Джек.

— Наверняка гораздо более интересная, — добавила Мэрией.

Я сразу почувствовала один из очередных приступов печали и жалости к себе, которые, по всей видимости, не собирались оставлять меня.

Распрощавшись с гостеприимным семейством, мы продолжили нашу прогулку и проехали около мили в глубь побережья. Впереди показался дом из серого камня, выстроенный на склоне холма.

— Хай-Тор, — сказал дедушка. — Трудно назвать это утесом, скорее, это маленький холмик, — Он достаточно высок, чтобы дом продувался насквозь, когда дуют штормовые ветра, — возразила я.

— Это вполне возмещается превосходным видом, который оттуда открывается. Стены здесь толстые и уже две сотни лет выдерживают любой шторм. Я уверен, что эти Бурдоны сумели сделать дом уютным и внутри.

— Наверное, очень грустно покидать свою страну.

— Всегда есть выбор. Можно было остаться и нести ответственность за все последствия.

— Вероятно, это трудное решение. Не представляю, чтобы ты когда-нибудь покинул Кадор.

— Надеюсь, такого и не случится.

— Без тебя, дедушка, Кадор стал бы совсем другим.

— Я влюбился в него с первого взгляда. Но этих людей я тоже могу понять. Не забывай, не так уж давно во Франции произошла революция, а поражение от пруссаков вконец расстроило их.

Мы не спеша ехали по извилистой дорожке, когда позади послышался стук копыт. Вскоре мы увидели двух всадников — девушку лет шестнадцати и молодого человека на несколько лет постарше.

— Доброе утро, — приветствовал их дедушка.

— Доброе утро, — ответили они, и уже по этим двум словам, произнесенным с сильным французским акцентом, я поняла, кто это.

— Ребекка, — сказал дедушка, — позволь представить тебе месье Жан-Паскаля Бурдона и мадемуазель Селесту Бурдон. Господа, это моя внучка Ребекка Мэндвилл.

Две пары живых, внимательных темных глаз изучали меня.

Девушка была привлекательна: темные волосы, темные глаза, оливковый оттенок кожи. Ее костюм для верховой езды был сшит отменно, и в седле она держалась очень грациозно. Пожалуй, то же самое относилось и к молодому человеку. Он был улыбчив и миловиден, обладал стройной фигурой и густыми черными волосами.

— Вы удачно устроились? — спросил мой дедушка.

— О да, да, мы устроились очень хорошо, не есть ли так, Селеста?

— Мы устроились очень хорошо, — тщательно выговаривая слова, повторила она.

— Ну и прекрасно. Моя жена хотела бы пригласить вас как-нибудь на ленч, — продолжал дедушка. — Как вы полагаете, это возможно?

— Это было бы для нас гран плезир.

— Ваши родители и вы вдвоем, так?

Девушка ответила:

— Нам нравится это очень сильно…

Ее брат добавил:

— Да, мы очень рады.

— Что ж, тогда не будем затягивать, — заявил дедушка, — Ведь Ребекка живет в Лондоне, и мы не знаем, долго ли она у нас погостит.

— Очень мило, — сказали они.

Мужчины приподняли шляпы, и мы разъехались.

— Кажется, они приятные люди, — сказал дедушка, и я с ним согласилась.